Ангел-стажёр (СИ) - Ирина Буря

Обошлось. Дверь в кабинет Стаса открылась от легчайшего толчка. Похоже, я преодолел-таки последнюю преграду. А, нет — в кабинете никого не было. Значит, он таки на земле. Значит, он таки сам не хотел со мной разговаривать. Интересно, что же это за операцию он проводил, в результате которой мы погибли и он меня теперь так настойчиво избегает? Заперся, внештатников привлек для дополнительной охраны — и решил, что я до правды не докопаюсь? Ну-ну, написание отчетов даже для карателей никто не отменял. А этот отчет — один из последних, должен где-то сверху быть…

Я повернулся, чтобы закрыть предательски распахнутую дверь и вдруг увидел на ней бумажку с корявой надписью: «Буду через 15 минут». Ничего не понимаю — он, что, не на земле? Тем лучше — несанкционированный обыск у карателей как минимум арестом кончится и не домашним. И если повезет. А так — вежливо подожду, и даже из невидимости пока выходить не буду, кто его знает, с кем он вернется. Может, услышу что полезное. Но ответы на свои вопросы я сегодня получу!

Эти пятнадцать минут мне пятнадцатью часами показались — даже мысль мелькнула пару раз, что часы все-таки остановились.

Стас вернулся один. Послышались шаги, резко распахнулась дверь, он сорвал с нее бумажку и грохнул этой дверью так, что у меня в ушах зазвенело. Не понравилось мне все это. А еще больше — выражение его лица. На нем лежала печать страшной усталости — или не менее страшных угрызений совести, этот как посмотреть. А смотреть и гадать у меня больше не было ни малейшего желания.

Я отступил, пропуская его, когда он пошел к своему столу, но тут же материализовался (вот с первого раза вышло!) и негромко кашлянул у него за спиной.

Он мгновенно обернулся, отскочив в повороте в сторону и ухватив стул, с которого посыпались какие-то папки. Я инстинктивно тоже дернулся — в другую сторону, под прикрытие дивана. Несколько мгновений мы — по-моему, в равной степени ошалело — смотрели друг на друга.

— Кретин! — вдруг заорал он. — Ты раньше не мог явиться?

— С какой стати я должен к тебе являться? — мгновенно ощетинился я.

— А с той стати, — ничуть не сбавил он тон, — что мне уже неделю приходится всем твоим врать, что у тебя все в порядке! Да еще и убедительно, чтобы они там бунт не подняли.

— Какой бунт? — от неожиданности опешил я. Вот как-то иначе я себе этот разговор представлял.

— Всеобщий, — уже чуть тише рявкнул он. — Или ты, умник, решил, — язвительно прищурился он, — что хоть кто-то там поверит, что это случайная авария была?

— А вот об этом хотелось бы поподробнее, — медленно произнес я, решив, если уж так сложилось, распутывать этот клубок с самого начала.

— Вот и мне хотелось бы, — добавил он в голос сарказма, — причем с самой первой минуты. Очень мне хотелось бы знать, из-за чего мне пришлось всю вину на себя брать, каяться, голову пеплом посыпать, репутацию — безупречную, между прочим — под удар ставить, пока ты в своих апартаментах отлеживался, в тишине и покое.

Я отлеживался? В тишине и покое?! Я вдруг понял, что хватаю ртом воздух — чтобы хватило на все эпитеты, которые я за земную жизнь наколлекционировал.

— Ну давай-давай, — ядовито процедил он сквозь зубы, — расскажи мне про раскаяние и угрызения совести. Это ты своему начальству можешь что угодно впарить, а мне не надо. Не первый день тебя знаю.

— Еще раз, — выдохнул я, как раз воздуха хватило.

— Ты еще издеваться будешь? — снова взвился он. — Опять погеройствовать захотелось, а расхлебывать снова мне? Ты почему на связь не выходил? — грохнул он кулаком по столу.

В голове у меня что-то стало проясняться. Ну, это если прояснением считать густой туман вместо полных потемок.

— Ты вызывал меня? — на всякий случай уточнил я.

— Да! — театрально развел он руками. — Всю неделю! Каждый день! По десять раз в день! И напрямую, и через ваших. Но мне же сообщили, что ты попросил уединения, — он почти выплюнул последнее слово. — Чтобы подумать. Ошибки свои, так сказать, осознать. А может, нужно было думать до того…

— Подожди, — остановил я его, и методично, пункт за пунктом рассказал ему о своем заточении, попытках связаться с ним, или хоть с кем-то, разговоре с моим руководителем, внештатниках, преградивших мне дорогу к нему, всех моих ухищрениях, чтобы обойти их…

С каждым моим словом лицо у него все больше хмурилось, а при упоминании о посте внештатников он и вовсе почти зашипел.

— Ладно, сочтемся, — пробормотал он, обращаясь явно не ко мне, и добавил, мотнув головой: — С этим я разберусь. Тут такой кипеш первые дни стоял, может, какие накладки и вышли. Но ты мне можешь, наконец, объяснить, — снова завелся он, — какого лешего ты вообще в тот день за руль сел? Как тебя под мою машину занесло?

— Да откуда я знал, что там твоя машина будет? — заорал наконец-то и я. — Что вы там вообще делали? Ты меня не мог предупредить, чтобы я в объезд поехал?

— Так я же тебе звонил! — снова засверкал он глазами. — Как только вы из города выехали! Но ты же трубку бросил!

У меня перед глазами вдруг замелькали обрывки картин из того последнего дня. Точно, он мне звонил. Но я машину уже с трудом удерживал и сказал ему, что перезвоню. И Татьяне кто-то звонил. Марина, сказала она мне. И она на тот звонок даже не ответила…

А потом я увидел ее руку в перчатке на моей, вцепившейся в руль, и внезапный, резкий поворот этого руля отнюдь не по моей воле…

— Стас, — очень медленно, очень с расстановкой начал я, — скажи мне пожалуйста … пожалуйста, что это была за операция?

Он смешался. Отвел глаза. Пожевал губами. Впервые в этом разговоре. Впервые на моей памяти. И это испугало меня больше, чем его яростный крик, сверкающие глаза и грохот сжатого кулака по столу.

— Давай-ка присядем, — сказал, наконец, он, и мне стало совсем не по себе.

Я слушал его, категорически отказываясь верить своим ушам. Задача по устранению Игоря и Дары с земли, поставленная ему высшим руководством. Планы по очистке их памяти. Его размышления, как сделать это с минимальным ущербом для них. Категорический запрет ему посвящать в эти планы любого из нас. Его выход на Марину как лицо, наименее связанное с детьми.

На этом моменте я глухо застонал, схватившись руками за голову.

Встреча Татьяны с ним.