Зверь - Иван Сербин

Один из охранников, молчаливый тип по фамилии Бателли, был совершенно лыс, имел рост порядка метр семьдесят и явился в длинном плаще, из-под которого торчали «найковские» кроссовки.

Небо, весь день томившееся дождем, наконец разрешилось от бремени. Невероятно сильный ливень, смешанный с мокрыми лохмотьями снега, словно гигантский пресс обрушился на землю, стремясь расплющить дома, людей, деревья, автомобили. По асфальту, захлестывая тротуары, неслись настоящие реки, с каждой минутой становившиеся все полноводнее и быстрее. Машины плыли по ним, словно лодки, поднимая высокие горбатые волны. Жадно распахнутые пасти водостоков с ревом втягивали воду, однако ее не становилось меньше. Резкие порывы ветра горстями швыряли тяжелые капли в лица прохожих. Москва зацвела узорами зонтов.

— Вот это хлынуло так хлынуло, — проворчал Каменный, глядя сквозь подернутый мутной серебристой пленкой лобовик «рафика» на размытый, тающий под дождем мир. — Давненько такого не было.

— Нам на руку, — отреагировал Красавец, поворачиваясь к молчавшим членам «команды». — Ну что, дантисты-домушники, погодка — загляденье. Лучшей и не пожелаешь. Конечно, придется помокнуть, но тут ничего не поделаешь. Как говорится: издержки профессии. Действуем по оговоренной схеме. Высадим вас в полукилометре, на повороте, подберем через два с половиной часа там же. Если не вернетесь в назначенное время плюс пять минут контрольных, мы уезжаем. Опоздавшие добираются до города сами. Нас не искать. Свяжемся с вами в нужное время.

— Очень оптимистичное заявление, — хмыкнул Беленький.

— Теперь экипировка, — продолжал Красавец. Он взял стоящую на сиденье сумку-баул и расстегнул «молнию». — Распылители с нервно-паралитическим газом, эти — с горчичной вытяжкой. Учтите, и тот, и другой надежно отключают максимум на десять минут. Так что не тяните. Вырубили — связали, вырубили — связали. Дальше, гранаты с веселящим газом. От них сперва долго хохочут, а потом некоторое время спят. После применения лучше подстраховаться дитилиновой капсулой. — Фээсбэшник продолжал потрошить сумку, передавая вооружение «бойцам», а те рассовывали боеприпасы по карманам. — Это светошоковые гранаты «Заря». Отличная штука. Если не знать, что шарахнет, вполне можно и в штаны наложить от неожиданности. Бывали случаи. Поаккуратнее с ними. Рванет в руке — считайте, что остались без пальцев, а то и без всей кисти.

— Может, мне застрелиться прямо здесь? — ухмыльнулся Беленький и подмигнул товарищам. — У них ведь что ни оружие, то недоразумение. Одно действует только десять минут, второе в руках взрывается. Операция получается — атас. Акт массового суицида.

— Многословие — первый признак страха, — словно между делом заметил Красавец. — Это, — он порылся в сумке и извлек на свет большие черные пистолеты, — пневматическое оружие и… где они? А, вот… запасные обоймы. Каждая обойма — пять выстрелов. Наполнитель — двадцатипятипроцентный раствор дитилина. Учтите, полное обездвиживание наступает в течение пяти-семи секунд. Шесть респираторов. Надевайте, как только войдете в дом. Три саперные лопатки. Рации. Смотрите, не потеряйте. Нам за них отчитываться. Все.

— А?… — начал было Руденко, но фээсбэшник перебил его:

— Вот, — он вытащил из-под сиденья длинный черный футляр-кофр. — Все необходимое внутри. Теперь точно все.

«РАФ» с внушительной скоростью летел по Волоколамскому шоссе в сторону Истры. Несмотря на плохую дорогу, машина шла ровно. Мотор урчал мощно, без напряжения. Гектор не сомневался: понадобись Каменному выжать из движка еще сотню километров в час — тот выдаст запросто.

Гектор посмотрел на сидящего рядом Жукута:

— Ты чего такой мрачный, Боря?

— Да бумажник, понимаешь, куда-то задевал, никак найти не могу. А в нем все: денежки, документы, книжка записная. Деньги-то — Бог с ними, документы тоже восстановлю как-нибудь, а вот книжка… У меня ведь на цифры память плохая. Ни одного телефона так не помню…

— Не волнуйся, найдется, — уверил его Гектор. — Засунул куда-нибудь и забыл. Со всеми такое случается время от времени.

Проехав Истру, «РАФ» свернул налево, к водохранилищу. Со всех сторон замелькали коттеджи, особнячки «новых мира сего». Их тут было довольно много. Грибы-ягоды-рыбалка, леса-водоемы, свежий воздух. Отличные места и не слишком радиоактивные, наверное. Как говорил приятель-грузин: «Щэдэвра».

Гектор взирал на размытые ливнем яркие пятна построек совершенно равнодушно. Никак не мог отвлечься от мыслей о предстоящей операции. «Броник» давил на плечи, пятнистый армейский камуфляж, слишком свободно обволакивающий фигуру, нагонял уныние. Равно как и высокие армейские бутсы. Не привык он к такой одежде. Лучше бы в своем, в спортивном. Но дело есть дело. Понадобилось бы идти нагишом, пошел бы, куда б делся?

С отменной, идеально ровной, без трещинок и колдобин, асфальтовой дороги микроавтобус свернул на текущую грунтовку. Полетели во все стороны коричневатые брызги. «РАФ» тряхнуло отчаянно.

— Не могли они себе подъезд получше соорудить, — ругнулся Ильин. — Черт, язык прикусил. Такими бабками ворочают, а на мелочах экономят, придурки.

— Не скажите, Антон Александрович, — усмехнулся Красавец. — Не скажите. Тут тоже свой расчет имеется. Увидишь такую, прости Господи, дорогу — и ехать не захочется. Сразу понимаешь: нет там впереди ничего, кроме болота непролазного и халупы покосившейся. А живут в ней три пса приблудных да пара московских интеллигентов. Так-то. Психологический фактор. Ну, парни, выгружайтесь. Приехали.

«РАФ» тяжело просел набок, самостоятельно пополз куда-то в сторону по осклизлой жирной глине и наконец замер под углом в сорок пять градусов, уставившись фарами в черные верхушки сосен.

— Дьявол! — снова ругнулся Ильин. — Как на корабле во время шторма.

Они открыли дверцу и один за другим выпрыгнули под дождь. Оступившийся Беленький рухнул лицом в грязь, попытался встать и снова упал, выматерился смачно.

— Ну помогите кто-нибудь, что ли? — буркнул он.

Ильин и Трубецкой подхватили пловца под мышки, рывком подняли на ноги. Гектор отбросил назад мокрые волосы, с которых ручейками текла Вода, осмотрелся. Окна ближайших коттеджей были темны. Люди спали. Где-то далеко — а может быть, и не очень, дождь здорово глушит звуки — кутили. Как и положено, с музыкой, истошными воплями и пальбой по тучам из импортно-помповых «берданок». Словом, по полной программе.

— Пошли? — спросил Руденко, подхватывая кофр.

Из темного дверного проема высунулся Красавец. Он вцепился обеими руками в борт, сказал громко, пытаясь заглушить ветер:

— Парни, сверим часы. — Фээсбэшник отпустил одну руку и едва не ввалился спиной в салон. Каким-то чудом ему удалось поймать равновесие. Посмотрев на циферблат, он каркнул заполошно: — Половина второго! — и все-таки сорвался, канул в темноту. В салоне что-то с грохотом опрокинулось.

Беленький откровенно заржал. Остальные просто смотрели на распахнутую дверцу «РАФа».

Первым нарушил ожидание Ильин. Подавшись вперед, он проорал вслед «павшему» фээсбэшнику:

— На наших столько же! — И хмуро кивнул остальным: — Потопали, что ль? Он там, может, до утра теперь валяться будет, а нам еще полтора километра пехом тащиться. И так времени в обрез.

Все шестеро, оскальзываясь и матерясь, зашагали по дороге. Увереннее всех, как ни странно, держался Трубецкой. Даже не споткнулся ни разу. Даром что слепой. Метрах в двухстах от поворота началась хорошая дорога. Асфальтовая, гладенькая. Закатанная с едва заметным уклоном, чтобы дождевая вода стекала в дренажные канавы. Идти стало легче. Минут через пятнадцать сквозь сосновую стену проглянуло яркое желто-голубое пятно света. Казалось, в дождливой темноте висит живое сияющее нечто. Группа остановилась.

— Тимофей, — позвал Гектор Трубецкого. — Ты все помнишь?

— Конечно, — ответил тот.

— Прячься.

Слепой легким, скользящим шагом двинулся к обочине. Через секунду его крепкая гибкая фигура растворилась на фоне деревьев.

— Партизан, блин, — хмыкнул Беленький. — Гомер, ты здесь еще? Или слинял уже?

— Не кричи, — посоветовал слепой из темноты.

— Во, — расплылся Беленький. — Я ж говорил, партизан. Человек-невидимка, твою мать.

Гектор поднес к губам рацию:

— Тимофей, проверка. Как слышишь?

— Отлично слышу, — отозвался тот. — Без рации было лучше, но ничего, переживу как-нибудь.

Гектор улыбнулся.

— Мы пошли, — сказал он. — Если через два часа нас не будет, уходи.

— Удачи, — ответил слепой.

Леня не раскопал ничего. Запрос, касающийся Жнеца, отправил, но ответа пока не получил. Спортсменов в Москве как собак нерезаных, из них тех, что вышли в тираж до срока, — львиная доля. Половина в бандитах подрабатывает, вторая терпеливо ждет своей очереди. С циркачами и того сложнее. Все в разъездах. Кто халтурит, кто на гастролях, никто ни про кого ничего толком не знает. Не то что раньше. Был себе Союзгосцирк, отправил туда официальный запрос — и дело в шляпе. А теперь? Как в лесу, хоть складывай ладони рупором и «ау» кричи. Но список он, Леня, все-таки надыбал, вот. Две с половиной сотни спортсменов и сотня циркачей. Все подходят по возрасту.