По ту сторону фронта - Георгий Брянцев

Из бани стали выходить помывшиеся, распаренные партизаны.

— А на дворе-то что делается, матушки мои!…

— Завертывайся поплотней, а то как бы насморк не поймать!

— Это черт с богом драку затеяли. У них тоже война.

Дымников выскочил в предбанник последним и доложил:

— Печку для вас раздул на славу и пару подбавил.

— Спасибо, Сережа, — сказал, поднимаясь, Пушкарев. — Пойдем, Георгий Владимирович, косточки попарим.

Перед вечером Усман Рузметов в своей землянке инструктировал партизан, отправлявшихся на железную дорогу и в села, занятые немцами. Подрывникам предстояло произвести взрывы на железной дороге одновременно в шести точках. Рузметов проверил заготовленные подрывниками мины, взрыватели, запалы. В это время вошел посыльный.

— Товарищ младший лейтенант! В штабную требуют, — доложил он.

— Ну, все, — сказал Рузметов подрывникам. — В вашем распоряжении час. Через час, чтобы ни одного из вас в лагере не было. Как возвратитесь, прямо ко мне. Счастливо! — Он отпустил людей. — Кто меня требует? — спросил он посыльного, убирая со стола карту и складывая ее в полевую сумку.

— Капитан.

Оправив стеганку, потуже затянув поясной ремень и повесив автомат на шею, Рузметов вышел вместе с посыльным. Еще не дойдя до штабной землянки, он услышал громкий голос Зарубина. Посыльный сказал, понизив голос:

— Дает жизни капитан. Там один сволочуга отыскался из вашего взвода.

Рузметов прибавил шагу.

Землянка была полна народу. Тут были Пушкарев, Добрынин, Костров, дед Макуха и еще несколько партизан. Зарубин отчитывал бойца из взвода Рузметова — подрывника Редькина. Это был высокий, длиннорукий человек тридцати лет, с острым скуластым лицом, с редкими рыжеватыми волосами, зачесанными назад. Во взводе его почему-то недолюбливали, да и сам Рузметов не питал к нему симпатии, хотя причин к этому как будто и не было. Редькин исправно нес службу, ходил, как и остальные, на задания, но с товарищами не дружил и держался всегда обособленно. Рузметов объяснял это его угрюмым характером.

— Вот, товарищ командир взвода, — резко сказал Рузметову Зарубин, — полюбуйтесь своими людьми. — И, глядя с холодным презрением на стоявшего перед ним Редькина, добавил: — Такие бойцы нам не нужны! Ты опозорил имя и честь партизана! Доживем до конца войны, судить тебя будем.

Редькин стоял ссутулившись и с безразличным видом смотрел в маленькое окошко землянки. Можно было подумать, что речь идет о ком-то другом, а он лишь является свидетелем всего происходящего.

— Иди! — сказал Зарубин и проводил Редькина негодующим взглядом.

— Никак не предполагал, что среди нас может оказаться такой подлец, — с сердцем произнес он, когда дверь закрылась за Редькиным. — Вот что значит беспечность и благодушие. Думаем, что одного названия — «партизан» — достаточно для того, чтобы верить человеку. Для нас это серьезный урок, товарищ Рузметов. Сделайте для себя вывод. У меня к вам до этого не было претензий, хочу, чтобы и дальше так было.

— Товарищ капитан, — заговорил Рузметов, — я ведь ничего не знаю.

— Вот и плохо, что вы не знаете, — подхватил Зарубин. — В том-то и беда, что мы не знаем того, что нам следует знать. Тут вина и моя и комиссара, но в первую очередь — ваша. Непосредственный начальник должен знать своих людей не только по именам и фамилиям. Он обязан знать, чем живут, чем дышат его люди, как проводят свободное время, с кем дружат, на что каждый из них способен. А вы — командир взвода и не знаете, какие гадости творит ваш Редькин. Да я, когда командовал взводом, даже лошадей знал по кличкам, знал, какая из них хромает, у какой набита холка. А вы людей своих не изучили. Спасибо товарищу Макухе. Хоть один человек бдительный нашелся. Немедленно же отправьте Редькина на северную заставу и пусть там сидит бессменно.

Рузметов молчал, — он все еще терялся в догадках, какой проступок мог совершить этот долговязый Редькин.

Дело началось, как это часто бывает, с мелочей. Старик Макуха, страдавший бессонницей, заметил, что по ночам, когда все в землянке спят, Редькин тайком грызет сахар, которого уже очень давно никто из партизан не видел. Так продолжалось две ночи. Это вызвало подозрение у деда Макухи, и он решил проследить за Редькиным. На третью ночь, когда все заснули, Макуха сделал вид, что тоже спит. Редькин встал, оделся и бесшумно покинул землянку. Макуха осторожно последовал за ним. Они шли в сторону от лагеря по дороге, затем по проторенному следу свернули в чащу. Но вот Редькин остановился и, опустившись на корточки, стал копаться в снегу. Он что-то доставал из-под снега и прятал в карманы. Макуха тихонько подкрался к увлеченному своим занятием Редькину и обнаружил, что тот возится с парашютным мешком. Тогда, сдернув с плеча автомат, Макуха скомандовал: «Руки вверх!»

Из допроса Редькина выяснилось, что мешок был выброшен на парашюте в ту ночь, когда отряд совершил налет на эшелон с молодежью, угоняемой в Германию. Редькин в операции не участвовал и слышал, как самолет несколько раз пролетел над расположением лагеря. Не заметив никаких сигналов, летчик пустил две ракеты.

По звуку мотора Редькин догадался, что самолет советский и прилетал он не напрасно. Редькин начал обшаривать все вокруг и вскоре нашел парашютный мешок. Он не сказал никому о находке, — решил сам воспользоваться ею.

Немного успокоившись, Зарубин вытряхнул на стол содержимое мешка. Там оказались медикаменты, свертки газет, пачки табака, запалы и взрыватели, патроны к автоматам, а на самом дне небольшой конверт на имя капитана Кострова и в нем маленькая зашифрованная записка.

Всех охватила радость.

— Значит, кто-то из наших посланцев добрался до командования и выполнил задачу, — сказал Пушкарев и, взяв в руки листок, испещренный двумя рядами цифр, стал вертеть его в руках.

— В этом сомнения быть не может, — уверенно заметил Зарубин. — Если бы груз предназначался не нам, то в нем не было бы этого конверта.

Шифром владел только начальник разведки Костров. Он немедленно удалился в пустую окружкомовскую землянку и, не обращая внимания на холод, стоявший там, принялся расшифровывать письмо.

Уже через несколько минут он убедился, что с расшифровкой что-то не получается: то ли он забыл ключ, то ли в тексте письма что-то было спутано. Он применял разные варианты, переставляя цифры, пытался разобраться по смыслу, но безуспешно. Когда кто-либо заходил к нему с вопросом, начальник разведки только отмахивался и не говорил ни слова. Он отказался от обеда и лишь приказал растопить в землянке печь.

— Вот не везет, так не везет, — досадовал Пушкарев. — Хоть волосы на себе рви.

— Побереги волосы! — шутил Добрынин. — У тебя их и так на полторы драки осталось.

Хотя комиссар и не показывал виду, но он тоже нервничал и расхаживал по землянке, покусывая ус.

В самом деле, обидно получалось. Ведь важнее всего было не содержимое мешка, а именно содержание коротенькой записки, не поддававшейся расшифровке: возможно, там шла речь об условиях дальнейшей связи или было какое-нибудь предупреждение.

Когда день подходил к концу, в штабную землянку быстро вошел Костров.

— Вот пока все, что мог разобрать, — объявил он. — Мешков сброшено два. Надо искать второй. Это какая-то шарада, а не депеша. У меня уже мозги набекрень.

Зарубин немедленно приказал поднять всех людей и разослать на поиски.

— Пойдемте все, — обратился он к Пушкареву и Добрынину. Те не возражали.

— Голубчик, Георгий Владимирович, — просительно сказал Пушкарев Кострову, — а вы уж поломайте голову еще… Вдруг еще пара словечек прояснится, — и, схватив автомат, он выбежал из землянки.

Костров вышел, набрал пригоршню снега, потер лоб и снова отправился в окружкомовскую землянку.

Поиски, закончившиеся поздно ночью, ничего не дали. Партизаны вернулись усталые, с пустыми руками.

— Что делает Костров? — спросил Зарубин, проходя мимо окружкомовской землянки, в которой мерцал тусклый огонек. — Давайте заглянем.

— По-прежнему мозгами ворочает, — сказал Добрынин.

Они вошли в землянку. Костров сидел за столом и дремал над злополучным письмом.

Рано утром, до восхода солнца, когда мороз особенно пробирает, на передовую заставу пришел неизвестный человек в лохмотьях, худой, обросший, почти разутый. Он потребовал, чтобы его отвели к самому большому начальнику.

На заставе на всякий случай обыскали его, а потом привели к Зарубину. Человек рассказал, что недалеко от своей деревни, в лесу на сосне, он обнаружил парашют с грузом, снял его и спрятал.

— Видать, для вас это гостинец, — спокойно заключил он.

— Далеко отсюда? — оживился Зарубин.

— Верст пять, не боле…

— А как ты нас нашел?

Крестьянин ухмыльнулся, шмыгнул носом, утер его рукой и ответил: