Елка в подарок - Фредерик Дар

- Подожди, у меня есть еще одна мысль! Нет ничего лучше лихорадки, чтобы стимулировать мыслительный процесс.

- Тебе бы хорошо поспать, Антуан. Будь послушным мальчиком и померь температуру. Мне кажется, у тебя сильная лихорадка...

- Ладно, сейчас... Позволь мне закончить... Предположим, коварный Аква не убивал свою падчерицу до сдачи дома в аренду. Предположим, у него был сговор с жильцом... Он же знал, что перед ним бандит. Познакомившись с ним поближе, Аква просит Анжело найти кого-нибудь, чтобы тот замочил девицу. И макаронник соглашается по причинам, мне пока неизвестным. Если Аква и Равиоли сообщники, то тогда все ясно. Зная, что в саду уже лежит один труп, Анж преспокойненько закапывает там и Келлера!

Похоже, мой голос сел настолько, что маман решает закончить беседу. Она встает с кресла.

- Поспи немножко, Антуан.

Она целует меня в лоб, гасит свет и выходит. Через щели в ставнях в комнату прорываются солнечные лучи. День вступает в свои права и бесцеремонно напоминает о моих обязанностях. Наплевать! Я прячу нос в подушку и закрываю глаза.

Глава третья

В которой Берю решает надеть на нос темные очки

Ну вот, приехали! У меня зашкалило за тридцать девять. Термометр категоричен, с ним не поспоришь. Маман встревожена, но одновременно и обрадована тем обстоятельством, что можно задержать меня хоть немного дома. Я в полном ее распоряжении, и она тихо колдует надо мной. Обычная батальная сцена: борьба с ангиной и гриппом. Эвкалипт! Приоткрытые ставни! Радио в соседней комнате приглушено до предела. В глубине души мне это очень нравится. Я как бы возвращаюсь в свое детство. Хочется, чтобы мне почитали вслух "Красную Шапочку", и я знаю, если буду послушным, мне дадут медовые конфетки - такие вкусные, пухлые, круглые, покрытые кристалликами сахарного песка и с жидкой начинкой.

Да, как когда-то... Тогда еще бандиты, убийцы и полицейские для меня не существовали.

Я слышу, как хлопает дверца машины. По той элегантной манере, с какой скрежещет гравий под ногами, догадываюсь, что через минуту в мое жизненное пространство (если так можно назвать нынешнее мое состояние) ввалится Берю.

И действительно, его голос заставляет дрожать оконные стекла:

- Так, значит, заболел наш баловник?

Фелиция уже успела сообщить в Контору это пренеприятное известие.

Толстяк вдвигается в комнату. Сегодня он похож на испорченный зуб. Двести граммов синего под глазом, нижняя губа треснула и вспухла, физиономия небрита, карман плаща оторван и болтается. Его галстук, обычно похожий на веревку, теперь напоминает разорванную велосипедную шину.

- Значит, чувствуешь себя разбитым? - сердечно спрашивает он.

- Этот вопрос скорее следует задать тебе, Толстяк! Трудно подобрать слова, чтобы описать твою физиономию.

Он снимает истрепанную ветрами и заляпанную жиром бесчисленных стоек шляпу.

- Да, сегодня я не в форме.

Все ясно, он опять вляпался в какую-то историю, можно и не продолжать.

- Ладно, хватит хныкать, выкладывай, какая катастрофа над тобой пронеслась?

- Да так, чепуха!

- Говори, я оценю!

В рассеянности он кладет шляпу на мою постель.

- Положи ее на пол. Мне и так хватает микробов в глотке, а из-за твоей бактериологической бомбы меня и вовсе прямиком отправят на кладбище.

Не без внутреннего протеста он подчиняется и умоляюще канючит:

- Можно присесть, а то ноги гудят.

- Садись.

Кресло под Толстяком в ужасе прогибается, и одна из пружин истерично вопит.

- Так вот, - запевает Берю. - Вчера я застрял у Адели...

- Какой Адели?

- Ну, у консьержки в том доме, ну, у той, где...

- Понял, валяй дальше!

- Мы болтали с ее мужем. Кстати, он работает ночным сторожем на фабрике тертого сыра, представляешь?

- Без отступлений и ближе к делу! - отрезаю я. - Дальше!

- Как это без отступлений? Ты что, перегрелся? Ах, ну да... у тебя температура! Словом...

Толстыми пальцами с ногтями в трауре он слегка дотрагивается до синяка под глазом.

- Словом? - тороплю я.

У Толстяка явно туго варит котелок. Похоже, не повредит как следует его встряхнуть, чтоб мозги встали на место, - иногда помогает!

- Ее муж - бравый парень. Получил производственную травму, нога деревянная, знаешь, такая, отстегивается... Ночью хранит под кроватью...

- У него нога деревянная, а у тебя башка, идиот чертов! Будешь ты наконец говорить или нет!

- Как я могу доложить о ситуации, если ты меня все время перебиваешь? У тебя, я заметил, просто мания вставлять дурацкие шуточки, когда мы с Пино представляем свои доклады.

- Протест отклонен! Продолжайте, инспектор...

Он облизывает нижнюю запекшуюся губу языком, похожим на квач для чистки унитазов.

- Значит, я сажусь в засаде, как ты мне велел. Ну, мы болтаем о том о сем. Супруги, естественно, любопытствуют по поводу своего жильца и что я, собственно, тут делаю, почему да как. Но я умело обхожу их вопросы. Наоборот, задаю их сам. Узнаю, что малый не работает, был функционером в Африке и живет на улице Баллю всего пару лет. Его падчерица покидает дом редко, и только в кресле-каталке. И муж Адели даже помогает иной раз спустить ее с третьего этажа. Что, это, скажешь, тоже не имеет значения? вопрошает он с иронией.

Горло болит все сильней и сильней. Когда я глотаю, такое ощущение, будто в глотке ковыряют рашпилем.

- Примерно в одиннадцать вечера выходит из дома твой Аква. Я тут же беру себя за руку и веду спокойненько за ним, как будто на прогулку вышел. Словом, делаю вид, что мне на него наплевать... Он направляется пешком к площади Трех святых. Мы на улице Бланш, ориентируешься?

- Только не надо мне рисовать карту Парижа!

Сукин сын! Он словно нарочно заставляет меня встревать, чтобы проверить, насколько сильно болит моя глотка.

- Вдруг появляется такси, которое следует к площади Бланш, свободное, как назло! Аква делает знак. Такси останавливается, он садится - и привет, мамаша! Я чуть не сожрал свою шляпу от досады! Ну что тут делать? На горизонте больше ни одной машины, стоянка такси за полкилометра... Я понял, что потерял его, - тут ничего не попишешь - и решил возвратиться в засаду.

Как жаль! - криво усмехаюсь я.

- А что бы ты сделал на моем месте, а? Скажи, раз такой умный! жалобно оправдывается Берю.

Да, действительно, что тут поделаешь! В нашей работе, проклятой, как мы сами, такое случается: тип, за которым следишь, вдруг прыгает в машину и был таков, а на горизонте больше ни одной тачки.

- И во сколько он вернулся?

- В три утра!

Я озадачен.

- Интересно! А еще такой правильный старичок! Мастер нравоучительной проповеди!

- Вот и я говорю... Мы поджидали его, Адель и я, играя в карты. Эта подлюга выиграла у меня тысячу франков! Ей бубны будто сами в руку лезли. А у меня четыре короля! Потом выложил четыре дамы! Твою мать! Я уж не говорю о четырех валетах, и еще...

- Рассказывай дальше!

- А что дальше?

- Ну вернулся Аква на базу, и что потом? Берю засовывает два пальца в щель между жиром шеи и жиром рубашки.

- И здесь я дал маху, Сан-А, согласен! Но ты же понимаешь, как это бывает! Муж Адели ушел... А когда ты остаешься наедине с женщиной, которую хорошо знал когда-то еще девушкой, то прежняя близость, то да се, влияет...

У меня нет сил перебивать его, пусть болтает, пустомеля!

- И поднимается в нас обоих волнение, Сан-А. Веришь, будто жаром обдало. Я посмотрел на Адель, забыл про ее усы, расползшиеся формы, помню только про родинку на ляжке, как когда-то... И потом, там было так жарко, в ее каморке... Словом, разморило, сам понимаешь...

- Не понимаю, - выдавливаю я, не моргнув глазом.

- Ах вот как, не понимаешь! Тебя мама, значит, научила, что детей находят в капусте?! Мы после карт сели рядом, давай вспоминать... Ну так, самую малость, руки друг на друга для смеха положили, а потом, знаешь... В общем, пробрало... Я не хотел - ее муж хороший парень, Эварист... Но женщины, друг мой, когда их проберет, то тут хоть паяльной лампой жги, они все равно своего добьются! Фатализм какой-то! Кроме того, у консьержек в конуре все под рукой: шторки задернул и уже на кушетке - хопля, кушать подано!

- Ты просто шут гороховый, Берю! Знаешь, что с тобой за это надо сделать?

- Нет.

- Даже не выгнать, а просто высечь!

- Это тебя так лихорадка бьет по башке, что ли? - огрызается соблазнитель.

- Ты же ведешь себя как свинья! Сидеть в засаде таким образом недостойно человека, который каждый месяц получает нехилую зарплату за охрану общества от подонков.

- Знаешь, я когда-то ошибся дверью. Хотел быть пастором, но видишь, как все вышло!

Болезнь удерживает меня от взрыва благородного негодования, и, предчувствуя, что его история далека до завершения, я приказываю поскорее подвести итог.

- Так вот, Адель, если хочешь знать, и сейчас женщина будь-будь. Если бы была академия любви, то ее надо было бы поставить профессором на факультете зоологии...