Такси счастья (СИ) - Лунина Алиса

Она выпила корвалол, который на нее действует, как верное сонное средство. Тридцать, нет, сорок (чтобы наверняка!) капель.

Ну, всем пока, сейчас заснет… Хи-хи… Как сказал философ Сковорода: «Этот мир ловил меня, ловил, но не поймал».

***

Проводя нас через многочисленные испытания и топя в море неудач, иногда судьба дает всплыть на поверхность, чтобы мы могли глотнуть воздуха.

Когда Саше показалось, что сумерки сгустились до степени «схожу с ума», и даже ее могучий одесский запас жизнелюбия, солнца и смешинок стал иссякать, раздался спасительный звонок.

— Арсений?

Саша не поверила своим ушам и не сразу уверовала в возможность спасения. Но ее друг был великодушен и с ходу стал настаивать именно на оптимистичном варианте развития событий.

— Санька, что с тобой? Москва, да? Осень, да? Серые улицы, да? И все достало?

Она возопила, задрыгала ногами, закивала, как припадочная: «Да! Да! Ваша правда!»

— Я так и думал! — хмыкнул Арсений.

Сашин друг Сеня — буддист и очень симпатичный парень. Он сумел так выстроить свою жизнь, что вообще не обращает внимания на такие общечеловеческие проблемы, как деньги или кризис. Познакомились они три года назад, когда Арсений устроился работать в Сашину контору дизайнером. Проработав полгода, он ушел в свободное творчество, и они подружились уже после его увольнения.

Арсений Сашу каким-то удивительным образом понимает, например, он лучше ее самой может сформулировать ее желания и дать в самый подходящий момент ценный совет, или выписать ей пару справок с диагнозом и рецептом лечения.

У Сени есть свой сайт, ставший весьма модным, и он, между прочим, мог на этом сайте срубить немерено денег, но ему не надо. Правда, не надо. Потому что Сеня вернулся из Индии, просветлился и осознал: ничего не нужно. Арсений носит на пальце кольцо из гвоздя, вытащенного из плота, на котором по Гангу перевозят покойников, четки на запястье, медитирует и, кажется, давно понял что-то такое, до чего лично Саше еще шагать и шагать.

Уловив ее похоронное настроение, друг предложил:

— Ну чего, Сань, давай лечиться?

— Чем?

— Гомеопатией! Бери билет и приезжай!

Она растерялась:

— А ты где?

— В самом депрессивном городе на свете — Петербурге. Сюда надо ехать, если депрессия отгрызает голову. Принцип гомеопатии — лечить подобное подобным.

— Сень, ты же вроде был в Индии?

— Да, потом расскажу, на месте. Слышь, Санька, приезжай в Питер! Только быстро — я тут буду еще два дня. Потом в Москву вместе вернемся.

«Сень, ты все-таки точно того… ку-ку! Звонишь среди ночи и думаешь, я сразу полечу в Питер? Да, может, у меня работа, куча дел! Сам сиди в своем Питере и не дергай меня! Не отвлекай!» — подумала она, а вслух выпалила:

— До встречи!

А какие могут быть сомнения? Надо ехать! Лечиться гомеопатией и дружбой.

Кстати, хорошо, что Питер, а не, к примеру, Нью-Йорк! Арсений будто специально подогнал вояж под ее нынешние обстоятельства.

Это у них с Сеней такая любимая игра.

Началось так. Два года назад Арсений вдруг исчез без предупреждения, а потом позвонил из Италии и в присущей ему манере произнес:

— Саня! Рим — Вечный город! История, солнце и много вкусной еды! Понимаешь?

Ну, она, конечно, понимает, что тут непонятного?

— Тогда приезжай!

Она испугалась:

— Куда?

— В Вечный город!

— Когда?

— Сейчас! Бери билет!

— Сень, а ты, часом, не сумасшедший?

И к сумасшедшему, на всю голову больному другу, она сразу, плюнув на работу и обстоятельства, полетела в Рим.

Позже аналогичный номер Арсений выкинул с Прагой. Неожиданно позвонил и, хихикая, сообщил, что в Праге сейчас чудесная осень, все такое рыжее, красивое, соборы парят в небе, Влтава несет воды, а в чудном ресторанчике так кормят, что он просто «не мог не поделиться с другом».

Они встретились в Праге, и осень действительно была сказочной, с соборами, Влтавой и ресторанчиком, где по вечерам играли музыканты.

Следующим местом встречи почему-то оказалась Кострома. Когда Сеня позвонил, Саша уже была готова к чему-то волнующему, ожидая, что он назовет очередные пароль и явку, и это могло быть все, что угодно, любая точка мира, Аляска, например, или Португалия, а он вдруг сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кострома!

Она растерялась.

— Чего?

— Кострома!

— А почему Кострома?

— А почему бы и нет?

Саша отправилась в Кострому, и ей там понравилось.

Этим летом Арсений уехал на Гоа. Звонил оттуда, приглашал приехать, но у Саши не получилось. Она сдавала сложный проект, и вырваться не было никакой возможности. А потом настала осень, и вскоре все ухнуло в тартарары, в смысле, всех догнало кризисом. Отъездились. Сидите теперь.

Сейчас, когда она вспоминает их с Сеней путешествия и приключения, ей кажется, что это было в другой жизни.

…Самый депрессивный город на свете встретил, как и положено, серым свинцом неба в висок, ядом невской водички в кровь, штормовым ветром, который сносил остатки кровли с Сашиной прохудившейся крыши. Вот куда надо ехать стреляться, вешаться, сводить счеты с жизнью каким-нибудь иным способом, вплоть до самого экзотического. Определенно, в этом городе доступны два варианта: похоронить свою тоску и выздороветь или похоронить себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Арсений стал склонять Сашу к первому варианту сразу, как только встретил ее в аэропорту.

Друг на фоне осеннего Петербурга смотрелся экстравагантно. Он и так от природы был смуглый, а в Индии загорел просто до неприличия, к тому же оделся Сеня в пику унылым серо-коричневым тонам, преобладающим в одежде петербуржцев, в яркие жизнерадостные цвета, с преобладанием оранжевого. Арсений вообще придерживается теории, что в каждый день недели нужно носить одежду определенного цвета. В этом имелся какой-то особенный смысл, непонятный для Саши и очевидный для Арсения. Кроме того, он считал, что так проще помнить дни недели.

Двухметровый, смугло-шоколадный, с ярким оранжевым шарфом вокруг шеи, Арсений подействовал на Сашу, словно нашатырный спирт. Ее будто вернули из глубокого обморока, и ей даже захотелось восстать «из глубокой печали».

В Петербурге Арсений остановился у друга-художника. Большая квартира на канале Грибоедова поражала запущенностью, чугунной ванной времен царя Гороха, стоявшей прямо посреди кухни, и восхитительным, усиленно-депрессивным видом из окон.

Сеня отпаивал Сашу имбирным чаем и рассказывал о своих приключениях.

Оказывается, он вернулся с Гоа, где пробыл пару месяцев, несколько дней назад, а в Петербург приехал, чтобы попрощаться с другом. Саша встревожилась:

— Почему попрощаться?

Сеня улыбнулся:

— Саня, можешь меня поздравить: я нашел место на земле, где мне хорошо и спокойно, где я понимаю, что спешить больше никуда не надо, потому что благодать здесь и сейчас, с тобой или перед тобой. Короче, мне так понравилось на Гоа, что я туда уезжаю. Насовсем.

— Сень, ты что? — тревожно воскликнула она.

Ничего себе, единственный друг и тот собирается свалить на другой конец земного шара, а ее оставить! Саша растерянно, сознавая очевидную глупость вопроса, спросила:

— А что же делать мне?

— Идти своим путем, — важно изрек Арсений, и Саше захотелось его убить.

Только она стала думать, что жизнь налаживается и друг спасет друга, как выяснилось, что он уезжает за благодатью, причем навсегда.

Но если человеку хорошо, и он светится от счастья, и весь такой шоколадно-радостный, не будет же она просить его переменить решение отказаться от счастья? Она, конечно, эгоистка, но не до такой степени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Когда уезжаешь?

— Послезавтра в Москву. Если хочешь, вернемся вместе, а потом я уеду. А теперь давай рассказывай, как ты, Саня. Что у тебя случилось?

Ее унылое повествование свелось к нытью и жалобе на полный жизненный кризис во всех смыслах. Честно выслушав ее стенания, Сеня высказал свое мнение, отличное от мнения Саши и большинства российских граждан.