Пирамиды - Терри Пратчетт

На небо высыпали первые звезды. Теппик поднял голову. Возможно, подумал он, где-то там есть жизнь. Где-то там, на этих звездах. Ведь если правда, что вселенные миллиардами теснятся одна за другой, отделенные друг от друга лишь мгновением мысли, значит, люди должны быть повсюду…

«Но где бы они ни были, как бы ни старались, какие бы сверхъестественные усилия ни прилагали, им наверняка не удалось стать такими потрясающе глупыми, как мы. В этом смысле мы потрудились на славу. Вначале нам было дано лишь зернышко глупости, но за многие тысячи лет мы взрастили громадное древо».

Теппик обернулся к Диосу, чувствуя, что должен хоть как-то искупить нанесенный жрецу моральный ущерб.

— Ты тоже ощущаешь исходящее от них дуновение столетий? — спросил он по возможности непринужденным тоном.

— Простите, ваше величество?

— Я о пирамидах, Диос. Они такие древние…

— Правда? — удивился Диос, устремляя неопределенный взгляд на другую сторону реки. — Да, наверное, вы правы.

— Хочешь одну для себя?

— Пирамиду? У меня уже есть, ваше величество. Один из ваших предшественников снизошел до того, чтобы позаботиться обо мне.

— Должно быть, это великая честь, — сказал Теппик.

Диос благодарно кивнул. Парадные покои вечности обычно бронировались только для особ царской крови.

— Конечно, она очень маленькая. Невысокая. Но по моим скромным запросам этого вполне достаточно.

— Да? — зевнул Теппик. — Ну и прекрасно. А теперь, если не возражаешь, я пойду отдохну. Такой длинный день.

Диос поклонился, сложившись пополам, как на шарнирах. Теппик обратил внимание, что у Диоса было по меньшей мере с полсотни тщательно отточенных поклонов, передающих тончайшие смысловые оттенки. Этот был похож на номер три: «Ваш покорный слуга».

— И такой хороший, осмелюсь добавить, ваше величество.

Теппик не сразу нашелся, что ответить.

— Думаешь?

— Облака на заре играли всеми красками радуги.

— Неужели? Устроить что-нибудь во время заката?

— Изволите шутить, ваше величество? Закаты случаются сами. Ха-ха.

— Ха-ха, — эхом отозвался Теппик.

— Вся хитрость в восходе, — поделился Диос, хрустнув пальцами.

Рассыпающиеся в пыль свитки Узла утверждают, что огромный солнечный апельсин каждый вечер пожирает небесная богиня Чо, оставляя маленький кусочек, чтобы к следующему утру вырастить новое солнце. И Диос знал, что это так.

«Книга Ямы» гласит, что солнце — это Око Йея, который каждый день пытается разглядеть с небесных высот обрезки ногтей с пальцев своих ног[13]. И Диос знал, что это так.

Участники тайных обрядов Дымящегося Неркала полагают, что на самом деле солнце — это круглое отверстие в водовороте синей мыльной пены богини Неш, за которым открывается истинный бушующий мир, а звезды — это дырочки, через которые льется дождь. Диос знал, что и это — правда.

Народное же предание рассказывает, что солнце есть огненный шар, который каждый день совершает оборот вокруг мира, а сам мир несет на своей спине через безбрежную пустоту огромная черепаха. И Диос знал, что и это так, хотя данная версия вызывала у него некоторое беспокойство.

А еще Диос знал, что Верховное Божество — это Сеть, хотя и Фон тоже Верховное Божество, как и Хает, Веет, Бин, Сот, Ио, Дек и Птуи; что миром мертвых правят Синкопи, Силур, Кото-рыбоглавый Бог, и Орексиз-Нупт.

Диос занимал максимально высокий пост в жреческой иерархии национальной религии, которая, бродя и пенясь, разрасталась на протяжении семи тысяч лет и никогда попусту не бросалась богами, если они могли пригодиться. Ему было известно, что великое множество на первый взгляд противоречивых вещей — истинны. Допустить, что это не так, значило признать, что вера и обряды ничего не стоят, а если они ничего не стоят, то и само существование мира утрачивает смысл. Как следствие подобного образа мыслей жрецы Джеля допускали правильность столь огромного числа разнородных идей и представлений, что квантовая механика, познакомившись с ними, тут же подняла бы лапки и сдала оружие.

Стук посоха гулко разносился под каменными сводами. Верховный жрец, прихрамывая, одиноко брел в темноте по безлюдным переходам, пока не вышел к маленькой пристани. Отвязав лодку, Диос не без труда забрался в нее, вставил весла в уключины и, оттолкнувшись, пустился в плавание по темным бурным водам Джеля.

Руки и ноги у него окоченели. Глупо, как глупо. Надо было сделать это раньше.

Лодка, прыгая, медленно сместилась к фарватеру. Над долиной стояла глубокая ночь. Пирамиды на дальнем берегу, в соответствии с древними законами, осветили небо.

В конторе «Ассоциация Птаклюспа, Строители Династических Некрополей» свет горел всю ночь. Отец и двое его сыновей — близнецов горячо спорили, склонившись над большой, покрытой носком чертежной доской.

— Здесь не деньги важны, — говорил Птаклюсп 2-а. — То есть я хочу сказать, дело не в том, смогут ли они заплатить. Они, похоже, вообще не понимают, что придется платить. По крайней мере, такие династии, как Цорт, расплачивались по сотне лет. Почему ты…

— Вот уже три тысячи лет мы строим пирамиды, — сухо ответил Птаклюсп-старший, — и еще никогда не были в убытке. А все потому, что другие царства брали пример с Джеля: вот, говорили они, семья, которая действительно знает толк в пирамидах, значит, и нам, если у нас есть голова на плечах, нужны такие же гробницы, и не хуже, как бы там ни было, царственные особы Джелибейби, — добавил он, — не чета всем другим, которые сегодня здесь, завтра там. Это же полубоги! А настоящая царственная особа никогда не заплатит просто так. Безденежье — безошибочный признак царственной особы.

— В таком случае ты мало чем от них отличаешься, — заявил 2-а. — Что до безденежья, то мы действительно царственные особы!

— Ты ничего не понимаешь в делах, мой мальчик. У тебя все только дебет да кредит. А суть не в том.

— Суть в массе. И в роли весового коэффициента.

Отец и старший сын одновременно взглянули на Птаклюспа 2-б, который сидел, уставясь в чертежи. Он не переставая вертел стило, и дрожь его рук выдавала скрытое волнение.

— Для нижних скатов надо использовать гранит, — продолжал он, словно обращаясь к самому себе, — известняк не выдержит. С учетом всех деформаций — тем более. А деформации будут — ух! Не об иголках толкуем. Тут и стальной брус хрустнет.

Птаклюсп-старший закатил глаза. От горшка два вершка, а уже хлопот не оберешься. Один сын — прирожденный бухгалтер, другой с ума сходит по новомодной космической инженерии. Когда он был в их возрасте — ничего подобного, никаких завихрений: традиционная архитектура. Рисуй себе чертежи, а для остального — десять тысяч подручных, и всегда развеселый уик-энд. Никакого тебе космизма.

Отпрыски, потомки! Боги посчитали нужным наградить его двумя: один выговаривал за каждое лишнее слово (пустая трата энергии!), а другой бредил геометрией и ночи напролет чертил акведуки. Кряхти и жмись, чтобы отдать их в лучшую школу, и вот тебе в награду — образованьице!

— О чем это ты? — оборвал он сына.

2-б достал счеты и принялся быстро щелкать глиняными костяшками.

— Один только разряд… Допустим, мы возьмем высоту, вдвое превышающую высоту экспериментальной модели, при этом масса будет равна… плюс закладываем тайные размеры оккультного значения… всего каких-нибудь сто лет назад мы и представить себе не могли такое, при том примитивном техническом уровне…

Его указательный палец был весь в глине.

Птаклюсп 2-а фыркнул и вытащил свои счеты.

— Известняк по два таланта за тонну, — начал он. — Плюс-минус инструменты… расходы на каменщиков… плата за сверхурочное хранение… поломки и аварии… о-хо-хо!.. непредвиденные расходы… черный мрамор можно достать со скидкой…

Птаклюсп вздохнул. Целыми днями щелкают счеты: одни рассчитывают, как изменить лик мира, другие оплакивают убытки и потери. Раньше все было куда проще. Наконец щелкнула последняя костяшка.

— Это будет настоящий квантовый прыжок и пирамидологии! — вскричал 2-б с мессианской улыбкой на лице.

— Ква… чего? — переспросил брат.

— Квантовый, — смакуя каждый звук, повторил 2-б.

— С этими ква-ква мы точно окажемся в болоте, — заявил 2-а.

— Мы будем первыми, примером всем.

— Конечно-конечно, когда дело дойдет до банкротства, мы уж точно покажем всем пример, — язвительно произнес 2-а.

— От этой пирамиды исходит чистое сияние! Пройдут века, и люди скажут: «Взгляните, этот Птаклюсп понимал толк в пирамидах».

— Чистое безумие — вот что они скажут!

Братья стояли друг против друга, едва не касаясь носами.

— Беда в том, братец, что ты всему знаешь цену, но ничего не смыслишь в ценностях!