Милосердие - Даниил Гранин

Самые древние профессии изменились. Как и сотни лет назад, строитель возводит дома, однако он успевает при своей жизни увидеть результаты своих трудов завершенными неоднократно. Он видит десятки построенных им сооружений. Это не тот строитель, который приступал к возведению собора святого Петра, зная, что никогда не увидит его очертания при жизни. Все стало проще. Исчезло понятие выходного костюма. Рубашка ныне не проблема ни для бедного, ни для богатого. Все вокруг личности быстро меняется — карта мира, скорости, аппаратура; спутники могут летать над любыми странами. Меняются условия труда. Они меняются при жизни человека несколько раз — меняются станки, ЭВМ, автомобили, меняются марки холодильников, телевизоров, радиоприемников. Что остается неизменным? Книги, картины, пластинки. Вот что любопытно: Дон Кихот верен нам, и Рублев, и Глинка…

Внуки тех, кто работал напильником, топором, паяльной лампой, на маленьком токарном станке, — внуки их сегодня сидят в кабинах мощных экскаваторов, управляют тракторами «Кировец», могут реанимировать — вернуть жизнь человеку, у которого наступила клиническая смерть. В их руках несравнимые мощности, энергия, температуры. Что он чувствует, этот человек? Он чувствует совсем иную ответственность. Это другая психология, чем у того, кто работал молотком или ломом. На ленинградском заводе «Электросила» станочник обрабатывает детали для генератора в миллион киловатт. Если он «запорет» такую деталь, это потери и громадной стоимости, и сроков, и энергии, потери неисчислимые по сравнению с прошлой ответственностью. Естественно, что возросли эмоциональная нагрузка, напряжение. Огромен объем информации. Все это накладывает на человека новые обязательства, повышает его общественное самосознание, заставляет видеть себя иначе, относиться к себе с уважением и интересом. Он знает свое могущество.

Но тут же возникает и другое — личность начинает иногда цениться в первую очередь по ее знаниям, по ее способностям — научным, техническим, организаторским. Общительность, доброта, правдивость — то, что так украшает жизнь и так нужно окружающим людям, — в этих условиях формально не учитываются, меньше значат, чем умение обслужить машину и дать норму. Даже в научной работе, казалось бы, сугубо творческой — и там важно выполнение плана, отчет, выполнение обязательств, умение обеспечить, достать. НТР требует от личности творческой инициативы, и в то же время эта инициатива далеко не всегда используется и поощряется.

Для нас, писателей, наиболее интересны открытия таких противоречий, потерь и приобретений, которые происходят с человеком в этом бурном процессе научно-технической революции, та мучительная диалектика нравственных проблем, с которой мы сталкиваемся сегодня.

Допустим, проблема времени. Человек, работающий сегодня, живет во всенарастающем цейтноте. Скорее, больше, больше, некогда, время куда-то исчезает, его все меньше, меньше, хотя мы его всячески экономим.

Успеваем ли мы осмысливать свою деятельность? Во имя чего совершается бурная деятельность инженера, ученого? То и дело мы сталкиваемся со случаями, когда кажется важным прежде всего сама разработка, само открытие, результат. Все предопределено, спланировано. А ведь, кроме того, интересен сам процесс познания, он должен увлекать человека, а открытие, как заметил академик Мигдал, — оно может быть, а может и не быть.

Есть два расхожих мнения. Первое — что НТР губит личность, уничтожает индивидуальность, что человек становится придатком машины, что он отрывается от природы, от искусства, превращается в потребителя, его иссушает рационализм, НТР обедняет эмоциональный мир человека. Второе — что если это и существует, то, скорее, в условиях капитализма, у нас же НТР способствует расцвету личности, освобождает человека, облегчает труд, помогает человеку обратиться к творчеству и т. д. Думается, что и то и другое мнение небезосновательно. Однако я не собираюсь делать какие-либо окончательные выводы и заключения. Меня, как и каждого писателя, привлекает, скорее, диалектика жизни, ее нерешенные проблемы, ее спорные, неясные самому мне вопросы. Поэтому я поделюсь мыслями отнюдь не бесспорными, да и вряд ли стоит высказывать очевидность. Но есть идеи, наше отношение к которым однозначно.

Так, мы не можем принять имеющие хождение на Западе теории всеобщей дегуманизации в условиях НТР. Развитие науки в них сравнивается с грехопадением. Оно есть наказание божие за социальные грехи общества. Английский социолог Рид писал в книге, которая своеобразно называется «К черту культуру!»: «Техническая революция — это несчастье, которое, очевидно, станет концом происходящего разрушения всего человечества». Социальный пессимизм многих западных философов вызван безыдейностью современной технической цивилизации. Довольно серьезная и популярная организация «Римский клуб» публикует работы, предсказывающие жесточайший кризис человечества, голод и угрозу полного вырождения. Очевидно, капитализм не в силах разрешить трагические противоречия НТР. Частная собственность растлевает и человеческие отношения, и отношение к природе. Социалистическое общество создает возможность «соединить достижения НТР с преимуществами социалистической системы хозяйства» и возможность гармонического развития личности. Но реализация этих предпосылок происходит далеко не просто и не автоматически.

Разговор о личности, думается, надо начинать с вопросов воспитания личности и, в частности, со школьных вопросов. В этом смысле хочется выделить важную проблему: кого воспитывает наша школа? Об этом говорилось не раз, и я, пожалуй, на стороне тех, кто встревожен, что школа воспитывает сегодня больше специалиста, чем гражданина. Что это значит? И какую личность опять же мы хотим воспитать? В словаре русского языка существует около полутора тысяч слов, которые характеризуют личность, — определения, параметры личности. Мы ее иногда непозволительно уравниваем оттого, что не умеем дифференцировать. Иногда плохой и хороший работник получают одинаково, интеллектуальный и физический труд тоже уравнивается. На одном ленинградском заводе директор с гордостью сообщал, что среди рабочих у него десять человек имеют высшее техническое образование. Но достижение ли это? Инженер не заинтересован осуществлять свои инженерные функции, кандидат наук может жить, не производя научной продукции. Мы не умеем еще в должной мере учитывать реальный вклад личности в общественный труд.

Школа, воспитывая специалиста, оценивает его прежде всего количественно, по усвоенным знаниям. Было бы интересно уяснить то положение, которое складывается у нас с естественными и гуманитарными науками в школе. Правильно ли, что то соотношение, которое существует сегодня, из года в год смещают в пользу точных наук? Точным знаниям отдается все большее предпочтение. Школа пытается угнаться за НТР. Хотя известно, что моральный износ знаний происходит чрезвычайно быстро. Специалисту приходится все время переучиваться. И все понимают, что надо иначе учить детей. Вероятно, надо формировать способность самостоятельно осваивать новые достижения. В этом смысле гуманитарные знания помогают быстрее перестраиваться. Но значение их, конечно, не в этом. Гуманитарные дисциплины не есть что-то подсобное для будущего специалиста. Думается, что воспитание личности, начиненной, главным образом, знаниями математики, химии, трудовыми навыками, не может отвечать сегодня нуждам нашего общества. Мы все острее чувствуем потребность в гражданском самосознании, в человечности. В школьном возрасте, когда формируется нравственный мир человека, участвуют в этом прежде всего гуманитарные предметы. В самом деле, где, на каких уроках сами собой возникают моральные и гражданские проблемы? Прежде всего на уроках литературы. Я не знаю другого предмета, который дал бы такую органичную возможность. Этого нельзя достичь ни на математике, ни на физике, ни на химии, даже история в гораздо меньшей степени предоставляет такой материал. А между тем часы, отведенные на литературу, урезываются, и, значит, сужаются возможности нравственного воспитания; самый хороший преподаватель литературы успевает лишь проинформировать, то есть опять-таки превращает этот предмет в систему сведений. От учителя литературы много зависит, с него спрос особый, но и возможности ему нужны большие.

Школа не может заменить семью, но некоторые функции семьи фактически ложатся сегодня на школу. В силу разных причин — и потому, что матери работают, и потому, что мы имеем много семей неполных. Недавно мне рассказывали учителя ленинградских школ, что к девятому классу у них в школе две трети ребят остаются в семьях без отца или с отчимом.

Школа еще мало занимается воспитанием самостоятельности, уважения к деньгам, престижу заработка, почти не занимается этикетом, не воспитывает воспитанности, хотя именно к правилам воспитания существует сегодня большая тяга.