Проклятый - Анна Мистунина

Оттуда так давно, что в памяти людской сохранились только легенды, пришли общие предки аггаров и истинных людей. К границам Империи, бывшей тогда Империей колдунов. Колдуны, во всем превосходившие незваных гостей, отнеслись к ним, как к животным. На них охотились ради забавы, угоняя в рабство молодых, убивая стариков и оставляя немногих, дабы плодили новых рабов. Переживая набеги, оплакивая погибших, изгнанники кочевали вдоль негостеприимных границ, но никогда не пытались вернуться назад.

То время минуло так давно, что некому помнить, какая беда погнала их сюда, на смерть или рабство, что хуже смерти. Некому помнить, чего беглецы страшились так сильно, что не вернулись, предпочтя безнадежные сражения, потерю близких, служение колдунам, а те были жестокими хозяевами.

Так продолжалось, пока тайное искусство колдунов не обернулось против них самих. Черный мор обрушился на страну, немногие колдуны сумели его пережить. Еще меньше выжило грифонов — злобных и сильных животных, верных спутников колдунов. Всадника грифона, даже и невооруженного, нельзя одолеть в бою. Грифон передвигается по земле и по воздуху, в скорости с ним не сравниться ни лошади, ни орлу. Зубы и когти его рвут человеческую плоть, как мягкий пух, так что только безумцы могут осмелиться бросить вызов хозяину колдовского зверя.

Но когда мор унес жизни всех сильных колдунов и почти всех грифонов, не тронув рабов, те взбунтовались. Могучий вождь, до пленения бывший жрецом племени, смелый и беспощадный воин, чей дух не сломили годы рабства, объединил под своей рукой восставших рабов со всей страны. Бросил клич — и от границ Империи пришли многие племена изгнанников, чьи братья и сыновья были в числе рабов, чьи дочери служили наложницами колдунам, исполняя их противоестественные прихоти. К войску вождя — теперь его звали Вождем вождей, избранником Божьим — присоединились тысячи мужей.

Немногие выжившие, в основном женщины, дети, да те, чья колдовская сила была невелика, не могли противостоять ярости бывших рабов. Войны не было — была резня. Не щадили даже младенцев, рожденных наложницами от колдунов. Каждый, в ком течет проклятая кровь, должен умереть — такое видение было ниспослано вождю-жрецу. Иначе проклятие накроет страну и власть колдунов вернется.

Так Империя колдунов стала Империей истинных людей. Сын Вождя вождей стал императором, его брат-близнец наследовал пост Верховного жреца. Немногие племена изгнанников, не присоединившиеся к восстанию, были объявлены предателями. С тех пор Империя преследует аггаров, а те, за века привыкнув к постоянным нападениям, снова и снова уходят к Ничейной полосе, — чтобы вернуться, как только император отзовет войска, восстановить разрушенные дома, опять засеять поля, а потом вновь покинуть их, спасая жизни.

Несколько лет назад император Атуан в который уже раз бросил вызов традициям, предложив аггарам мир. Вопреки настояниям Верховного жреца, император хотел отказаться от спорных земель, сменить давнюю вражду на мирную торговлю. Затем и прибыли на праздник Благодарения в столицу вожди трех племен аггаров. Двое, как узнал Кар, со своими людьми покинули город сразу после смерти императора Атуана. Третий добился-таки встречи с новым главой Империи. Толку из той встречи не вышло, но, задержавшись на день, отряд Дингхора поспел вовремя, чтобы спугнуть убийц разыскиваемого брата-принца…

Сквозь щели в крыше повозки било солнце. Кар прикрыл глаза, и воспоминания незаметно перетекли в сон. Хруст камешков под колесами, удары копыт, негромкие голоса — обычные звуки, за время пути он привык находить в них успокоение. Дни текли, похожие один на другой, лица императора, жреца, Эриана как будто застилал густеющий туман. Тяжесть потери еще давила на сердце, боль предательства и ненависть сохранили силу, но Кар сознавал их отстраненно, как человек за надежными стенами крепости знает о бушующей снаружи буре. Доброта чужих, гонимых людей проложила надежную преграду на пути безумства тьмы.

По вечерам его выводили к костру. Аггары не останавливались в трактирах, вообще старались избегать поселений. К закату солнца раскидывали шатры; по периметру стана весело вспыхивали, разгоняя ночь, костры. Не слишком полагаясь на грамоту Эриана, аггары были готовы дать отпор и разбойникам, и солдатам императора. Три десятка мужей — довольно, чтобы не страшиться случайных встреч. Всю ночь сменялись дозоры, звучала тихая перекличка. Длинные метательные ножи всегда оставались под рукой.

Те, кто не стоял в дозоре, не спешили расходиться по шатрам. Ужинали сухими лепешками, оливками, сыром. Если удавалось купить у крестьян пару овец или подстрелить оленя, над кострами аппетитно шипело мясо. Потом из рук в руки переходили кожаные бурдюки с крепким вином, и звучали песни. Кар, удобно устроенный на свернутых попонах, слушал, закрыв глаза. В обманчиво мирном пении слышались отзвуки далекой грозы, и готовность к смертному бою, тоска, и странная, упрямая радость.

Какой бы ни была вера еретиков, за все время Кар не видел знака против колдовства. Ни страха, ни отвращения к проклятому отродью. Но никто и не делал вид, как случалось при дворе, что не видит отличий Кара. «Ты другой, — казалось, говорили их взгляды, — ну и что?» Если племя гонимых и хранило ненависть к колдунам, обращать ее на Кара они не собирались. И за все время путешествия его ни разу не посетила тьма.

Дингхор часто садился рядом. Он мастерски обращался с ранами, отчего Кар и принял его поначалу за простого лекаря. Но, заметив, какое почтение проявляют к Дингхору остальные, понял свою ошибку. Дингхор расспрашивал, ненавязчиво, с чутким уважением к боли, о жизни при дворе, о матери, об императоре Атуане. Кар без утайки рассказал про ночь убийства, лишь то, как он выбрался из города, осталось недосказанным. Аггары — у костра собрались почти все, кроме дозорных — слушали с интересом, но без удивления. Кар чувствовал — ему верят. Отверженный и гонимый, он вызывал больше доверия, чем Верховный жрец, в ком еретики привыкли видеть своего исконного врага.

— Оставайся с нами, парень, — сказал Чанрет, при первой встрече не проявивший доверия. — Куда тебе еще? Глядишь, и будет случай отомстить.

— Мы не ищем мести, Чанрет, — мягко возразил Дингхор.

Чанрет оскалился — блеснули крупные белые зубы:

— Не вечно так будет!

— Мы говорили об этом, — терпеливо сказал Дингхор. — Не начинай снова.

Резко вскочив, Чанрет зашагал к темным буграм шатров. Вождь проводил его взглядом.

— В одном Чанрет прав, мальчик, — сказал он. — Ты можешь остаться, если хочешь. Жизнь наша трудна и полна опасностей, ты разделишь их с нами — так же, как кров и пищу.