Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну ладно, — разочарованно произносит она и продолжает поправлять мою прическу.
Дальше она объясняет, что я должен буду делать. Задача очень простая: я должен идти на сцену сразу после Китнисс, и занять свое место, потом из каждого дистрикта будут подзывать сначала девушку, а потом парня, значит, я буду самым последним. Когда Цезарь назовет мое имя, я должен буду пройти к нему на центр сцены и отвечать на вопросы, когда прозвенит звонок, обозначающий конец интервью, я должен вернуться на свое место и ждать, пока трибутов не уведут со сцены.
Порция повторяет мне это три раза, хоть я и понимаю с первого.
Приходит время спускаться вниз. У лифта только моя команда подготовки, Порция и я. Возможно, Китнисс с Цинной уже спустились вниз.
Когда мы приезжаем на нужный этаж, я сразу понимаю, что так оно и есть. Среди всех трибутов Китнисс явно выделяется. Она самая красивая. В роскошном ярко-красном платье она выглядит потрясающе. Цинна держит ее за руки и что-то ей говорит. Она явно переживает. Странно, почему-то я почти не переживаю, хотя сегодня я сделаю то, на что не решался столько лет. Порция подводит меня к ним.
— Прекрасно выглядишь, — говорю ей Китнисс.
— Спасибо, — немного растеряно отвечает она, — ты тоже.
К нам подходят Эффи с Хеймитчем. Над ними тоже явно трудились стилисты, потому что даже Хеймитч и тот выглядит отменно. По громкоговорителю сообщают о минутной готовности к интервью. Менторы строят трибутов один за другим. Я стою в самом конце после Китнисс. Вблизи ее платье кажется каким-то волшебным, оно будто светится изнутри. Я думаю, Цинна припрятал в него какой-то фокус вроде того, на Церемонии Открытия.
Сцена озаряется ярким светом, на всех экранах появляется Цезарь Фликерман в своем неизменном синем костюме. В этом году его волосы синего цвета в тон. Это что-то вроде традиции: каждый год волосы Цезаря нового цвета.
Он приветствует всех зрителей. В зале все аплодируют без остановки. Наконец он просит выйти на сцену главных гостей сегодняшнего вечера, и в этот момент кто-то сзади толкает меня в спину. Все идут один за другим, и как только очередь доходит до меня, я вспоминаю наказы Эффи и выпрямляю спину, а на лицо натягиваю дружелюбную улыбку. Мы садимся на стулья полукругом, и я начинаю ждать своей очереди.
Естественно, все профи придерживаются роли безжалостных машин-убийц, которые готовы на все ради победы. Остальные же довольствуются, чем могут. Кто-то хвалится своими умениями, кто-то успехами на тренировках, а кому хвастаться и вовсе нечем. Парень из одиннадцатого почти не отвечает на вопросы Цезаря, такое чувство, что ему совсем плевать на происходящее вокруг, но своим видом он всем внушает страх — под два метра ростом, крупный, владеет мечом. Даже профи звали его к себе, но он не захотел.
Приходит очередь Китнисс. Она неуверенно встает и идет к Цезарю. Мое сердце сжимается.
— Итак, Китнисс, Капитолий, должно быть, немало чем отличается от дистрикта-12. Что тебя больше всего здесь поразило?
Она пару секунд растерянно оглядывается по сторонам, опускает глаза в пол, но все же говорит:
— Тушеное филе барашка, — весь зал взрывается смехом.
Ну вот, а Хеймитч говорил, что она безнадежна.
Дальше Цезарь обсуждает с ней прелести этого блюда, потом спрашивает ее об огненном костюме, она опять шутит, и весьма удачно. Потом хвалит Цинну за его безумно красивые наряды, встает со своего места и начинает кружиться. В этот момент ее платье загорается. Она будто танцует в огне. Это настолько потрясающе, что я сам ахаю.
Следующий вопрос Цезаря о ее баллах за индивидуальные показы. Китнисс не рассказывает историю полностью, но по реакции спонсоров всем понятно, что она явно их удивила. Ну еще бы… не думаю, что в них кто-либо когда-то стрелял.
Дальше Цезарь задает вопрос о сестре, вместо которой Китнисс отправилась сюда. Она опускает глаза, отвечает дрожащим голосом, явно пытаясь не заплакать. Говорит, что обещала Прим, что постарается выжить и вернуться к ней. Да, Китнисс, я тоже постараюсь. Малышке Прим очень нужна ее замечательная сестра.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В этот момент звенит звонок, и Цезарь благодарит ее за интервью. Следующий я. Пришел тот самый момент…
Только мне стоит встать с места, как толпа сразу же начинает аплодировать. Подхожу к Цезарю и пожимаю ему руку, потом сажусь в кресло и стараюсь собраться с мыслями.
— Здравствуй, Пит, — говорит он. — Ну, расскажи нам, как тебе Капитолий?
— Здесь все совсем другое, — говорю я.
— Что здесь другое? — с интересом спрашивает ведущий. — Приведи пример.
— Ну, например, душ. Я никак не могу разобраться с этими кнопками! — зал хохочет, а я продолжаю, — вот уже второй день подряд на меня выливается мыло, и я второй день пахну розами!
— Правда? — смеется Цезарь.
— А ты сам понюхай, — предлагаю я и наклоняюсь к нему.
— И вправду пахнешь, — с усмешкой говорит он, — а я пахну? — я наклоняюсь и нюхаю его. По залу опять проносится хохот.
— Да, ты тоже пахнешь, но явно приятней меня.
— Просто я живу здесь уже очень долго, — смеется он. — Ладно, давай продолжим, как тебе соперники? Ты же ведь уже видел их умения на тренировках.
Я задумываюсь всего на секунду.
— Да, все соперники разные, и каждый очень по-своему силен.
— В этом я с тобой соглашусь, — говорит он, — в этом году Жатва отобрала сильнейших трибутов. А в чем силен ты?
— Я? — сложный вопрос, — я пеку вкусный хлеб, — Капитолийцы опять разрождаются смехом.
— Хлеб? — смеется ведущий, — и как это поможет тебе на арене?
— Никак, но если бы трибуты были тестом, я бы справился с ними в один счет, — зрители свистят мне и аплодируют. Неужели получилось им понравится?
— Ну, ладно, Пит. Тогда скажи мне, ждет ли тебя дома девушка? — отлично! Как и обещал Хеймитч, разговор заходит в нужное мне русло! В ответ я лишь отрицательно качаю головой. Все мысли путаются, сердце колотится, как бешеное. Вот и настал тот самый момент.
— Не может быть, чтобы у такого красивого парня не было возлюбленной! Давай же, скажи, как ее зовут!
— Ну, вообще-то есть одна девушка… — вздыхаю я. — Я люблю ее столько, сколько себя помню, — пытаюсь не запинаться на каждом слове, — только… я уверен, что до Жатвы она даже не знала о моем существовании.
Куда я клоню? Неужели нельзя просто сказать?
— У нее есть другой парень?
— Не знаю, но многие парни в нее влюблены…
— Значит все, что тебе нужно — это победа: победи в Играх и возвращайся домой. Тогда она уж точно тебя не отвергнет, — он похлопывает меня по спине. Да уж, совет что надо.
— К сожалению… не получится. Победа в моем случае не выход.
— Почему нет? — озадачено спрашивает Цезарь.
— Потому что… — боже мой, да соберись же ты! — потому что, — чувствую, как мои щеки краснеют, глубоко вдыхаю и наконец, произношу, — мы приехали сюда вместе…
Зал ахает, Цезарь не знает, что ответить. На всех экранах показывают шокированное лицо Китнисс. Я сам не могу перевести дыхание и смотрю в пол.
— Да-а, вот уж не везет, так не везет, — говорит ведущий, с нотками искреннего сострадания в голосе.
— Не везет, — соглашаюсь я.
— О, мы тебя все прекрасно понимаем: трудно не потерять голову от такой прекрасной юной леди. Кстати, она знала о твоих чувствах?
— До этого момента нет, — лицо Китнисс опять появляется на экранах.
— Неплохо было бы вытащить ее снова на середину и послушать, что она скажет, как думаете? — обращается он к толпе, и получает в ответ восторженный рокот тысяч голосов. — К сожалению, по правилам я не могу этого сделать. Наше время с Китнисс уже потрачено. Ну что ж, — подытоживает он, — удачи тебе, Пит Мелларк, и, мне кажется, я не ошибусь, если скажу за весь Панем: наши сердца бьются в унисон с твоим.
Зрители уже не просто аплодируют, они ревут без остановки. Звучит звонок, я произношу: «Спасибо», — и возвращаюсь на свое место.
Теперь меня ждет самое страшное — посмотреть в глаза Китнисс. Но не успеваю я зайти закулисы, как она убегает в другой лифт и уже едет наверх. Сажусь в соседний лифт и еду следом. Я думал, что мое сердце не может колотиться сильнее, чем на интервью, но здорово заблуждался. Сейчас у меня есть последний шанс подойти и поговорить. Пытаюсь выдохнуть и успокоиться, но ничего не помогает.