Иномиры: Романы - Александр Казанцев

— Ох мне эти журналисты! Беда, когда пироги берется печь сапожник, а сапоги тачать пирожник. И что же ваш наследный принц?

— Он прежде всего инженер. Однажды он узнал, что под Москвой, близ Серпухова, в местечке «Шарапова охота», парочка влюбленных заночевала в стогу сена. Они проснулись от яркого света и услышали в поле голоса. Затаившись, они наблюдали, как из спустившейся «летающей тарелки» выходили люди в комбинезонах, чем-то занимались, потом улетели. Свидетели точно указали место, где остались следы, три вмятины от опор опустившегося аппарата. Мой сын поместил в этом месте морской хронометр, дающий ошибку в сутки 0,02 секунды. Для контроля он поставил рядом кварцевый излучатель с исключительно точной частотой волны. Проверив показания приборов, он к величайшему изумлению обнаружил увеличение ошибки в 100 раз.

— И это научно проверено? — осведомился академик.

— Проверено кандидатом физико-математических наук Алексеем Васильевичем Болотовым, который не ограничился простой проверкой, а взял эти приборы с собой в очередную свою экспедицию в район тунгусского взрыва 1908 года, приписываемого то метеориту, не оставившему осколков или кратера, то инопланетному кораблю.

— И что же?

— Оказалось, что спустя восемьдесят лет после взрыва в его эпицентре приборы дают то же отставание, на две секунды в сутки, а вынесенные на некоторое расстояние, снова обретают свою точность. Такие приборы, Николай Николаевич, не те свидетели, которые «очевидно врут».

— Разумеется, если приборы были в порядке.

— Золотов убедился в этом и дал из тайги телеграмму в Центр, утверждая, что им установлено остаточное явление, связанное с неудавшимся космическим контактом.

— Несколько смело для кандидата наук. Ему следовало бы помнить, что наука ищет объяснение любым явлениям, прежде всего естественным.

— А разве наш с вами разум противоестественное явление? Разве некие гипотетические исследователи космоса, попав, скажем, на Венеру и обнаружив там нашу автоматическую межпланетную станцию или луноход на Луне, будут искать объяснение их формы и устройства в причудах вулканической деятельности на Венере или Луне?

— Эка куда хватили, небось на миллион лет вперед! А вот посмотрите на силуэт города. До чего же люблю «Петра творенье»! Любуюсь этим рисунком в тумане, и хочется думать о прошлом. Одни дамы в кринолинах и с буклями чего стоят! Без прошлого нет будущего. Не так ли? Вот и в науке никогда нельзя спешить с выводами. Надо убедиться, не было ли такой ситуации в минувшем? Любое явление надлежит сверить с тем, что уже было, что изучено, что известно!

— Тогда, коль скоро вы вспомнили поэтические строки, позвольте мне прочесть вам один сонет.

— Сонет? — удивился академик. — Но я не вижу Лауры.

— Лаурой будет наука.

— Ах вот как!

И я прочел:

Сверкнет порой находка века,Как в звездном небе метеор,Но редко славят человека,Слышней всегда сомнений хор.

Жрецы науки осторожны.Великий опыт — их глаза:«Открыть такое невозможно!Немыслима зимой гроза!»

Запретов сети, что сплетаетПреградою «науки знать»,Тому, кто сам изобретает,Эйнштейн советовал не знать!

Наука к истине ведет,Но движется спиной вперед!

Академик совсем не обиделся и даже переписал сонет, который, как он сказал, пригодится ему для «увещевания коллег».

В гостинице мы пошли вместе ужинать. Николай Николаевич заказал себе коньяку, тщетно пытаясь угостить меня, непьющего. Пришлось ему меня заменить. После чего он чрезвычайно расположился ко мне и даже сообщил по секрету, что в запаснике Палеонтологического музея хранится череп бизона сорокатысячелетней давности с прижизненным огнестрельным ранением на лбу.

Я давно знал об этом и еще в пору создания кинокартины «Воспоминание о будущем», которую помог завершить западногерманской фирме «Континентальфильм», подсказал кинематографистам заснять это бесспорное доказательство появления на земле в доисторическое время кого-то с огнестрельным оружием. Череп тогда экспонировался в Палеонтологическом музее и был убран в запасник, когда привлек слишком много сторонников былых космических контактов. Я не удержался и рассказал об этом Николаю Николаевичу. Тот воспринял это с хитрой улыбкой и заявил:

— А не пора ли нам, батенька, попятиться спать? — И он по-хорошему рассмеялся.

Признаюсь, я не мог уснуть, и все услышанное вместе с тем, что мне было прежде известно, ожило в моем воображении. И если не все, о чем я напишу, было именно так, то могло быть именно так!

Глава 2

ОБЛАВА

В науке нет столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих высот, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам.

— След! — крикнул пограничник, шедший с монахом впереди.

Перед ними виднелось пятно первого на этой высоте снега с четким отпечатком на нем чьей-то босой ноги.

След вместил бы пару горных ботинок. Он был неимоверной ширины, с пальцами на одной линии.

Зоолог и художник подбежали к снежному пятну.

След был один. Дальше шла каменистая тропа, по которой, не зная усталости, поднималась отделившаяся от Памирской экспедиции И. Тацла группа во главе с бородатым зоологом Болотовым, так заросшим по самые глаза, что художник подшучивал, уверяя, что в крайнем случае обещанный портрет гоминоида он сделает с натуры, с зоолога.

Вокруг со всех сторон теснились горы. Синие, как на картинах Рериха, с белыми хребтами.

Особенно впечатляли более близкие скалы с острыми переломами освещенных и затемненных граней. А ближний остроконечный холм с каким-то вроде бы памятником наверху и свалившимися к подножью, как с пирамиды, плитами казался не игрой природы с ее чудесами выветривания, а чем-то рукотворным, но ни с чем не сравнимым. И еще волшебно резкие переходы света и теней, вызывавшие у художника поистине «девичий» восторг и попытки вытащить мольберт, чтобы запечатлеть неправдоподобную мозаику. И только суровая устремленность бородатого Болотова заставляла Вин Виныча, как звали Худницкого, прозванного Болотовым Худ-Худницкий, двигаться вперед.

Предстояло добраться до снежной полосы, где, может быть, окажется цепочка следов загадочного существа.

По словам буддийского монаха, которые с трудом переводил проводник-таджик, существо это не было загадочным, а, по его убеждению, в нем скиталась душа умершего человека, ждущая встречи с тем, в кого можно переселиться.