Крайняя необходимость - Фридрих Незнанский

Гордеев помолчал немного, покивал понимающе. Потом сказал:

— А вы ничего не знали ни о каком пистолете? О «макарыче» или о пистолете Макарова?

Он вполне допускал, что Малышкин сейчас взорвется, но — ничуть не бывало.

— Об обоих ничего не знал. Я слышал, что Сергей говорил на суде о том, что это не его оружие, но…

— Но — что? Но вы не знаете, так ли это на самом деле? Не надо смущаться, это нормальная реакция.

— Я не знаю, в самом деле, — растерянно повторил Малышкин. — Я правда не знаю… Вот помню, например, как он посоветовал фельдшеру Архипову носить с собой баночку с молотым перцем или баллончик с дихлофосом. Это было при мне.

— Зачем? — удивился Гордеев.

— Как — зачем? Все затем же. Дело в том, что бедняга Саша Архипов однажды подвергся нападению. На него напали двое каких-то подонков, просто когда он за сигаретами из машины вышел. Ударили в лицо, нос сломали. Архипов боялся потом на вызовы ездить, вот Сергей ему и посоветовал.

— Значит, Великанов пользовался среди коллег авторитетом не только в силу своей медицинской квалификации?

— О, можете не сомневаться. Со всякими подонками он действительно очень быстро управлялся. — Кажется, Малышкин почувствовал, что сказал что-то не то. — Как мне жаль, что все так обернулось, я вам передать не могу. Вы поможете ему, Юрий Петрович? Знаете, я был в суде, видел, как все это… Все, конечно, было против него, я понимаю… Но все-таки…

— Что — все-таки? — осторожно спросил Гордеев. — Не знаете, чему верить?

Малышкин кивнул.

— Владимир Анатольевич, как вы сами думаете, как чувствуете, какой из двух пистолетов был у него первоначально? Ведь вы же слышали в суде: Великанов утверждал, что «макарыч». А это ведь совсем не оружие, это все меняет, правильно? А все остальные говорили, что «макарыч» был у одного из убитых…

— Юрий Петрович, извините, перебью вас. Вы знаете, кто он?

— Этот парень, которого он застрелил первым? Сын мэра Терехина.

— Да, — кивнул Малышкин.

— Вы думаете, он как-то мог давить на суд или следствие? Вы что-то знаете про это, Владимир Анатольевич?

— Нет, ничего, к сожалению.

— Но вы знакомы с ним? С нашим мэром?

— Да… Формально. Один раз пришлось коротко общаться, но и только.

— Так, ну вы же, наверно, психолог неплохой — профессия все-таки обязывает. Какое он на вас произвел впечатление?

— Если честно, — вздохнул Малышкин, — никакое. Очень уж занятой человек.

— Ладно, вернемся к Великанову. Вы помните, что я говорил?

Кивок.

— Вы его знаете лучше, чем многие другие. Как вам показалось, он говорил правду, когда утверждал, что пистолет Макарова ему не принадлежал? Насколько он был искренен?

Малышкин снял очки, молчал встал, подошел к холодильнику и вынул оттуда… бутылку пива. Гордеев слегка удивился: все-таки доктор, находится «при исполнении» и — Гордеев глянул на часы — до конца рабочего дня еще далеко.

— Жарко, — объяснил Владимир Анатольевич. — Хотите?

— Нет, спасибо. И вроде не жарко…

— Да? Значит, это у меня внутри. — И Малышкин припал к горлышку. — Что вы так смотрите осуждающе? Пиво — это лекарство, если правильно и вовремя употреблять. Я вам как врач говорю.

— Да я наслышан, в общем, — скромно отреагировал Гордеев. — Итак… Почему же вам стало жарко, доктор?

— Дело в том, что это самый больной вопрос — насчет искренности Великанова.

— Подробней, пожалуйста.

— Конечно, я расскажу, я же понимаю, как это важно. Сергей — очень специфический человек. Я бы сказал, что он патологический врун.

— Вот тебе раз, — изумился адвокат.

— Не торопитесь с выводами! Его ложь обычно не имеет какой-то материальной цели. Это его способ находить контакт с внешним миром. Мне кажется, для него все люди — пациенты. Просто реальные и потенциальные. И он заранее ищет к ним ключик. Ничего лично для себя он от этого не получает. Я думаю, посторонний человек поймать его на лжи вряд ли сможет. Если не знать его лично, очень трудно заподозрить что-то такое. Я знаю это, просто поскольку знаю его уже лет шесть-семь и знаком с какими-то фактами его собственной жизни. Я думаю, он мог бы быть уникальным психотерапевтом!..

Малышкин оживился, и Гордеев с неудовольствием предположил, что доктор оседлал любимого конька. Надо его остановить.

— То есть конкретно в суде он всем морочил голову?

— Что вы, я вовсе не это имел в виду! Я хотел сказать, что он в состоянии это сделать.

— Да, — сказал Гордеев, — но он оказался не в состоянии убедить всех в своей невиновности.

— Это правда, — вздохнул Малышкин.

— Я вот только не совсем понял, он лгал или манипулировал людьми?

— Любопытно, что вы это уточнили. С точки зрения психологии ложь и манипуляции являются разными механизмами, правда, преследующими по преимуществу одну и ту же цель — избежать изменения значимых отношений. В случае Сергея все немного иначе. Он действительно скорее не врал, а манипулировал людьми, но как раз для прямо противоположной цели — для изменения отношений с ними. Для завоевания доверия, которое он как врач использовал исключительно в благих целях.

— Просто добрый самаритянин.

— Напрасно иронизируете. Вы намерены с ним познакомиться?

— Конечно.

— Тогда сами все поймете. Знаете, Юрий Петрович, я сейчас вспомнил, Сергей говорил, что настоящему врачу необходимы всего лишь три качества — интуиция, милосердие и знание.

— Именно в таком порядке?

— Не понял?

— Именно в таком порядке? Знание — в последнюю очередь?

Малышкин задумался. Потом сказал:

— Я никогда не обращал на это внимания, но, пожалуй, что так он имел в виду. По крайней мере, фраза у меня эта в голове отложилась уже давно, и… мне кажется, Сергей относится к тому редкому типу врачей, которые используют свои знания в случае крайней необходимости. Он действовал на пациентов успокаивающе. А для врача «скорой» это бесценное качество.

— Ну конечно, — скептически сказал Гордеев. — Все врачи — волшебники. Знаю я вашего брата. Приходилось сталкиваться.

Малышкин посмотрел на адвоката прищурившись.

— Я вам, Юрий Петрович, ничего доказывать не буду. Вы вообще намерены с Великановым встретиться? Вас к нему пустят?

— Конечно.

— Хорошо. Вот вы голос его услышите — и сразу меня вспомните.

Гордеев кивнул и добавил:

— Я думаю, мне стоит пообщаться еще с кем-нибудь из коллег Великанова. Кроме Архипова кого еще порекомендуете?

— Да любого из тех двух бригад, в которых он ездил. Составы не очень тасовались, насколько я помню. Только вот… — Малышкин замялся.

— Что?

— Как раз к Архипову я бы вам не советовал обращаться.

— Почему же?

— Ну, — неопределенно сказал Малышкин, — он, видите ли, ушел из «Скорой», и вообще…

— Ушел? А чем он сейчас занимается?

— Я слышал, щенков на продажу выращивает. Или что-то в таком духе.

— Это разве причина, чтобы с ним не говорить?

Малышкин был чем-то смущен.

— Ну говорите же, Владимир Анатольевич! — потребовал адвокат.

— Мне кажется, Саша Архипов не совсем адекватен.

— О господи. — На самом деле Гордеев уже ничему особенно не удивлялся. — С ним-то что случилось?

— Может быть, я и ошибаюсь. Но из «Скорой» же он ушел, — снова повторил Малышкин.

— Для вас это показатель того, что человек не в себе?

— Не надо ерничать. Я знаю о чем говорю, — тихо, но твердо сказал Малышкин.

Однако на Гордеева это впечатления не произвело — с психами он, что ли, никогда не общался? Но он все же понимающе покивал, демонстрируя свое уважение главврачу «Скорой».

— Давайте подведем некоторый итог, — предложил адвокат. — Итак, что мы имеем? Сергей Сергеевич Великанов — натура честная, деятельная и романтичная. Ради правды и справедливости умышленно идет на нарушение закона, по его мнению несовершенного, и оказывается на скамье подсудимых. Он взял на себя роль следователя, прокурора и судьи. Но за это поплатился тюрьмой. Черт его возьми, дурака такого.

— Кто вас нанял, Юрий Петрович? — с интересом спросил Малышкин. — Я как-то слышал о вас, если не ошибаюсь, вы довольно дорогой адвокат, а?

— Откуда вы это можете знать? — буркнул Гордеев.

— Нет, ну все же, кто вас нанял?

Гордеев с улыбкой покачал головой.

— А можно еще спросить? — сказал Малышкин. — Сложно ли защищать человека, когда приговор уже вступил в силу? Когда он уже сидит?

— Это называется — в поздней стадии надзора, — усмехнулся Гордеев. — Вопрос неоднозначный. Только суд на него и ответит. Новый суд, надеюсь.

Они встали, и тут у Малышкина зазвонил телефон. Гордеев рукой показал, что его не нужно провожать.

В приемной Малышкина его поманила наманикюренным пальчиком секретарша: