Гид по чаю и завтрашнему дню - Лора Тейлор Нейми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И как ты себя чувствуешь после этого? – спрашивает Джулс.
– Разбитой. – Самое подходящее слово.
Время ползет. Я практически слышу тик-тик-тик настенных часов над головой. Решено. Мне нельзя принимать участие в операциях по отвлечению. Я Лайла Рейес, вынужденный покинуть свой дом пекарь из Майами и прирожденная убийца хорошего настроения. Разве мы пришли не для того, чтобы подбодрить Ориона? Я внутренне тяжело вздыхаю на саму себя и встаю.
– Флан?
Джулс одаривает меня веселой улыбкой, а мальчики выпрямляются на стульях с горящими глазами.
Флан – единственное слово, которое мне нужно.
Глава 9
Мой обреченный флан стоит на верхней полке в холодильнике Ориона. Я снимаю крышку с блюда и представляю всем круглый желтовато-кремовый пудинг с карамельной глазурью. От него пахнет калориями и грехом.
Орион пробует первый кусочек и мечтательно, практически с обожанием смотрит на него. Полагаю, этот взгляд изначально предназначался Шарлотте, но теперь он потрачен на кубинскую выпечку. А теперь на меня: зимне-голубые глаза и приоткрытые губы.
– Это великолепно. Мы знакомы всего несколько дней, а ты уже на такое ради нас пошла.
– Такая вот я, – отвечаю и наблюдаю, как его усмешка перерастает в широкую улыбку.
Я раскладываю флан остальным, забыв, что Гордон уже съел две порции в «Сове», однако я отчетливо помню про свой один с четвертью кусочек. Хотя я не могу отказаться от еще одного.
Другие тоже пробуют, и их стоны заглушают музыку.
– Может, вы со своим фланом уединитесь?
Холодная бархатная ваниль и сладкий карамельный сироп тают на языке.
– Прости нам наш экстаз, но… – говорит Реми.
–Господи, это похоже на наши традиционные пудинги. – Джулс жестикулирует ложкой в такт словам. – Но ты как будто бы добавила в крем порцию пылких поцелуев.
Мы все смеемся.
– Надеюсь, ни один французский поцелуй не пострадал при приготовлении твоего флана.
К сожалению, ни один также не пострадал в ближайшем прошлом. Но мне приятно, что людям нравится моя еда. Я стараюсь сосредоточиться на этом, пока многочисленные порции не уничтожают большую часть флана. Я собираю пустые тарелки, чтобы занять руки, но Джулс меня останавливает.
– Оставь это, Лайла. Повара в моей семье не моют посуду.
Мальчики поддерживают ее, поэтому я встаю и иду в гостиную. Я оставила сумочку на черной деревянной скамье у фортепиано. Я достаю телефон; в Майами середина дня, но мне никто не написал. Ни важных имейлов, ни пропущенных звонков, как это обычно бывает. Я полностью исчезла в Англии.
– Лайла?
Я резко оборачиваюсь. Орион протягивает мне вторую бутылку крепкого сидра, словно это жидкое золото.
– Не хочу, спасибо.
Реми бросает Гордону полотенце.
– Мама только что звонила. Одна из посудомоек в пабе заболела, так что мне придется ее подменить. – Он указывает на сидр и поворачивается к Ориону. – Выпьешь еще одну за меня? И не вешай нос, приятель. – Он открывает дверь и в последний раз делает комплимент моему флану.
Джулс хватает свою серую сумку, затем накидывает на плечи белый леопардовый плащ.
– Подожди, любимый. Я тоже помогу. Мне отлично идут эти полосатые фартуки.
Реми придерживает дверь.
– Она просто хочет попеть хиты классического рока с поварами.
Гордон следующим бросается к порогу и широко нам машет.
– Вот дерьмо, я забыл о результате экзамена по литературе, – говорит он. Я иду за ним, но он продолжает: – Ты же проводишь Лайлу до дома, Ри? Кто-то должен остаться, чтобы убедиться, что ты не потонешь в собственных слезах.
– Главный оптимист, – говорит Орион, затем добавляет: – Подожди, Горди. – Он останавливает приятеля на крыльце.
Оставшись одна, очевидно, на некоторое время, я разглядываю фортепиано возле стены за лестницей. Bösendorfer – написано на золотом логотипе. На гладкой деревянной поверхности несколько легких царапин. Медные детали потемнели, а на клавишах слегка желтоватый оттенок. Это фортепиано любят и пользуются им.
Не менее интригующая, чем инструмент, мое внимание привлекает серия фотографий в рамках, стоящих на нем. На первой невеста и жених стоят под цветочной аркой. Мужчина мог быть Орионом – такая же худая, но крепкая фигура под серым парадным костюмом, такие же русые волосы с завитушками на кончиках. Под руку с ним стоит стройная женщина в белом кружевном платье. Светлые волосы убраны назад, а в руках небольшой букет роз. Должно быть, родители Ориона. Рядом – студийный портрет той же женщины с маленьким мальчишкой на коленях и младенцем на руках, одетым в платье с рюшками. Наконец семейное фото на фоне травы и скалистого побережья. Я беру в руки огромную серебряную рамку. Максвеллы ежатся в шерстяной и твидовой одежде под серым небом. Ориону здесь на вид десять или двенадцать, а маленькая Флора цепляется за мать, по ее спине вьются светлые кудряшки.
– Ирландия. Утесы Мохер в графстве Клэр.
Я поворачиваюсь к Ориону, его семья в моих руках. Его лицо напрягается, словно под тяжестью невысказанных слов. Любопытство одолевает вежливость, и я спрашиваю парня, которого сама недавно обвинила в том, что он задает много вопросов:
– Это твоя мама?
Он берет фотографию. Кивает.
– Моя мама.
– Она… умерла? – Как abuela?
Я не ожидала такой реакции, его рот перекосился.
– Да и нет.
– Она ушла? Как Стефани?
– Типа того. – Он ставит фотографию на место медленно, почти трепетно. – Но все не так, как ты думаешь.
Что со мной не так? Как будто у меня в последнее время на лбу написано, что мне можно излить душу?
– Прости. Мне не следовало спрашивать, – говорю я, тяжело дыша. Я торопливо хватаю сумочку со скамьи. Мой взгляд бегает: фотографии, фото из путешествий его отца, кухня, входная дверь. – Мне пора. Я сама найду дорогу…
Орион преграждает мне путь и указывает на диван.
– Пожалуйста, присядь.
«Можно?» – написано на его лице, когда он осторожно забирает у меня сумку и ставит ее обратно на скамью.
– Останься. Все хорошо, Лайла.
Я киваю и сажусь на темно-красный кожаный диван.
Орион берет бутылку сидра со столика.
– Точно ничего не хочешь? Уверена?
– Может, просто воды.
Он возвращается с хрустальным бокалом, выключает музыку и садится. Нас разделяет одна подушка. Он молчит.
Молчание длится вечность. Я подношу бокал к его бутылке.
– Итак. Чокнемся? – Я морщу нос. – Или
