Семь лепестков зла - Галина Романова

– Не надо ничего накручивать, Альбина из полиции, – ухмыльнулся он вдруг догадливо, вгоняя ее в краску. – Я не злодей.

– А я ничего такого и не… – она запнулась на полуслове, вдруг вспомнив. – А мобильник Влада?

– Что?

– Он не уцелел?

– Нет, – дядька скорбно поджал тонкие губы, опустил над столом голову, почти задевая его длинным носом.

– Нет, не уцелел? Или его тоже не было? – прицепилась она. – Понимаете… Влад, когда ему неловко было лезть в машину за камерой или он далеко от машины был, часто снимал на телефон. К тому же он мог звонить кому то, ему могли звонить? Вы не проверяли в телефонной компании?

– Оттуда меня послали, милая. Запросили кучу бумаг. И послали. Так что проверить его звонки я не смог. А что касается фотографий…

Он вдруг ловко выскользнул из за стола. Она аж рот открыла, дивясь удивительной грации этого большущего человека. Ни стол не сдвинул, ни табуреткой не громыхнул. Кто же он такой, этот Владлен Егорович?

Он вернулся очень скоро с черной картонной коробкой из под какой то фотографической мутотени Влада.

– Вот, – он поставил ее на стол, потянул крышку. – Вот что осталось от его мобильного. Спасибо, вовремя приехал, а то и этого бы не нашел. Хотя на это мало могло быть желающих, в отличие от кофра.

– Ладно вам! – Она заглянула внутрь, вздохнула. – Не густо.

– И я говорю…

Телефон сильно пострадал. Дисплея не было, от корпуса осталась одна задняя крышка. Внутренности будто кто под пресс подкладывал.

– Забирай, – скомандовал Владлен Егорович и снова закрыл коробку крышкой.

– Что забирай?

– Этот телефонный ливер забирай. У меня все равно нет никого, кто бы смог хоть что то оттуда извлечь. Может, тебе повезет, Альбина из полиции?..

Глава 10

Толик любовался своим отражением в магазинной витрине. Он отступал на шаг, прячась за облетевший тополь, и отражение исчезало. Делал шаг в сторону, и отражение появлялось снова – обновленное, помолодевшее, холеное. Он, как в сказке, будто в котел с кипящим молоком прыгнул, настолько преобразился. Даже выше стал, честное слово! Новенький костюм, состоящий из плотных штанов и замшевого пиджака, подчеркивал все достоинства его поджарого телосложения. Мокасины ручной работы, коричневая водолазка отлично держит подбородок. Новая стрижка, темные очки. Господи, на него весь женский персонал магазина оборачивался, когда он вышел переодетым из отдела! Потом его повели в маникюрный салон для мужчин, где преобразили руки. Он поначалу застеснялся, потом даже понравилось. Он вообще сам себе дико нравился. У него не только внешность, взгляд поменялся! Он не смотрел больше затравленным несчастным неудачником. Он поглядывал чуть свысока и снисходительно. Лениво цедил слова, хмыкал многозначительно. Это производило впечатление не только на окружающих. Это нравилось бабке. Так он про себя называл Марию Ивановну Скобцову – благодетельницу и мучительницу в одном лице. И это очень нравилось ее дочери – Насте.

Настя… Настёна… Настенька…

Ах, как он на нее запал! Ах, как она ему понравилась! Прямо сразу, когда впервые увидел ее, он начал о ней грезить. И что самое важное, он ей тоже, кажется, приглянулся. Она посматривала на него с интересом. Улыбалась его шуткам. Позволяла поддерживать себя, когда в этом возникала нужда. Но…

Но это не нравилось бабке – то есть ее матери. И это совершенно не нравилось ее водителю – Дэну. Что их связывало, Толик не знал, мог лишь догадываться. Но что то связывало. Что то сквозило интимно-игривое в повелительном тоне, которым она обращалась к Дэну. Что то улавливал он в его ответах. Какой то искрометный сарказм, какую то скрытую ухмылку. И от этой ухмылки, честно, Толику было особенно неуютно.

– Чем он тебе не нравится, не пойму? – удивилась как то бабка Маша, уставившись на него из под взмокшей от пота челки.

Челка у нее всегда была мокрой. Противной, липкой, цеплялась за его щеки, уши, шею. Его иногда тошнило.

– Мутный он какой то, – ответил Толик, решив, что ступил на запретную территорию и не надо лезть туда, куда не надо. – Что то есть в нем… Угроза какая то.

– Угроза? Кому?

Бабка Маша осторожно сдула с кофейника плотную пенку, разлила по чашкам, пододвинула к нему молочник со сливками, сахар, бисквитики с шоколадом. Он с радостью налетел на завтрак. Он, оказывается, любил все это милое аристократическое баловство. Даже не подозревал, как это приятно: когда тебе приносят завтрак в постель, сдувают пенку, остужают кашку, щебечут, жалеют, холят и лелеют.

У него ничего этого не было. Разве что в детстве. С Лизкой нет, никогда. С этой каргой постоянно. И он иногда даже прощал ей ее возраст. И то, что вынужден быть ее любовником. И то, что вынужден ей подчиняться. Слушаться, служить.

Нам всем, в конце концов, приходится платить за удобства. Кому чем! Кому здоровьем, кому временем, кому самой жизнью. Ему вот свободой. Правда, понятие это было весьма относительным. Раньше, когда он ласкал молодое упругое тело, он ведь тоже был зависим. И еще как! И унижаем был невероятно! И осмеян неоднократно. И очень быстро потерял себя.

– Не нравится он мне, – заключил без лишних объяснений Анатолий, возвращая пустую чашку Машке. Дожевал бисквит. – Не нравится. Не пойму почему.

– А ты возьми и убей его, – запросто, будто речь шла о таракане, посоветовала она.

Поставила пустую посуду на пузатый комод в его обновленной спальне, вскарабкалась к нему на кровать. Улеглась рядом, взглянула требовательно.

– Как это убить?! – опешил он, потом решил, что она шутит, и переспросил: – Шутишь?

– Ничуть, милый. Какие уж тут шутки? Если этот малый так тебе противен, убей его просто, и все!

– Как убить?! – Он шарахнулся от ее грузного, пышущего нездоровым желанием тела на самый край кровати. – Я не смогу, Маша! Я не смогу!!!

– Сможешь, – она улыбнулась одними губами – дряблыми, давно утратившими форму. Глаза сверлили насквозь. – Лизку свою кокнул, и Дэна сможешь!

– Лизку…

Он судорожно сглотнул, в который раз стараясь вспомнить подробности того злополучного дня. Ну ничего! Полный провал! Будто он весь день пробыл в черной яме. Как туда попал и как выбрался – не помнит.

– Лизку было проще, – сказал он нехотя, и то лишь потому, что ей очень хотелось услышать именно это. – Она сука! Она сколько крови мне попортила. А Дэн… Он просто противный, и все!

Маша какое то время внимательно его разглядывала. Всего и тщательно, начиная от кончиков пальцев на голых ногах и заканчивая модно выстриженной макушкой. Потом облегченно вздохнула, снова растянула вялые губы в подобии улыбки и сказала:

– Вот и ладно. Пускай себе живет.

Господи! Она что, проверяла его?! Конечно, проверяла! Эта старая кляча – дня не проходит – устраивает ему проверки на вшивость. То денег подбросит в надежде, что он сопрет. То сережку с бриллиантом нарочно в сливе раковины оставит. Вдруг он сочтет, что она считает сережку потерявшейся, и присвоит себе.

С Дэном тоже проверяла. И еще пару раз после того памятного утра затевала подобные разговоры. А потом велела походить за ним, последить.

Чем он, собственно, теперь и занимался. Он следил за Дэном, который вошел в магазин. А попутно рассматривал свое отражение в сверкающей витрине. Отражение ему очень нравилось. Следить за Дэном – нет. И если честно, ему вдруг показалось, что он Дэна потерял.

Толик решил проверить и вошел в магазин.

Внутри было тепло, уютно, пахло шикарно. Неслышно, словно нимфы, скользили по сверкающей плитке пола продавцы-консультанты. Услужливо улыбались, внимательно слушали, вежливо отвечали. И зазывали, зазывали, зазывали оставить в их дорогом бутике ну хоть какую нибудь денежку.

Сегодня он купит булавку для галстука, вдруг решил он. Надо было как то объяснять свое здесь присутствие. На него только-только, всего каких то неделю-другую, начали поглядывать с уважительным интересом. Ну не разочаровывать же этих пташек! К тому же, если Дэн крутится где то рядом, у него будет шикарное объяснение – зашел купить булавку для галстука. И для карги это тоже сойдет. Она терпеть не могла, когда он тратился без нее.

– Добрый день! – Милая длинноногая шатенка с голубыми, как летнее небо, глазами подошла к нему и встала слишком близко. – Чем могу помочь вам?

О! Она могла бы помочь ему, если бы захотела. Могла бы осчастливить хотя бы на полчаса. Прямо за одной из тяжелых бархатных портьер примерочной кабинки. Он с удовольствием сорвал бы с нее тонкую кофточку кофейного цвета, задрал короткую юбчонку и…

Толик почувствовал, что возбуждается, и покраснел.

– Извините, я ищу друга, – соврал он без зазрения совести. И тут же, почувствовав ее разочарование, поспешил успокоить: – И пока я стану его искать, подберите мне, пожалуйста, заколку для галстука.

– Хорошо! – Она снова заулыбалась – широко и открыто. – Вы хотели бы…