Адвокат шайтана - Максим Кисловский

В-четвёртых, Викторов обвинён также в нарушении тайны телефонных переговоров и совершении вымогательства. В подтверждение его вины прокурор сослался на результаты обыска — в доме Викторова были найдены кассеты с записью телефонных разговоров Зайкина и Барыкиной. Поскольку эти кассеты были найдены у Викторова, был сделан вывод, что они принадлежат ему, что именно он записывал разговоры между Зайкиным и Барыкиной, а потом требовал у Зайкина денежную сумму под угрозой оглашения позорящих сведений о нём. Что ж, логично. Но где подслушивающие устройства? Где они? Они находятся у действительного шантажиста! Как нам рассказал Зайкин, неизвестный, вымогавший у него деньги, пригрозил, что если не получит требуемую сумму, он распространит упомянутые записи телефонных разговоров через аудио-студии города, подменив там музыкальные кассеты. Покупатели музыкальной продукции, сами того не зная, станут распространителями очень нежелательной для Зайкина информации. И ведь так оно и случилось! Защитой были представлены свидетели, которые случайно купили подобные кассеты в студиях звукозаписи. Кто-то хотел послушать песенки смазливой Ким Уайлд, а включив магнитофон, услышал интимные разговоры двух любовников…

— Обычное адвокатское плутовство! — выкрикнул с места Казелин. — Это были лжесвидетели!

— Товарищ прокурор! — Каганов стукнул кулаком по столу. — Я делаю вам замечание. В прениях даже я, судья, не имею права перебивать участника процесса. У вас будет еще возможность высказаться в репликах. Извините, товарищ адвокат, продолжайте.

Казелин замолк и посмотрел на Каганова своим обычным насмешливым взглядом.

— Спасибо за комплимент, в нём столько искренности, — съязвил Сартаков, обращаясь к Казелину.

На несколько секунд заглянув в свои записи, Дмитрий продолжил свою речь:

— Таким вот способом приобретателями злополучных кассет оказались люди неопределённого круга. Случайным хранителем интимной жизни Зайкина и Барыкиной стал также Викторов. То есть действительный шантажист, благодаря бездарной работе следствия по делу, гуляет на свободе вместо того, чтобы стать моим клиентом. Злорадно смеётся в зеркало и нагло верит в то, что избежал справедливого возмездия! Однако я надеюсь, что уважаемый суд не попадётся на такой лёгкий обман, жертвой которого стала прокуратура. Не мнимый преступник, то есть Викторов, а настоящий вымогатель должен рано или поздно предстать перед судом! Необходимо добавить, что этот неизвестный шантажист поступил всё-таки не по-джентльменски: и деньги у Зайкина выманил, и кассеты распространил, хотя последнего делать был не должен — условие-то Зайкиным было выполнено. Подлый обманщик! Считаю, что это дело чести для правоохраны города — найти его…

В завершение не могу воздержаться от метания тяжёлых булыжников в прокурорский огород. Викторов был обвинён в квалифицированном убийстве, то есть с отягчающими обстоятельствами, а именно: с особой жестокостью женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, с целью скрыть другое преступление.

Особая жестокость — понятие оценочное. Судебная практика знает немало примеров, когда жертва испытывала особые мучения и страдания не из-за того, что убийца был патологически жесток, а по причине, например, желания убийцы нанести множество ранений для более быстрого наступления смерти потерпевшего. И в этом нет проявления особой жестокости.

Далее, мной была представлена суду медсправка Викторова, согласно которой у него есть заболевание — повышенный гонококк. Поясняю: заболевание, исключающее детородные качества. Викторов был бесплоден! Его жена не могла забеременеть от него! Её беременность была результатом чьей-то иной половой активности. Сам Викторов не знал, что его жена ждёт ребёнка. Потому что у Марии Викторовой были все основания тщательно скрывать это. До самого момента смерти ей это удалось…

Что касается стремления Викторова скрыть другие преступления, то я уже высказал обоснованные сомнения в том, что они были совершены моим подзащитным. Все эти ошибки прокуратуры — ещё одно подтверждение её низкопробной работы. В связи с изложенным, прошу суд признать Викторова Николая Александровича виновным в совершении неосторожного убийства. Следует согласиться, что за допущенную им небрежность он должен понести наказание. Все остальные обвинения надуманны и не подтверждены материалами дела. Благодарю за внимание.

Дмитрий Сартаков сел за стол и постарался изобразить безразличие — мол, его мало волнует, чем закончится рассмотрение дела, а с его стороны всё возможное уже сделано. Каганов пошептался со своими коллегами и, попеременно поворачивая голову то к Казелину, то к Сартакову, спросил:

— Реплики будут?

— Я думаю, что суд итак утомился слушать этот адвокатский бред. Не буду провоцировать повторных галлюцинаций, — насмешливо отмахнулся Казелин.

— Бред? Поставьте это утверждение в конце вашей аргументации! — привстав с места, Сартаков раздражённо выбросил правую руку вперёд, указательным пальцем целясь в Казелина.

— Понятно, — повышая голос, сказал Каганов, — реплик не будет. Подсудимому Викторову предоставляется последнее слово.

Учебная аудитория № 301 была оборудована как зал судебного заседания со всеми присущими атрибутами. От настоящего судебного зала её отличало только то, что вместо скамей для слушателей стояли студенческие парты. Со "скамьи подсудимого" поднялся Денис Фесков, исполнявший роль Викторова в этом учебно-игровом процессе. Положив руки на полированный бортик перил ограждения, он повернулся к "судьям" и нарочито глуповато произнес:

— А чё говорить-то? Не виновен я…

В аудитории на несколько секунд повисла тишина. Студенты 402-й группы послушно ждали окончания семинара. Самые нетерпеливые с надеждой посматривали на часы.

— Судебное заседание окончено; суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора, — несколько растерянно сказал Сергей Каганов, продолжая сидеть в своём кресле.

Соколова Светлана Николаевна, доцент кафедры уголовного процесса, сидевшая на первой парте, продолжала молча наблюдать за происходящим. Казалось, что она сама не знала, что делать дальше. Сергей Каганов, понимая, что его замешательство может продлиться неопределённо долго, обратился к ней:

— Светлана Николаевна, нам по правде уходить на приговор?

— Нет, конечно, останьтесь, — улыбнувшись, сказала она. — Уходить никуда не надо. На сегодня, я думаю, достаточно. Вам ведь нужно время, чтобы подготовиться? Готовьте приговор к следующему семинару, Серёжа.

Ласковое обращение преподавателя "Серёжа" вконец взбесило Каганова. "Ненавижу…" — читалось в его глазах. Сергей поступил в университет с третьей попытки. До удачной же сдачи экзаменов, чтобы избежать нелёгкий и унизительный для карьериста труд заводского работяги, ему пришлось пройти школу комсомольского функционера. Мелкая, но всё-таки должность. Можно было по статусу носить шляпу и папку. Привычка выглядеть солиднее своего возраста перешла от лидера-назначенца к студенту. Даже бородатые аспиранты казались при нём гораздо моложе, а некоторые первокурсницы называли его Сергеем Дмитриевичем. Строгость и недовольство, впрочем, постоянно присутствовали в его взгляде, но сегодня его душила злоба. И зависть…

Утром Сергей неожиданно получил ранение в сердце. То, что раньше ему казалось чьей-то глупой выдумкой, оказалось реальностью.

Сергей никогда не опаздывал, приходил в университет за пятнадцать-двадцать минут до начала занятий и, сидя за партой в аудитории, обдумывал своё выступление на семинаре. Иногда он важно, скрестив руки на груди, прогуливался в университетском сквере. Сегодня же он стоял на ступеньках у входа в университет, наслаждаясь свежестью и серо-жёлтыми красками октябрьского утра. Мимо Сергея тянулась вереница студентов. Некоторые из них здоровались с ним, он же снисходительно кивал им головой.

— Здорово, Серёга, — протянув пухлую руку, пробасил Эдуард Казелин, прервав созерцательный процесс Сергея.

Эдуард смотрел на Сергея своим обычным насмешливым взглядом, пыхтя сигаретным дымом, как маленький паровозик, и непрерывно сплёвывая. Несползающая с лица лёгкая насмешка и сплёвывание во время курения невидимых песчинок, будто бы прилипших к его губам, были у Эдуарда то ли вредной привычкой, то ли нервной болезнью. Во всяком случае, чем-то нездоровым.

— Привет, — неохотно поприветствовал его Сергей.

— Ну как, готов приговорить злодея по всей строгости? — спросил Эдуард.

— Готов.

Сергей всем своим видом не скрывал своё нежелание вести какую-либо беседу с Эдуардом. С первого курса Казелин был оппонентом Каганова по любому поводу. Даже в студенческой столовой он передразнивал его во время еды. К своим выступлениям на семинарах Каганов готовился тщательно: прочитав учебники и конспекты, изучив несколько статей учёных по данной теме, стремясь тем самым удивить преподавателей обширными познаниями в этой области. Во время ответа на домашнее задание Каганов сопоставлял взгляды разных учёных по тому или иному вопросу, обильно цитировал, соглашался с одними авторами и спорил с другими. Возбуждённый и довольный собой Каганов садился на место и ждал похвалы преподавателя. В этот момент вставал Казелин и начинал с ходу разрушать только что воздвигнутую Кагановым пирамиду. На голову преподавателя сыпались фразы: "Не могу согласиться с предыдущим оратором, прозвучавшее выступление содержит множество противоречий и досадных промахов…", "нельзя оставить без внимания серьёзное упущение Сергея Каганова…", "там, где мой уважаемый коллега увидел ошибку в позиции этого учёного, её нет и в помине…", "на первый взгляд, те серьёзные противоречия, которые усмотрел мой товарищ, если приглядеться, — лишь кажущиеся…" и т. д. и т. п. Поединок Каганова и Казелина продолжался уже четвёртый год, охватывая всё новые и новые пространства, где могли уместиться учебные дисциплины и темы для дискуссий. Сергей ожидал, что и сегодняшний семинар не будет исключением. Но к этой битве с Казелиным он был морально готов. "Приговор" был аккуратно напечатан на машинке, консультации судей районного суда получены, все ожидаемые подвохи предусмотрены, и Сергей был в прекрасном расположении духа. Ничто не предвещало беды…