Если совершено убийство - Рут Ренделл

Уэксфорд был явно озадачен.

— Но он не мой старый друг.

— Прости, Рэдж, разве мы тебе не говорили? Гарри Слейд — один из тех, кто утверждает, что Грегсон был с ним в «Сайк-клаб» вечером в пятницу двадцать пятого февраля. Рекорда он пока не установил, но я начинаю думать, что он — профессионал по обеспечению алиби.

— Но, безусловно…

— Безусловно, его слова ничего не стоят? Но не для судьи, Рэдж. Есть безупречный гражданин, молочник, чистый, как поставляемый им товар, который подтверждает, что субботний вечер Винтер провел с ним, его дорогой старушкой мамочкой и его невестой-машинисткой. Все вместе они играли в «Монополию» в квартире мамочки.

— В конце концов, ты получишь какой-нибудь другой рычаг против Грегсона, — возразил Уэксфорд.

В этот момент в кабинет Говарда вошел Бейкер. Уэксфорд говорил спокойно, потому что ему было жаль любого человека, которому казалось, будто он теряет контроль над делом, однако Бейкер взглянул на него с холодной вежливостью. «Его лицо похоже на морду леопарда, — вдруг подумал Уэксфорд, — нос, маленький, резко очерченный рот, покатый лоб и рыжеватые баки на щеках».

— Ты сейчас едешь в «Ситансаунд», Майк, — вспомнил Говард. — Возьми с собой моего дядю.

— Я бы с удовольствием, — ответил Бейкер, — но со мной едет сержант Нолап, кроме того, я обещал молодому Дайпхарту ввести его в курс дела. Не получится ли, что мы будем убивать мух кувалдой?

Уэксфорду стоило больших усилий сдержаться, он улыбнулся и ради Говарда сделал вид, будто рад быть простым наблюдателем большей части игры. Он вспомнил о несчастной судьбе Бейкера, его коварной молодой жене и ребенке, которого она родила от другого мужчины. Понять — значит простить. Что же ему делать до конца дня? Болтать с Говардом и отвлекать его от работы? Бесцельно слоняться по Кенберну? Уэксфорд начинал понимать, что означали великодушные действия Говарда, позволившего ему выбирать дело по силам. Он никому не причинял вреда — просто развлекался, подавая экспертам идеи для опровержения. И чувствовал себя рабочим, чей ресурс исчерпан, а добрый хозяин находит для него работу, которую компьютер сделает гораздо более эффективно. Ему просто надо было идти домой и фотографировать Дору.

У входа Уэксфорд встретил сержанта Клементса.

— Хорошо провели выходные, сэр?

— Очень хорошо, спасибо. А как поживает ваш мальчик?

— Он уже большой, сэр. Заставляет мать вставать по ночам, маленький плутишка; высунет голову и кричит, а когда она подходит, хочет играть с ней. А как он смеется! Уже начинает ползать. Пойдет раньше года!

Ох уж эти отцы!

— Как вы решили назвать его?

— Знаете, его мамаша, наверное, из тех романтичных особ, которые обожают экзотические имена. Она назвала его Барнабас, но мы с женой предпочитаем что-нибудь попроще, поэтому решили назвать его Джеймсом в честь моего отца. Как только получим постановление об усыновлении, устроим крестины.

— Осталось всего четыре дня, не так ли?

Клементс кивнул. Его веселость как рукой сняло при упоминании об этом коротком отрезке времени — мучительно коротком и мучительно долгом, отделяющем испытательный срок на отцовство от реального. А вдруг ему откажут? Глядя на покрасневшее лицо этого видавшего виды человека, которое, несмотря на его хваленый здравый смысл, оставалось совершенно мальчишеским, Уэксфорд подумал о наступающей пятнице с каким-то благоговейным страхом. Представить только, что эта молодая мамаша, романтическая девушка, назвавшая своего ребенка экзотическим именем, снова изменит свое решение и явится в суд, чтобы объявить об этом! Какой одинокой и безрадостной станет после этого жизнь Клементса и его терпеливой жены на самом верху их башни… Он прекрасен и справедлив, этот закон, дающий приоритетные права родной матери и ее ребенку, но и жесток по отношению к женщине, не способной иметь детей, — женщине, которая ждет, надеется и молит Бога.

— Вы так интересуетесь нашим мальчишкой, сэр, — сказал Клементс, снова улыбнувшись, — что я и моя жена хотели узнать, не сможете ли вы прийти к нам как-нибудь пообедать и, ну, в общем, посмотреть на нашего Джеймса… Может быть, завтра или в среду? Мы почтем это за честь.

Уэксфорд был очень тронут.

— Прекрасно, я приду завтра, — пообещал он, подумав, что это будет способом провести время. И в порыве чувств похлопал сержанта по плечу.

Дениз и Дора только что закончили обедать. Увидев Уэксфорда, они не выразили ни удивления, ни потрясения оттого, что он еще жив. Только жена посмотрела на него таким взглядом, которого он не видел вот уже много лет.

— До чего ты дошел, дядя Рэдж, — проговорила Дениз и впервые за их знакомство взглянула на него как на мужчину, а не как на старика инвалида.

— Я? — удивился Уэксфорд. — Что ты хочешь этим сказать? — «Наверное, именно так заставляют почувствовать вину невинного человека, — подумал он. — Конечно же такая телеграмма: „Вылетай немедленно, все раскрыто“ — заставила бы любого паковать чемоданы и ехать в ближайший аэропорт». — Так что ты хочешь сказать?

— Так вот, тебе звонила женщина — какая-то Мелани, — я не запомнила фамилию. Она просила передать, не смог бы ты приехать к ним еще раз и встретиться с ней как-нибудь днем, когда мужа не будет дома. Ты должен ей перезвонить, она сказала, что ты знаешь ее номер.

Уэксфорд чувствовал некоторую растерянность, но, услышав это, громко расхохотался.

— Кто она, Рэдж? — спросила Дора, которая, конечно, не верила, что муж мог изменить ей, но все же нельзя сказать, что была в восторге от звонка незнакомки.

— Мелани? — легкомысленным тоном переспросил он. — Ах, Мелани! Просто женщина, с которой у меня были кое-какие личные дела. Вы думали, что все время, которое я проводил в Кенберн-Вейл, я был с Говардом? Ладно, признаюсь: на самом деле я был с ней. Есть еще порох в пороховницах, моя дорогая! — Он замолчал, увидев укоризненный, но еще чуть-чуть тревожный взгляд жены. — Дора, — произнес он уже серьезно. — Посмотри на меня. Посмотри на меня! Какой женщине, пребывающей в здравом уме, я могу быть нужен?

— Мне.

— Ну конечно тебе. — Он неловко подошел к жене и нежно поцеловал ее. — Любовь слепа, — заявил он. — Прости меня, но я должен звякнуть любовнице.

В телефонной книге он отыскал Дербона Стивена Т.; дальше шли буквы, по-видимому указывавшие на его профессию архитектора. Уэксфорд набрал номер, и после второго звонка Мелани взяла трубку. Интересно, она всегда сама отвечает на телефонные звонки? Или, может быть, сидела у аппарата и с нетерпением ждала, когда он зазвонит?

— Извините, что беспокою вас, мистер Уэксфорд. Я… я… Не будет ли слишком бестактным с моей стороны попросить вас приехать и поговорить со мной?

— Сейчас, миссис Дербон?

— Да, если можно, сейчас.

— Не могли бы вы хотя бы намекнуть, в чем дело?

— Если можно, поговорим обо всем при встрече.

Очень заинтригованный, Уэксфорд ответил:

— Я буду через десять минут, — и положил трубку.

Он попытался объяснить Дениз и Доре причину своего ухода, конечно, насколько это было возможно, потому что он и сам совершенно не понимал, зачем Мелани Дербон понадобилось встретиться с ним в отсутствие мужа. Может быть, причиной тому было искреннее беспокойство, связанное с навязчивой идеей, каковой стало для него переустройство Кенберн-Вейл, возможно, в ущерб ей или его бизнесу. Или что-то связанное с Александрой беспокоило ее? Ни один из ответов не приходил в голову.

— В библиотеку пришла твоя книга, дядя Рэдж, — сообщила Дениз. — Можешь забрать ее на обратном пути.

Он взял синюю карточку и, выходя из дому, пришел к заключению, что миссис Дербон позвала его потому, что он — полицейский.

Такси остановилось у двойной белой линии, и в центральном ряду Уэксфорд заметил проехавший мимо них из Лейсбрук-сквер красный мини. Мельком взглянув на водителя, Уэксфорд увидел молодую женщину в темном пальто. Что-то промелькнуло в его голове, когда он обратил внимание на ее руки в перчатках, но это не нашло отклика в памяти, и он тотчас забыл и о женщине, и о ее перчатках. Тем временем такси уже въехало под арку, и впереди он увидел Мелани Дербон, ожидающую его на ступеньках Лейсбрук-Хаус.

Уэксфорд улыбнулся ей, как он надеялся, успокаивающей улыбкой, но Мелани не улыбнулась в ответ. Она сжала обе его руки и обрушила поток извинений за беспокойство, причиненное ею едва знакомому человеку.

Его предположение оправдалось.

— Я решилась побеспокоить вас, потому что вы полицейский, — пояснила она, когда они вошли в дом, — или, точнее, потому что вы детектив, но в данный момент не работающий, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Уэксфорд не понимал.

— Вы можете подсказать мне, что я должна делать, — растолковала она, опустившись в кресло и немедленно вцепившись обеими руками в шнур окантовки.