Грёзы Марка - Сергей Трофимов

Вторая кассета демонстрировала ход операции. Вид у меня был, как у тряпичной куклы. Они тыкали меня шприцем в переносицу и правый глаз, словно щупами в поисках мины. Они цедили из меня сукровицу, и мое тело дрожало в конвульсиях. Но я досмотрел этот фильм до конца, потому что каждый кадр добавлял нули и единицы к тому счету, который мне надо было им выставить.

— Как и в предыдущих случаях, нам не удалось избежать частичной апоплексии, — доложила женщина. — Паралич лишил нас возможности вторичного использования данного субъекта. Причины будут выясняться при последующем анатомическом вскрытии. На сегодняшний день нами получено три миллиграмма амброзии, поэтому группа просит разрешение на продолжение работы и на поставку нового донорского материала…

На экране возникло разъяренное лицо Доктора.

— Генерал, я хочу выразить особую точку зрения и обратить ваше внимание на недопустимое расточительство талантливыми кадрами.

Ткнув пальцем в мое тело, он хрипло закричал:

— Из этого парня получился бы прекрасный сканер. Он без всяких стимуляторов заходил в такие пространства, куда Белову и на цитоэксе никогда не въехать. Неужели мало бросового материала? Вчера вы подписали приказ на перевод в эту программу восемнадцати человек из отдела разведки. А кто их заменит? Белов забирает самых лучших! И через неделю они превращаются вот в такое дерьмо!

В гневе Доктор грохнул кулаком по моей груди. Его сменила довольная физиономия Белова.

— Прошу прощения, генерал. Наш старый Док живет вчерашним днем и часто бывает до смешного нелепым. Я вот думаю, может быть, мы и его утилизируем?

Дима захохотал. Его лицо исказила отвратительная гримаса, и в чертах появилось что-то мерзкое и дьявольское. Я знал, где найду его. И я уже знал, куда засуну ему эту скляночку с жизнями восьми парней.

День последний

В кабине «газика» было жарко. По лицу и шее стекал пот. От бесконечных поворотов и зигзагов уставали глаза. Парень за рулем тихо напевал что-то под нос. Монотонный гул двигателя прерывался резким скрежетом из коробки передач, и новый поворот уносил меня все глубже в ядовитые раны прошлого…

Майор собрал группу из восьми ребят и решил прорываться до первого крупного города. Две кассеты с записью опытов над людьми могли поднять немалый шум, и генералам пришлось бы закрыть эту гнилую лавочку — проклятый институт биохимических исследований.

Мне терять было нечего. В моем горле кипела такая жажда мести, что ребята без споров оставили меня в городке. Они захватили бронетранспортер и немного покуролесили на защитных рубежах. Гурик взорвал резервуары с горючим. Когда они ушли на всей скорости в степь, наступила моя пора. Ночь озарилась светом пожара. Люди метались и паниковали: никто не понимал, что происходит. Майор сказал, что их радист собрал несколько постановщиков помех, от которого у сканеров ломило головы и зубы.

Парни ушли. В погоню за ними послали три «вертушки». Но я не сомневался, что майор прорвется. Он знал тактику боя и искусство выживания. Этот лис мог спрятать в степи не только людей, но и танковую колонну. В любом случае, майор себя в обиду не даст.

Правую ногу так и не отпустило. Она волочилась, как бревно, но к назначенному сроку, когда ребята начали прощальный фейерверк, я был на месте — около кафе. Едва загрохотала канонада, и эти крысы высыпали на крыльцо, я уложил тех, кого узнал по кадрам фильма, а Белова взял в заложники.

Они пытались вклиниться в мои мозги. Они втыкали в меня иглы и травили наркотиками. Но лютая ярость была сильнее их змеиных укусов. И этот подонок пошел за мной, как ручной ягненок. Его глаза побелели от страха. Там, у сейфа, когда я потребовал капсулу с амброзией, он сломался и напустил в штаны. Он умолял меня не убивать его.

— Вот здесь твое исцеление, — кричал он, протягивая руку с заветной склянкой. — Это вещество небывалой силы! Ты поправишься! Ты снова станешь крепким, Марк. Не убивай меня, и я сделаю для тебя все. Поверь мне, поверь…

Резкий толчок машины подбросил меня на сидении и оборвал воспоминания.

— Что, русский, сон плохой приснился? — с улыбкой спросил водитель. — Стонал, как от боли.

— Да, — ответил я. — Плохой сон.

— Ты куда едешь? Здесь все селения сожжены. Бои шли, сам понимаешь.

— На могилу друзей, — ответил я.

Он молча кивнул и снова затянул свою тихую песню.

Да, подумалось мне, это было как в кошмарном сне. Но я отомстил за себя и тех людей, которых они называли подопытными и субъектами — за тех, кто поверил им, поверил в чудесные сказки о других мирах и воображаемых пространствах. Там в институте мне хотелось найти их генерала. Я никогда не любил генералов. Это они бросали молодых парней то в Чечню, то в горнило национальных разборок. Им было плевать на кровь и вырванные из тел куски. Они по колено ходили в слезах матерей и нежили толстые задницы на черной коже персональных «Мерседесов».

Жаль, что я не нашел его. Жаль, что я не знал, как отличить хороших ученых от плохих. Меня страшила мысль, что может повториться история с заложниками, и что в слепой ярости я нанесу вред невиновным людям. А мне почему-то верилось, что здесь было много простых и честных граждан, которых запугали и которым задурили головы. Они жили в радужных замках научных открытий и не ведали зла, сотворенного их руками.

Короче, я ушел — точнее, улетел, угнав военный вертолет.

— Эй, русский! Эй!

Я открыл глаза. Мы подъезжали к Бекешу. Парень остановил машину. Я вытащил из кармана деньги, но он замотал головой.

— Я дальше тебя не повезу. Если здесь меня увидят с тобой, то голову отрежут. Иди дальше сам. Счастья тебе. Не обижайся.

Я кивнул ему, закинул рюкзак на плечо и пошел по пыльной дороге. В лицо светило палящее солнце гор. Иногда мне встречались местные жители. Они с удивлением смотрели на меня и недоверчиво качали головами. Возможно, их удивляло мое появление в этих местах или то, что я пока еще был жив. Однажды один из них крикнул:

— Эй, русс! Что здесь забыл?

И я ответил:

— Себя!

Он дал мне воды. Мы молча сидели плечо к плечу, пока его трубка не погасла, а я не отдохнул для нового перехода. Потом был тот самый поворот, и мне на миг показалось, что у скалы я снова вижу Гули и Сото. В уме мелькнула мысль, что прошлое — это только сон. Я ушел от них и вновь вернулся. Сейчас Гули протянет ко мне руки и бросится навстречу, а Сото будет добродушно усмехаться в седую бороду.

Но нет. За поворотом меня ожидала лишь голая скала, нависшая над дорогой. Лишь ровная строчка выщерблин, разорванная в тех местах, где были их тела. Я сел под скалой и до вечера смотрел на камни и песок, отыскивая следы того дня. Вот здесь она упала на колени, и крик ее снова повторился в моих ушах. Он звучал во мне все время. И даже тогда я удивился, откуда она знала мое имя. Ах, Гули! Она звала меня! Она узнала!