Год зайца - Арто Паасилинна

Ватанен взял две купюры по сто марок и спросил:

— Расписаться надо?

— Да идите уже, боже мой!

Ватанен сложил все вещи и сунул зайца в рюкзак, так, что только голова торчала. Перед тем как выйти на улицу, он, однако, протянул руку чиновнику МИДа, который в ответ злобно прошипел что-то невнятное. На улице Ватанен, дождавшись, чтобы его глаза привыкли к темноте, отыскал тропинку и прошел пару сотен метров до солдатских шатров. Он решил устроиться на ночлег в одном из них. Уставшие бойцы готовили чай. Предложили и Ватанену; никто ни о чем не спросил. Печка была чуть теплая, дневальный пытался разжечь ее снова, запихивая сырые березовые поленья. Кто-то вскрикивал во сне.

Часа в три ночи объявили тревогу, но никто и не подумал выходить из шатра. Достали карты. Ватанен оживился и сказал, что может обеспечить банк, если кто-то готов играть.

Он выложил на одеяло двести марок, объяснил, откуда они взялись, и вся компания начала играть в покер. Через час деньги разошлись. Боец, выходивший наружу, вернулся и рассказал, что жена одного из дипломатов на ужине нажралась супа с заячьим говном.

Поступил приказ к шести утра собрать шатры.

Никто даже не пошевелился, чтобы приступить к его выполнению. В ночной темноте началось какое-то наступление, солдаты «участвовали» в нем, изо всех сил крича «ура», но не выходя из палатки. Война продолжалась, отовсюду был слышен гул техники, откуда-то доносился усталый голос, отдающий приказы.

Около девяти Ватанен выбрался из шатра. Было еще довольно темно, но боевые действия так активизировались, что он решил: пора уходить.

Страшное зрелище открылось его взору: сторожка в Виттумайсенойя полыхала вовсю. Наверное, пожар длился уже часа два. Оконные рамы под напором огня стали выпадать на снег. Люди в нижнем белье выскакивали из пылающего бревенчатого строения, стоял невероятный крик. Несколько сигнальных ракет взлетели в небо, учения больше никого не интересовали.

Ватанен повесил рюкзак с зайцем на сучок дерева и побежал к дому. Во дворе толпились люди, завернутые в одеяла, и на разных языках сокрушались. Очевидно, пожар начался на кухонной половине, там уже и крыша обрушилась. Генерал-майор стоял в одних носках посреди этого бедлама, громко отдавал приказания и топтался на месте — снег таял под его ногами. На нем были штаны с лампасами, но мундира не было. Тем не менее, все знали, что это генерал.

Из окна комнаты оленеводческого начальства выпрыгнули еще несколько человек, среди них — женщины. Люди кричали от страха. Ватанен многих узнал. Супругу шведского военного атташе сквозь дым вели под руки по заснеженному двору. Она была абсолютно голая, рыдала взахлеб, и на фоне яркого огня четко вырисовывался ее силуэт. Великолепное зрелище — очень красивая женщина на снегу, поддерживаемая двумя солдатами. Потом кто-то накинул на нее одеяло. Здание разгоралось все сильнее, солдаты лопатами швыряли внутрь снег, кто-то матерился, потому что невозможно было подойти ближе — каски на головах раскалились.

Огонь был так силен, что стоявший во дворе вертолет мог вспыхнуть. Генерал потребовал, чтобы пилот отогнал его подальше. К вертолету подбежал голый мужчина, обжигаясь об обшивку, заскочил внутрь, открыл окно и прокричал:

— Надо прогреть мотор, иначе не подняться!

Голый мужской торс свешивался из окна, искры от горящих бревен отскакивали от раскаленного металла, словно шишки во время лесной бури. Окно закрылось после генеральского крика:

— Взлетай немедленно!

Чиновник МИДа метался по двору. Он тоже был полуодет и спрашивал у солдат, не найдется ли у них одежды и обуви; скоро у него в руках оказалась охапка обмундирования, которое он разложил на тающем снегу и принялся раздавать завернутым в одеяла женщинам. Кому-то достались кирзачи, кому-то — только носки, на женские плечи накинули гимнастерки и бушлаты, дамы стали похожи на пчелиных маток; капюшоны маскхалатов прикрыли их нежные шеи.

Шестая рота разведбатальона, завершая атаку, ворвалась во двор. Измученные солдаты остановились на границе тающего снега. Какой-то офицер выкрикивал команды, но бойцы, не слушая его, выстроились у горящего дома редким полукругом. Грязные маскхалаты в пламени пожара отсвечивали переливающимся красным цветом; почерневшие от мороза лица солдат производили чудовищное впечатление. Казалось, дом окружила вереница молчаливых мумий. Кто-то спросил, нет ли огонька, и зажигалка переходила из рук в руки по цепочке облокотившихся на лыжные палки солдат.

Пилот тяжелого армейского вертолета запустил мотор. Стрекочущий звук резал уши, потом он сменился пронзительным гулом, и огромные пятнадцатиметровые лопасти начали потихоньку месить раскаленный воздух. Генерал, согнувшись, подбежал к кабине и жестами показал, что надо посадить в вертолет людей. Чиновник МИДа сообразил, к чему идет дело, и начал подталкивать женщин в сторону ревущего вертолета. Ватанен добежал до дерева, снял рюкзак, стал успокаивать зайца. Зверек был явно не в себе. Еще бы — столько времени просидеть в рюкзаке, подвешенном на сучке, посреди этого кошмара.

Ватанен закинул рюкзак за спину и поспешил назад. Заяц поглядывал по сторонам, но больше не рвался наружу.

Чиновник Министерства иностранных дел руководил женщинами под винтом вертолета. Двери открылись, и дам, упакованных в толстые солдатские бушлаты, стали вталкивать вовнутрь. Командир вертолета и второй пилот стояли у входа совершенно голые и помогали женщинам. Генерал закурил. Ватанен тоже решил помочь на посадке. Он запрыгнул в машину и оттуда втягивал всех, стремящихся внутрь, пока командир борта не сказал ему:

— Все, больше никто не поместится, пора взлетать. Закрывайте дверь, лейтенант.

Лейтенант!

Ватанен хотел спрыгнуть на землю, но голый радист крепко ухватил его за рукав, захлопнул дверь сразу надел наушники:

— Борт ОН 226, ОН 226… Разрешите взлет! Пункт назначения — гарнизонный госпиталь в Соданкюля, прием.

Иллюминаторы вертолета были покрыты инеем. Ватанен, ладонью расчистив ближайшее окошко, увидел, как тяжелые лопасти набрали скорость и теперь сплошным кругом разгоняли воздух. Словно раздуваемый гигантским кузнечным горном, дом вспыхнул сильнее. На десятки метров над ним поднялись языки пламени, а тлеющие венцы строения заискрились так ярко, что в утреннем сумраке стали похожи на бенгальские огни. Наконец вертолет оторвался от земли.

Генерал, стоя перед кабиной, делал знаки, как обычно на аэродроме, когда указывают самолету место стоянки: то разводил руки в стороны, то скрещивал их над головой. Оставшиеся во дворе попятились от вертолета, а у сидящих в машине заложило уши от рева двигателя. В один миг фигура генерала в подтяжках уменьшилась, уменьшился и пылающий дом, и вертолет поднялся так высоко, что стало видно выглядывающее из-за горизонта солнце.

Открьлась чудесная картина!

Ватанен перевесил рюкзак на грудь, повернул заячью морду к иллюминатору:

— Гляди, малыш, гляди!

Заяц немного посмотрел, потом вздохнул и прижался к груди хозяина. Его задние лапы в рюкзаке зашевелились, он подтянул их, свернулся клубочком и уснул.

И вдруг в салоне вспыхнул яркий свет. Дверь кабины открьшась, в салон вышел голый мужчина и сказал:

— Наш борт направляется в Соданкюля, время полета двенадцать минут, прошу соблюдать спокойствие. И это… может кто-нибудь поделиться одеждой?

Мужчине дали, что подвернулось под руку. Впрочем, так же, во что попало, были одеты все пассажиры, человек двадцать; они стали оглядывать друг друга и посматривать в иллюминаторы. Ватанен заметил, что напротив него между двумя женщинами сидел чиновник МИДа. Он выглядел смущенным и озабоченным. Чиновник тоже обратил внимание на Ватанена и, с трудом сдерживая раздражение, проговорил:

— И вы здесь. Никуда от вас не денешься.

Чиновник сидел без обуви, его босые ноги явно замерзли. Ватанен снял свою обувь, протянул ее соседу:

— Берите… да берите же, говорю вам.

Сидящая рядом с представителем министерства супруга американского военного атташе увидела зайца, показала на него пальцем и сказала с восхищением:

— Прелестное создание, ну просто чудо! Всегда рядом! Можно его погладить!

Вертолет летел почти параллельно солнцу, снежные просторы проплывали внизу. Если обернуться, со стороны Сомпио еще можно бьшо разглядеть густой дым. Безжизненная тундра осталась позади, летели над долиной Ляяхкимакуру, и там Ватанен увидел следы охоты на медведя. Ближе к Соданкюля, далеко внизу, Ватанен разглядел одинокого путника. Следы казались мышиными, а черный силуэт двигался на юго-восток. Ватанен так долго вглядывался, что у него заслезились глаза. Он решил, что одинокий путник — не кто иной, как медведь из Ляяхкимакуру.

Ватанен не стал никому ничего говорить, вытер глаза и погладил зайца. В иллюминаторе показались дымки над Соданкюля.