Кавказский след - Аркадий Карасик

— Ничего не заметили подозрительного? — снова прервал говоруна следователь.

Бригадир задумался. Что имеет в виду сыскарь? Какое событие считает «подозрительным»? Ляпнешь невпопад — обмишуришься.

— Дак это как сказать — подозрительно, неподозрительно. Навроде, ничего — глубокомысленно ответил он. — Одно точно — хозяина на стройке не было. Да и то — с изьянцем: вполне мог банкир спрятаться в подвал. Мужик дошлый, вдруг поимел желание закопать клад. А кто-то подглядел и прищучил. Перышком по горлянке.

Бабурин разочарованно отмахнулся. Дескать, с тобой все ясно, можешь не отвечать, твои «версии» ничего не прибавят и не убавят. Взял свояка под руку и повел к бытовке, где дожидался допроса разбуженный немолодой водитель. Шагал рядом с Машкиным, крепко вцепившись в его локоть — будто пристегнулся наручниками.

Глава 8

Следователь остановился возле лесенки, ведущей в вагончик. Машкин вынужден был тоже остановиться.

— С тобой, Федя, мы побеседуем позже… Могу только сказать — положение у тебя — не позавидуешь. Банкира убили ночью, когда на стройке, кроме тебя и охранника, никого не было. Убили Басова в подвале или вне участка, перетащив потом труп в здание — для тебя не так уж важно. Вы с охранником должны знать, как это произошло. Или — предполагать.

Тон монолога по родственному сочувственный, но дремлющая в Машкине боязнь проснулась и принялась тыкаться в него мокрой мордой. В сердце, в застонавший желудок, в пятки, в горло.

— Ты думаешь…

— Да ничего я пока не думаю, — с досадой поморщился следователь. — Знаю, ты не убивал. Если даже существовала причина для расправы. Потому-что — трус первостатейный. Прости за откровенность… Но ты должен мне помочь. Машкин принялся фантазировать. Естественно, про себя. Благо, для фантазирования имелась плодородная, удобренная почва. Инженер-чиновник воспитан на множестве детективов, которыми буквально забита стенка в его гостиной. Сейчас онрассуждает от имени и по поручению Бабурина, мгновенно придумывает подходящие версии и так же быстро анализирует их.

Похоже, Сергей замыслил хитрый ход, в котором Машкину предстоит сыграть заглавную роль. Нужно успокоить преступников: прораб находится под подозрением, дело за малым — отыскать веские улики для того, чтобы надеть на «убийцу» наручники. Иных версий у следствия нет и, похоже, не предвидится.

Неплохо упрятать подозреваемого на время в следственный изолятор. Но как это объяснить его супруге, своей сестре? Она же за любимого мужа все глаза выцарапает, такой поднимет шум — не возрадуешься.

Придется обойтись демонстративными допросами, с освещением их в прессе.

С точки зрения следствия — отлично, талантливо, перспективно. Хоть этот приемчик и потускнел от частого применения. Но вдруг сработает? Успокоятся преступники, перестанут таиться, позволят следствию спокойно разбираться и осторожно допрашивать новых свидетелей, которые непременно должны объявиться…

Наверняка, свояк пришел к этому решению, подумал инженер, испытующе глядя на упорно молчащего следователя. Сейчас он был полностью уверен в том, что Бабурин думает точно так же, как и его близкий родственник.

Единственно, что обижает Машкина — Сергей не спрашивает о его согласии «подставиться», не думает о том, как тяжко достанется главному герою задуманного «представления» в тюремной камере. Впрочем, почему именно в камере? Ведь в любом изоляторе имеются, обязаны существовать, более комфортабельные, желательно одиночные камеры…

Машкин все глубже и глубже тонул в созданной им самим «следственной» трясине. А ничего не подозревающий Бабурин задумчиво оглядывал территорию стройки. Будто надеялся высмотреть среди железобетонных плит и прочих стройматериалов бандита, убившего банкира.

— Прости, Серега, но это мне не под силу, — наконец очухался от детективного дурмана лысый «сыщик». — Не смогу. Сам провалюсь и тебя подведу, — неожиданно для самого себя жалобно признался он. — Понимаю, то, что тобой задумано — правильно и непременно выведет на след убийц, но…

Следователь окинул родственника недоумевающим взглядом. Ну, и достался же Татьяне малоумок! Мало того, что — квашня, прокисший кисель, облако в штанах, да еще и фантазер.

— Ты это о чем, своячек?

Успокоенный доброжелательностью следователя, Машкин принялся, захлебываясь, излагать пришедшую ему на ум версию с прорабом — убийцей. К сожалению, придется от нее отказаться. По причине абсолютной профнепригодности «актера».

Поняв, наконец, что замыслил и сам же героически отвергнул родственник, Бабурин залился веселым смехом. До икоты, до слез. Вот это придумал, вот это отчудил!

Отсмеявшись, задумался. Несуразица, конечно, детские игры на зеленой лужайке, но если отбросить шелуху, что-то останется. Сажать свояка, тем более, с широким оповещением через газеты и телевидение — глупость. Во всяком случае сейчас. А вот взять подписку о невыезде, тихо-мирно, без огласки… Вернее, с потаенной, выборочной оглаской.

Все равно шила в мешке не утаишь: кому нужно — узнает. Слишком уж часто сыскные секреты, надежно спрятанные в сейфах и в памяти компьютеров, неведомыми путями достигают настороженных ушей преступников. А в данном конкретном случае даже желательно, чтобы весть о человеке, заподозренном в убийстве банкира, достигла ушей организаторов и исполнителей убийства.

Пожалуй, поразмыслить над этим вариантом не помешает. Если накачать свояка, в меру напугать его — может получиться.

— Ладно, позже еще разок побеседуем. Сейчас пошли послушаем, что преподнесет нам водитель… Впрочем, — неожиданно остановился он возле входа в вагончик, — не резон тебе лишний раз засвечиваться. Посиди за стенкой, послушай, позже скажешь свое мнение. Брешет водитель или правду говорит. Не зря народная мудрость утверждает: устами ребенка глаголет истина. Вот и захотелось мне услышать мнение…"ребенка".

Конечно, ничего путного от этой размазни не получишь, а вот приманить его, заставить малость раскочегариться, почувствовать пусть мизерную ответственность — полезно для следствия.

По профессиональной привычке, прежде чем начать официальный допрос, Бабурин внимательно оглядел свидетеля. Пока что свидетеля. Уселся напротив него на самодельный, сколоченный неумелым плотником, табурет и мысленно принялся за составление словесного портрета басовского водителя.

Немолод — уже под пятьдесят. Лицо интеллигента, выхоленное, выбритое до синевы — видимо, недавно пользовался «автомобильной» бритвой. Либо механической, либо подключенной к бортовой сети машины. Телосложение нормальное: не атлет, но и не слабак. Во всяком случае, ему под силу перенести тело банкира от автомобиля к строящемуся зданию. Руки явно незнакомы с физическим трудом, ногти аккуратно подстрижены, мозолей не видно. Взгляд думающего человека, не затуманен излишними возлияниями. Курит — указательный палец с желтизной от табака.

— Что случилось? — хрипло спросил водитель. — Может быть, хватит рассматривать меня, как невесту перед свадьбой?… Разбудили, привели в эту камеру, — презрительно обвел он рукой стены и потолок прорабки. — Где хозяин? Спросите у него обо всем, что вам нужно. Я — молчок.

Действительно, замолчал. Смотрел в окошко, крепко сжав губы и наклонив голову.

Сидящий в стороне сотрудник уголовного розыска насмешливо вздернул брови. Ну, и фрукт попался! Видите ли, хозяина ему подавай, пусть тот дает показания. А хозяин, между прочим, сейчас перед архангелами отчитывается, исповедуется в многочисленных своих грехах.

— Ваш хозяин убит…

Водитель не удивился, не оторвал глаз от летающих за окном птиц. Только дрогнули в усмешке твердые губы.

— Не считай меня за дурачка, начальник. Разбудите хозяина. Он, наверняка, нажрался и теперь отсыпается в каком-нибудь закутке…

— Фамилие, имя, отчество…

— … год и место рождения, семейное положение, — подхватил опытный свидетель, судя по всему, отлично знающий процедуру допросов. — На понт меня все равно не взять… Давайте сюда хозяина, весь сказ!

— Повторяю: Басов Альфред Терентьевич убит, — внятно, почти по слогам, продекламировал следователь, задавливая в себе чувство раздражения. — Отвечайте на заданные вам вопросы.

Видимо, водитель понял — с ним не шутят и не пытаются обмануть. Посерел, осунулся. Заговорил резко, отрывисто, почти не думая.

— Федоров Евгений Максимович. Сорок девять лет. Родился в Курске…

Бабурин отложил ручку, мигнул сыщику — записывай ты. Терпеть не мог совмещать два занятия: допрашивать и фиксировать на бумаге ответы подследственного. По его мнению, одно исключает другое.

— Постарайтесь вспомнить все, что произошло с вами с момента выезда со стройки. Желательно — поминутно. В деле об убийстве мелочей не бывает. Учтите: вы — подозреваемый, от полной откровенности зависит ваша судьба. Поэтому — поточней… Пожалуйста.