Самый вкусный пирог в мире - Лариса Петровичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глория кивнула и наконец-то посмотрела на меня – с болью, но без ненависти.
4.4
Глория
Когда действие Руки тишины подошло к концу, то первым, что я почувствовала, была ярость. На тренировках в академии нам говорили, что это движущая сила боевого мага, что именно в ней он черпает свою суть – и при этом остается с холодной головой, чтобы не погубить самого себя.
Я смогла ее усмирить. Взяла в руки, приручила.
- Ты ведь видел, как я готовлю пирог, - сказала я, когда мы вышли из дворца. Домовые, которых смазали золотистой мазью, подкатились ко мне, держа в лапках корзинки: принц не поскупился на угощение. – Зачем тогда…
- Он получился не такой, как у тебя, - хмуро ответил Виктор. Он старался держаться – но в нем царила пустота, и она выбивала из жизни. Я прекрасно понимала его: мы сегодня оба потеряли все. Да, конечно, нам выплатят страховку, но знобящее понимание того, что кто-то может прийти и все отнять, оставалось.
Примерно так же я себя чувствовала, когда вышла из зала, где проводился выпускной экзамен. Однокурсники, которые ждали своей очереди, уставились на меня, слушая, как в спину мне летят вопли преподавательской комиссии: «Не знать элементарных вещей на пятом курсе! Позор факультета! Лгунья, всем морочила головы!»
Мои родители были уверены, что я стану великой волшебницей. Но я не стала.
- Странно. Ты тогда смотрел очень внимательно, - сказала я и хотела было повторить свой вопрос: «Ты женился на мне только ради рецепта пирога?» - но не стала спрашивать.
Я и без того знала ответ.
Когда мы подошли к воротам, то рядом с ними уже стоял неприметный экипаж, у возницы которого был слишком пристальный и внимательный взгляд для простого извозчика. Расставаясь с нами, принц посоветовал пожить некоторое время где-нибудь в стороне от столицы, в уютном тихом месте – и теперь нас как раз и должны были доставить в это тихое место. Мы разместились на скамье, и я подумала, что слишком часто начинала новую жизнь в последние годы.
Надо будет написать родителям, как только мы приедем туда, куда Бруно решил нас отправить.
- Не молчи, пожалуйста, - попросил Виктор, когда экипаж бодро покатил по Большому проспекту. Я смотрела на дома, сады и людей и понимала, что оставляю столицу навсегда. У Виктора не было вещей, Бруно обещал, что пришлет мне все из моей съемной квартиры – надо было грустить, и я грустила.
- Если я заговорю, то что это изменит? – спросила я. Виктор усмехнулся, на мгновение сделавшись не циничным и великим кулинарным критиком, который вхож во дворец и водит близкую дружбу с его высочеством, а тем Виктором, который мыл посуду в «Трех кошках» и говорил тихо и застенчиво.
Все это было притворством ради куска пирога. И теперь мы поженились, я привязана к Виктору и вряд ли смогу расстаться с ним в ближайшее время. Прощаясь с нами, Бруно посоветовал жить тихо, не высовываться и не делать резких движений, пока он не разберется с Айзеном – я сомневалась, что в понятие «не высовываться» входит развод.
- Нас, наверно, привезут в Итайн, - сказал Виктор. – Маленький такой городочек на юге… тишина, покой и безделье. У Бруно там наследный удел.
- Чем будешь заниматься? – спросила я. Просто так – меня не интересовали планы Виктора. Надо было решить, как жить самой.
- Буду восстанавливать рукопись, - ответил Виктор, и его лицо дрогнуло – он с трудом сдерживал боль, хотя и старался не показывать, насколько ему сейчас больно. Он женился на мне ради рецепта пирога – и я почему-то не могла на него злиться.
Если бы не он, я никогда бы не нашла выход на принца. И Айзен вынудил бы меня выйти за него замуж, угрожая жизнью и здоровьем моей семьи.
- С тем пирогом все очень просто, - негромко сказала я. – Надо любить свое дело. Надо испытывать искреннее удовольствие от того, чем ты занимаешься. Удовольствие без примеси злобы, - экипаж остановился на перекрестке, и я добавила: - А в статьях Виктора Фаренти не было ничего, кроме яда. И этот яд отравил твой пирог.
Виктор посмотрел так, словно я стала расковыривать его свежую рану обеими руками.
- О тебе я написал хорошо. Потому что «Три кошки» этого заслуживали.
Я подумала, что он написал обо мне хорошо потому, что хотел получить рецепт – но не стала говорить об этом вслух.
- Конечно, - сухо ответила я. – Я умею готовить. Наверняка там, где мы приедем, есть кафе или ресторан… устроюсь поваром.
Виктор удивленно посмотрел на меня.
- Зачем? У меня достаточно денег, - ответил он и указал на толстую папку, которая лежала на скамье экипажа. Должно быть, там были банковские документы и выписки со счетов.
- Я не собираюсь ими пользоваться, - отрезала я. – Если ты думаешь, что меня можно купить, то… нельзя.
Во взгляде Виктора появился гнев вперемешку с обидой, словно я плюнула в его лучшие устремления. Я усмехнулась: это ведь не я притворялась влюбленным для того, чтобы получить рецепт.
А у него хорошо получалось, кстати. Я даже поверила. Я даже сама начала влюбляться – и теперь мне хотелось вымыть руки как следует.
- Ты моя жена, - произнес Виктор с искренней болью. – Пусть у нас все началось так, как началось, но ты мне в самом деле нравишься. Как может нравиться прекрасная девушка, талантливая, сильная…
- Если я снова наложу на тебя Руку тишины, ты повторишь то же самое? – спросила я. Конечно, я не собиралась этого делать, но Виктор об этом не знал.
- Можешь накладывать руку, ногу, что угодно. Я это повторю.
Я подумала, что еще немного – и мы поругаемся. А мне почему-то не хотелось этого, я слишком устала за эти два дня еще и для ругани. Домовые дремали, свернулись клубочками у нас в ногах, экипаж выехал за пределы столицы, и меня стало потихоньку клонить в сон.
Последним, что я запомнила, было плечо Виктора: я прислонилась к нему и заснула.
Глава
