Улыбка Мицара - Михаил Белов

— Командор, разрешите, — настойчиво звучал его шепот. Разрешите пощупать руками горсть земли чужой планеты.

Роботы выкатили из грузовых отсеков двухместный автоплан, полностью подготовленный к полету. Кибернетик и астрофизик улетели. Тарханов следил за серебристой птицей до тех пор, пока она не скрылась из виду.

— С благополучным началом, Иван Васильевич, — сказал он, обращаясь к астроботанику.

— Да, да. — Астроботаник прижимал к груди ящик, облицованный серо-синим курганатом.

— Что это у вас?

— Не узнаете? Определитель атмосферы. — Астроботаник нажал кнопку. На небольшом экране сразу же вспыхнули цифры: семьдесят восемь ноль восемь, двадцать девяносто сотых, ноль девяносто четыре и ноль восемь сотых. Последняя цифра была взята в красный кружок.

— Это атмосфера Лории? — с недоумением спросил Тарханов. — Так почему же углекислого газа всего ноль, ноль восемь?

Астроботаник тоже был удивлен.

— Проверьте климатизаторы.

Тарханов нахмурился. Климатизаторы не могли отказать. Значит, астроботаник, он же врач экспедиции, что-то недоглядел, хотя свои обязанности обычно исполнял добросовестно и великолепно знал космическую медицину. Что же могло случиться теперь?

Астроботаник вернулся через полчаса, смущенно сказал:

— Как только пошли на посадку, я переключил климатизатор на ручное управление, как положено по инструкции. А после посадки забыл выключить автоматы.

— Я вынужден записать об этом в бортовой журнал.

— Пишите. Как же иначе.

— Ладно. Можете выходить.

Астроботаник ринулся к шлюзу, нажал кнопку, и люк открылся. Тарханов увидел черную зияющую пустоту. Дальнейшее произошло с быстротой молнии. Одним прыжком он кинулся к астроботанику и резким рывком отдернул его от люка.

Иван Васильевич с трудом поднялся на ноги, потер ушибленное колено.

— Что со мной случилось?

— Ничего не понимаю, — ответил Тарханов. — Вы открыли люк и xoтели выйти из звездолета без противорадиационного костюма. Мне ничего не оставалось делать, как применить физическую силу. Что с вами, Иван Васильевич?

— Ничего не знаю, — пробормотал астроботаник. — Какой-то внезапный припадок рассеянности, которой раньше я не замечал за собою… И еще: у меня такое чувство, словно я навсегда останусь на Лории… Я не вернусь на Землю…

— У вас есть семья?

На «Уссури» по молчаливому соглашению членов экспедиции звездолетчики за время полета ни разу не заговаривали о близких, родных и друзьях, оставшихся на Земле. Мало ли что может случиться с семьями на родной планете за долгие годы странствия в космосе? Вот почему вопрос Тарханова прозвучал почти жестоко.

— У меня никого нет, — глухо сказал астроботаник. — Жена оставила меня в тот день, как только узнала, что я лечу в космос.

— Почему вы не отказались от экспедиции?

— Если бы я остался на Земле, я всю жизнь презирал бы себя.

— Да, ситуация. — Тарханов сочувственно покачал головой. — Ладно, возьмите антирадиационный костюм. Можете выйти из звездолета на два часа.

Тарханову казалось тогда, что Иван Васильевич забыл об этом разговоре о семье: за долгие годы совместного пребывания на Лории они потом ни разу не упоминали о нем. Только перед смертью астроботаник поманил Тарханова к себе и тихо прошептал:

— Помнишь, я говорил, что не вернусь на Землю, Ритмин? Кто оказался прав?

Первый и последний раз астроботаник назвал его по имени. Он лежал на кровати-раскладушке высохший, морщинистый, с ясными светлыми глазами. Лорианский день был в разгаре. Через открытые окна доносился острый тополиный запах.

— Шумят, — с каким-то умиротворением сказал Иван Васильевич. — А шары больше почему-то не прилетают. Ты разгадал их тайну, командор?

— Нет, — ответил Тарханов. Он сидел у изголовья астроботаника и держал его за руку.

— Роботов, которые обслуживали меня, не выключайте и не разбирайте, — тихо продолжал астроботаник. — Они обеспечат колонию питанием, будут присматривать и ухаживать за лесами, огородами, убирать хлеб. В своем деле они мастера… Сильную жизнь мы занесли на Лорию. Она будет такой же прекрасной, как и на Земле. Ты веришь?

— Верю. — Тарханов пожал руку умирающего.

Силы оставляли астроботаника. Он уходил, погружался в бездонную глубину покоя и мрака, на мгновение открыл глаза ясные и чистые.

— Такая легкость в теле… Я совсем его не чувствую. Мои наблюдения захвати с собой на Землю — они пригодятся потомкам… Хорони меня здесь, в долине. Немного устал, вздремну, пожалуй, а ты посиди…

И закрыл глаза. Больше он их не открывал.

Тарханову вдруг стало холодно, хотя Мицар был в самом зените. Его лучи почти перпендикулярно падали на Лорию. Мимо прошел робот. Тарханов зажал голову руками, поднялся со скамейки и, качаясь, двинулся вперед. Все перед ним кружилось. Солнце, Земля, ковш Медведицы, астроботаник у люка… Он сам проваливался куда-то а пустоту.

Очнулся он, когда лорианский день уже клонился к вечеру. Сделав несколько нетвердых шагов, Тарханов сел на скамейку, чтобы не упасть. До него долетели звуки, напоминающие журчание ручейка по мшистым камням в тихом, уединенном ущелье. Они убаюкивали, уносили куда-то далеко, заставляли тихо улыбаться заново рождающейся жизни на мертвой планете. «Иван Васильевич…» — подумал Тарханов и глубоко вздохнул…

Их было пятеро землян. Остался он один. Он тоже скоро ляжет рядом с товарищами. Что ж, они сделали все, что могли. Только вот Ян Юханен погиб вдали от звездолета, в окружении бледно зеленых шаров. Да, на Лории имелись и такие шары. Но были и другие — они охраняли посадки астроботаника от губительных ураганов.

Тарханов медленно шел по тем тропкам, по которым прогуливался вместе с Иваном Васильевичем. Сколько труда и любви отдал астроботаник, чтобы вдохнуть жизнь в эту мертвую долину…

Началось, пожалуй, это не тогда, когда астроботаник с разрешения Тарханова в первый раз покинул звездолет, хотя, вернувшись через два часа, он с умилением вспоминал свое первое путешествие по незнакомой планете. Началось вечером, когда прилетел кибернетик. Инженер с мрачным видом рассказывал о том, что он видел за время пятичасового облета планеты.

— Мертвая планета, — резюмировал кибернетик. — Ничего живого… Один углекислый газ. Но это, кажется, по вашей части, Иван Васильевич?

— Да, планета мертва, — сказал Тарханов. — В этом вы правы, инженер. Я бы хотел послушать астроботаника.

— Я должен заранее извиниться перед коллегами. Мне придется говорить о самых элементарных вещах. — Иван Васильевич покосился на кибернетика. — Я не думаю, что нам придется бороться с углекислым газом. Углекислый газ Лории — наш вернейший союзник. Давно известно, что в земной атмосфере углекислого газа, который необходим для фотосинтеза, не так уж много. Точнее: имеется минимально необходимое количество для жизни растений. Лория в этом отношении намного богаче Земли. И земные растения при прочих благоприятных условиях должны развиваться здесь в три-четыре раза быстрее, чем на Земле… С вашего разрешения, командор, я с завтрашнего дня приступаю к исполнению своих прямых обязанностей — воссозданию земной жизни на Лории. Верю, здесь зашумят леса!