Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

Со второго этажа раздался вой, стало слышно, как что-то упало. Все побежали наверх — и женщины, и мужчины.

Бабушка сидела в коридоре на полу и била себя в грудь. Ее платок упал и вылезли седые волосы.

— Аллах! — кричала она. — Аллах!

— Что случилось?! Что случилось? — кричали женщины.

— Все! Тихо мне! — крикнула бабушкина сестра, и все замолчали.

Она вышла из комнаты с врачом.

— Не надо везти ее в город, — сказал он. — Уже не успеете.

— Что стало, да?! — крикнул дедушка.

— Айша умирает! — завыла бабушка.

— Как умирает?! Женщина, ты что мне говоришь?!

— Идите, да, отсюда все! — закричала бабушкина сестра. — Собрались тут! Как будто раньше глаз у вас не было!

— Да?! — обиделась бабушка.

— Зурна! — крикнула ей сестра.

Я плохо помню события того дня. Иногда я хочу их вспомнить, а иногда — забыть даже то, что помню. Тот день похож на кино — я вспоминаю его только отдельными картинками. Я помню, как бабушка сидела внизу на подушках, а женщины держали ее за руки. Помню, как прибежал дядя. Помню, как дедушка сидел у точильного камня, крутил его одной рукой, и его лицо вздрагивало. Я помню этот скрип. Я помню, как за водой спускалась бабушкина сестра — без платка с растрепанными волосами и красным лицом. Помню, как бабушка вскакивала с подушек и падала на них снова. Помню, как приходил мулла и пел. Помню, как дядя посадил меня на колени и гладил по голове. Но я не помню, что знала о том, что мама умирает. Кажется, в отличие от других я этого не понимала.

Бабушка встала и, шатаясь, пошла наверх. Она охала и держалась за перила. Салиха тяжело дышала. Соседки остались внизу и смотрели друг на друга так, как будто увидели шайтана.

— Бывает такое, чтобы свадьба похоронами закончилась? — сказала одна соседка.

Надира заплакала, но закрыла рот рукой. Вчера она плакала громко, а сегодня не хотела, чтобы ее слышали.

Бабушкина сестра снова спустилась вниз и посмотрела по сторонам. Мы встретились глазами, и сама не знаю почему, но я расплакалась. Наверное, я боялась ее.

— Это ты Хадижа? — спросила она.

— Она, она, — ответила Салиха, утирая глаза концами платка, и подвела меня к женщине.

Женщина села передо мной на корточки и зажала меня между колен. Обняла и погладила по голове.

— Какая девочка, — сказала она. — Какая Хадижа. Внучкой ты мне бываешь. Скоро Хадижа к нам в город приедет.

Я не знаю, что со мной случилось, когда она сказала эти слова. Я не собиралась плакать или кричать. Моя голова думала, что не надо плакать или кричать. Я же хотела поехать в город. Мне же никто ничего плохого не сделал. Но у меня из горла вылетел крик. Я знала, что не надо кричать, но я все равно кричала и била эту женщину по плечам. «Что ты делаешь? — говорила я себе спокойно. — Хадижа, остановись. Какой позор! Что люди скажут. Все же видят!» Внутри я была спокойной, а снаружи — нет. Я не могла остановиться — кричала и била эту женщину. Это шайтан, подумала я, он заставляет меня так делать. Я знаю.

Я думала, бабушкина сестра разозлится на меня и ударит по лицу. Но она, наоборот, прижала меня к себе и держала, пока я не успокоилась. Я перестала кричать и слушала с открытым ртом, как она дышит. Когда меня к груди прижимала мама, мне не было так горячо, я чувствовала все мамины кости. Сейчас мне было горячо. Можно было подумать, что я положила голову на большую подушку, в которой бьется сердце, похожее на то, которое несколько дней назад бабушка промывала в тазу.

— Мама тебя зовет, — она взяла меня за руки, и мы поднялись по лестнице.

Бабушка сидела на полу возле кровати. На ней не было платка. Ее седые волосы болтались по спине. Из окна доходил скрип точильного камня. Зачем дедушка его крутит?

Мама лежала на спине. Бабушка приподнялась с места и подоткнула под нее одеяло.

— Айша-а-а, — ныла она. — Что ты со мной наделала-а-а?

Мама смотрела прямо на меня.

— Хадижа… — сказала она.

— Мама, что стало?

Она хотела поднять руку, но не смогла. Бабушка встала, взяла меня за плечо, подвела к кровати, подняла с одеяла мамину руку и положила ее в мои руки. О Аллах, как тихо было бы в нашем доме, если бы дедушка не крутил камень!

— Хадижа… — сказала мама.

Бабушка снова приподнялась и подоткнула под нее одеяло.

— Айша-а-а, — заныла она.

— Хадижа… — позвала мама.

— Мама, вставай да.

Мама была очень красивая. Я бы полжизни отдала за то, чтобы у меня были такие длинные рыжие волосы, голубые глаза и белая кожа. Я погладила маму по щеке.

— Хадижа… — сказала мама.

— Как свечка… как свечка… — заплакала бабушкина сестра и сразу же заткнула нос висевшим на шее платком. Ее шея под цепочкой покраснела. — Не буду, не буду, не буду, — замотала она головой и вытерла глаза.

— Мама, отнесите меня в коридор, туда, где в крыше дырка, — попросила мама.

— Ай, зачем тебе в коридор? — заныла бабушка. — Не надо тебе в коридор. Здесь лежи, на кровати. Здесь тебе удобно будет, — она снова начала подтыкать ей одеяло. После этого она без конца вытирала руки о передник. А дедушка крутил камень.

— Отнесите меня в коридор…

— Хаджи-Мурад! — закричала бабушка.

Дядя появился так быстро, как будто стоял за дверью.

— Айша хочет в коридор! Отнеси Айшу в коридор! И скажи своему отцу, чтоб… Хватит крутить! Я кому сказала, хватит! Тоже мне!

Скрип за окном моментально прекратился.

Дядя взял маму на руки. Какая, наверное, легкая она была. Бабушка побежала вперед и постелила на полу в коридоре матрас. Маму положили на него, прямо под дыркой. Оттуда светило солнце, и мама начала на него смотреть.

— Свет зеленый, — сказала она, и бабушка подавилась. — Хадижа… — позвала она, я села на матрас, и бабушка снова положила мне в руки ее руку.

Мамина рука была как цыпленок в яйце, которого я убила.

— Тетя, — сказала мама.

— Успокойся! — сказала бабушкина сестра, из ее голоса что-то выпрыгнуло, похожее на скрип. — Я же сказала, все сделаю. — Она стала закидывать голову назад, тереть низ своего живота и тихо стонать.

— Айша, что ты со мной наделала? Зачем ты это со мной наделала. За что? Почему? Что я плохого кому сделала? За что я наказана? — Бабушка качалась в разные стороны.

— Хадижа…

Мама сначала смотрела в дырку. Солнце падало ей на лицо. Оно попадало ей в глаза, и они становились прозрачными. Под таким ярким светом я в первый раз заметила у нее на носу маленькие рыжие пятна. Это веснушки.

— Хадижа…

Потом мама начала смотреть на меня. О Аллах, как было в нашем доме тихо! Она смотрела мне прямо в глаза, и я не могла убрать своих глаз от ее. Пока я на нее смотрела, ее глаза как будто замерзли, как будто на них упал тонкий слой льда, который появляется на воде, если оставить чашку у окна зимой. Я думала, солнце из дырки должно лед согреть. Мама еще смотрела на меня, когда бабушка закричала страшным криком и, упав на маму, начала выть. Снизу прибежали женщины. Мамины глаза смотрели прямо в мои. Кто-то схватил меня под мышки и отнес вниз. О Аллах, сколько шума было в нашем доме.

Я сидела на коленях у Надиры. Она постоянно целовала меня. Я ела большой кусок «Каприза». Надира говорила, что подарит мне золотое кольцо. Я уронила «Каприз» на свое новое платье. На нем осталось жирное пятно. По лестнице поднялся мулла. Надира сказала, что потом постирает мне платье. Тогда я вылила на него чай.

По лестнице спустились бабушкины причитания. Первыми появились дядины ноги. Еще ноги. Они спускались легко, хотя несли на плечах ковер. Из ковра выглядывал зеленый материал.

За бабушкой шли женщины.

— Остановитесь… — заплакала бабушка. — Стойте, да!

Дядя остановился. Мужчины опустили ковер у лестницы, и бабушка навалилась на него.

— Все хватит, оставь, — сказал дедушка. — До темноты не успеем.

— Не отдам! — заорала бабушка.

— Молчи, да! — крикнул на нее дедушка. — Что ты меня перед людьми позоришь?! Кто себя так ведет?! Встань, женщина, кому я сказал!

Бабушка замолчала. Бабушкина сестра взяла ее за плечи и отодвинула от ковра. Мужчины снова подняли его на плечи. Зачем бабушке этот ковер, не понимала я. Пусть забирают, если хотят. У нас много ковров.

Мужчины вышли во двор. Бабушка сначала сидела на коленях и качалась в стороны. Потом у нее на лице что-то дернулось, она вскочила, толкнула соседок, побежала, обула чужие галоши и выскочила на улицу.

Во дворе собралось все село. Там, где вчера стояли столы, кто-то поставил длинные деревянные скамейки. На них сидела старики в папахах.

— Уй-й-й, — тихо говорила бабушка и держалась за живот. Один раз я слышала, как рожала наша соседка. Она тоже говорила — уй-й-й, чтобы сильно не кричать и мужа не позорить.

— Мама, дальше тебе нельзя, стой тут, — сказал бабушке дядя, когда они вышли за ворота.