Бог жесток - Сергей Владимиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не слишком ли много ты на себя берешь, сыщик? Если бы ты знал людей чуть больше… особенно Одуванчика… Она не была способна на измену. Будь то Олежек или сам принц Датский.
Признаюсь, услышать подобное из ее сладких любвеобильных уст я никак не ожидал. И все же пытаюсь удержаться в седле.
— Не была же, в конце концов, она святой!
— Если кто-то и был святой, то это она, — очень спокойно и уверенно отреагировала Светлана.
Сообразив, что с этой нивы меня уже не ждет урожай, я ухватился за другое.
— Знаешь, я, кажется, догадался об опасениях твоего мужа. Что ты можешь рассказать об ограблении вашей квартиры?
— Ты и здесь попал пальцем в небо, — ответила женщина, состроив на лице легкую гримаску. — Конечно, то, что Сашка пошел на воровство, звучало дико, но подробностей я вовсе не знаю. Почти сразу после окончания университета я заключила контракт с одним крупным модельным агентством и около года отсутствовала в городе. Так что видишь, не все складывается так гладко, как мы привыкли читать в книжках. Кстати, ты любишь книжки?
— Нет, — сказал я. — Ни одна книга не может отразить мерзости жизни такими, как они есть. А следовательно, не научит, как их предупреждать. Даже открывая классиков, я чувствую фальшь и какую-то искусственность.
— Неужели ты с детства мечтал стать сыщиком?
— Тогда я не знал, как это называется. Но моей заветной мечтой в то время было остаться одному в чужой комнате, открыть шкафчик и перебирать разные бумажки. Помнишь деревянного мальчишку с длинным носом? Мое любопытство было точно такое же, абсолютно безобидное. Я никогда не брал ничего чужого, поэтому и в будущем не стал вором.
Она слегка улыбнулась. Очень соблазнительная улыбка очень соблазнительной женщины. Но внушала она мне опасение. Я мучительно и пока тщетно пытался разгадать, что же все-таки утаивает г-жа Пастушкова и какова истинная цель ее визита сюда?
— Твоя речь слишком двусмысленна, — произнесла она. — А эта последняя фраза о воровстве… Уж не подозреваешь ли ты меня в чем-то противозаконном?
— Ни в коем случае.
— Но что-то обо мне ты все равно думаешь…
— Разумеется.
— И что же?
— То, что ты отнюдь не верная жена.
От подобных выпадов добропорядочные дамы покрываются багряными пятнами, возмущаются громко и яростно. Светлану же мое предположение сказочно веселит.
— Ха-ха-ха! С чего ты взял такое?
— Догадываюсь. Ты никогда не любила своего мужа, а теперь вовсе ненавидишь его. А женщина вроде тебя просто не может жить без любви. Поэтому в твоей жизни обязательно должен существовать какой-то мужчина.
— Это еще не аргумент, — отрезала г-жа Пастушкова.
Я подавил острое желание поделиться своими мыслями. Она хочет отделаться от мужа и получить приличный барыш от его бизнеса. На развод, по всей видимости, он не согласен. Остается два выхода: или убить, или подставить его. Убить — рискованная затея. А вот подстроить, чтобы его обвинили в каком-нибудь преступлении, лучше в убийстве, будет вполне по силам ее изощренному уму. И пришла она ко мне с конкретной задачей: незаметно перевести разговор на мужа, обронить нечто этакое, компрометирующее его, якобы неосознанно, якобы просто проговорилась, и в конце искусно разыграть сцену потрясения: «Как я могла?!»
Мои мысли так и остались мыслями, вопрос же вырвался прямой и бронебойный:
— Что ты имеешь на него?
— Что? — Она нервно захохотала. — Что ты сказал? Имею на него? Уморил, сыщик, вот уж не ожидала…
Я настойчиво повторил свой вопрос.
— Разумеется, ничего. — Наконец ей удалось побороть нервические смешки. — Я не лезу в его дела. А уж копать — твое дело. Согласна, он не ангел, но у него есть деньги, на которые он может купить все.
— В том числе собственную смерть.
Она резко поднялась и ушла, даже не кивнув на прощание. А в воздухе еще долго витал аромат ее молодого ухоженного тела.
Оставшись один, я смотрел на унылый пейзаж за окном сквозь лопнутое, засиженное мухами стекло. Серые, неметеные, забросанные грязной бумагой и жухлой листвой тротуары и дороги. От обочины оторвался красный спортивный поршик и исчез как мираж в пустыне большого равнодушного города.
Глава 10. ПОРОЧНАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ
Грядет время увидеть ее. Даже если придется нелицеприятно указать на дверь и послать по-русски опухшего от пьянства ловеласа с замашками прожженного театрала. Впрочем, столкнулся я с ним в захламленном коридоре семейного общежития, предварительно выслушав от уже новой, заступившей на дежурство вахтерши, что она думает и обо мне, и обо всех прочих гостях интересующей меня особы.
Жаркий поклонник Марии Семиной был по-свежему выбрит и по-свежему пьян. Но он тут же узнал меня, отбил чечетку, сшиб при этом оцинкованное корыто и детский велосипед, мирно подвешенные на стене, и возопил арию зычным баритоном оперного певца. Допускаю, что когда-то он был таким, пока не поменял профиль. Затем, рассыпав мне под ноги пачку купюр среднего достоинства, предложил завершить приятно начатый вечер в каком-нибудь кабаке под шампанское, балык и залихватские песни цыганского табора. В то, что сейчас утро, он верить категорически отказался, обозвал меня «презренным неблагодарным лжецом» и унесся прочь, однако не забыв распихать по карманам разбросанные деньги.
Из-за двери комнаты номер 14 доносились слабые, приглушенные подушкой рыдания. На стук никто не отвечал. Я толкнул дверь, и она отворилась.
Распухшее и красное от слез, лицо Марии Семиной казалось еще более широким. Немыслимо оранжевые волосы были туго накручены на крупные бигуди, вчерашний клоунский макияж смыт. Короткое палевое платье жестким панцирем схватывало ее толстое тело, и все же не могло скрыть мощных жировых прослоек под мышками и в области талии. Увидев меня на пороге, женщина кинулась в угол дивана и зашлась визгом:
— Убирайтесь! Убирайтесь вон отсюда! Что вам всем от меня нужно?!
— Успокойтесь, Мария, — произнес я, делая инстинктивный шаг в сторону.
И не зря. Возле моей головы взорвался горшок с кактусом. Сохранив остатки самообладания, я выставил вперед свою лицензию. Расстояние, разделявшее нас, не позволяло женщине прочитать, что написано в ней, но уверенность моего жеста убедила Марию в конфликт не вступать и не усугублять своего положения.
Мгновенно фурия, мечущая гром и молнии, обратилась скромной, запуганной Машей Заступиной.
— Я… я… — забубнила она навзрыд. — Ничего… Ничего такого… Это все он… Обманул… Обещал жениться… Я думала… тогда кончатся… ужасные выходки… его безобразия…
— Успокойтесь, Мария, — повторил я. — Им займутся. И очень скоро. Я здесь по другому вопросу.
— Как? — выдавила она потрясенно. — Но больше…
— Неужели? — гадко хмыкнул я. — А я слышал, что вы получили наследство. Вскоре после того, как произошел несчастный случай с Леной Стрелковой.
Не проронив больше ни слова, Мария скатилась с дивана мне под ноги. Чувствительные, утонченные особы частенько грохаются в обморок, дабы избежать необходимости отвечать на неприятные вопросы. Я поднапрягся и самостоятельно затащил на диван восемь пудов добродетельно-порочной плоти. Затем, побрызгав холодной водой в лицо женщине, осмотрелся.
Здесь ничего не изменилось с момента моего первого посещения. Только стол изобиловал пустыми бутылками, объедками и окурками. Кажется, праздник жизни, однажды заглянувший сюда, теперь закончился. Закончился так бесславно и надолго.
Приходить в сознание Мария не торопилась. Я помял ее заплывшую жиром руку в попытках нащупать пульс, приложил ухо к ее груди, приподнял веко. Карий зрачок шустрой мышкой убежал вверх. Кто говорил, что Маша Заступина была бесталанна? Мир теряет великую актрису.
— Не притворяйтесь, Мария, — сказал я. — Это глупо. Особенно в вашем положении.
Она не реагировала.
— К тому же я еще не тот, кого следует опасаться по-настоящему.
Шевельнулась, пробормотала что-то нечленораздельное.
— Я могу быть страховым агентом, почтальоном или просто покупателем вашего дорогого ковра…
Резко села на диване. Палевое платье задралось еще выше, обнажив слоновьи колени и дряблые розовые ляжки.
— Бессовестный лжец! Что же вам от меня надо?! — заверещала она.
Такому быстрому выздоровлению позавидовал бы любой врач.
— Я частный детектив, зовут Евгений Галкин, — представился я и подобострастно поклонился.
— Вот и уматывайте отсюда!
— Только после того, как поговорим.
— Негодяй! Я не отвечу ни на один ваш вопрос!
— Тогда помолчите, — произнес я. — Я скажу все сам.
— Я не желаю вас слушать. — Она демонстративно заткнула уши пальцами.