Укрощение забвения. Старение тела и страх перед одряхлением в японском массовом сознании - Джон У. Трафаган

Традиции и современность

Образы Иватэ как несовременного места — не единственные образы, связанные с префектурой. Иватэ и другие места, считающиеся сельскими, часто наталкивают на тоскливые, ностальгические размышления о более простой, более традиционной жизни и месте, удаленном от стрессов и опасностей современности. Действительно, снято немало телевизионных передач, рассказывающих о бизнесменах, которые бросили работу и отправились в деревню, чтобы выращивать клубнику или заниматься каким-либо другим видом сельского хозяйства вдали от напряженной и безнравственной городской атмосферы и индустриального общества.

Но будь то положительная или отрицательная коннотация, как для молодых, так и для пожилых значение понятия «инака» связано с противопоставлением традиции и современности. Люди объясняют это противопоставление по-разному в зависимости от возраста и степени социального вклада человека в сообщество, в котором он живет, но и для молодых, и для пожилых Канегасаки является сельским местом, ценности и идеалы которого отличаются от городской, современной Японии. Как указывает Кит Браун, в национальном масштабе префектура Иватэ часто изображается в японских СМИ как пережиток прошлого Японии — «Японский Тибет» — довольно негативный термин, обозначающий физическую и социальную удаленность префектуры от основных направлений политической, экономической и культурной жизни страны [Brown 1979].

Во многом подобно тому, как префектура представляется пережитком прошлого Японии, живущие там пожилые люди сами часто рассматриваются как представители поколения, оторванного от современности. И так думает не только молодежь: сами пожилые люди часто отмечают, что отстают от современной Японии. Как заметил один учитель на пенсии (79 лет) относительно того, что он чувствует себя оторванным от жизни большинства японцев:

Я люблю читать газеты, чтобы быть в курсе национальных и мировых событий. Но сегодня газеты пестрят словами из английского и других языков, и я, как правило, не знаю, что эти слова означают. Если я хочу прочитать всю газету до конца, мне нужно иметь при себе словарь, чтобы искать слова, которых не знаю.

Что значит быть старым в Канегасаки

Окончание войны за господство в Тихом океане часто рассматривается как рубеж, разделяющий две японские возрастные когорты. Те, кто получил образование до окончания войны, известные как «сендзенха» (senzenha), или «предвоенное поколение» [Plath 1980:50], рассматриваются как продукты общества, которое придавало большое значение преданности семье и государству. Этих людей, как указывает Плат, в японской прессе иногда называют «последними конфуцианцами» [Там же]. Те, кто получил образование после войны, рассматриваются как продукты общества, которое больше, чем до войны, уделяет внимание личности. В результате люди, родившиеся в периоды Мэйдзи (1868–1912), Тайсё (1912–1926) и раннего Сёва (1926–1946), часто рассматриваются как люди с иным образом мышления и действия — по сравнению с теми, кто получил образование после Второй мировой войны.

До оккупации в образовании в основном преобладали конфуцианские нравственные концепции, выраженные в Императорском рескрипте об образовании (1890 год). В рескрипте подчеркивалась важность сыновней почтительности, гармоничных отношений в семье и верности государству. Этика, построенная главным образом на основе обязательств перед родителями и государством (или императором), сформировала символическое ядро образовательной программы [Rohlen 1983]. Эмбри, проводивший полевые этнографические исследования в японской деревне в начале 1930-х годов, заметил, что обучение в школах было значительно больше сосредоточено на моральных, чем на интеллектуальных вопросах [Embree 1939:188]. Большие усилия были направлены на воспитание нравственных, послушных граждан, которые к шестому классу «впитали в себя значительную долю национализма и воинственного японского духа посредством военных игр и наблюдения за тем, как юноши занимаются строевой подготовкой на школьном дворе четыре раза в месяц» [Там же: 189].

С оккупацией пришли американские образовательные идеалы, и ради прогресса демократизации были предприняты усилия по трансформации системы образования. Ролен утверждает, что главной характерной чертой этой реформы системы образования был акцент на индивидуализме. Это включало в себя развитие образовательной системы, учитывающей потребности отдельных личностей, и отказ от нравственного воспитания, которое до поражения Японии в войне служило основой образования [Dore 1952; Rohlen 1983: 66]. Следует отметить, что этот процесс не обошелся без споров и разногласий. Безусловно, после войны не прекращались попытки возродить образование, ориентированное на нравственность, и вопрос о том, какую роль должна играть школа в обучении этой нравственности, актуален и по сей день.

Это не должно давать основания полагать, что изменения в философии образования были единственным фактором, способствующим напряженности между людьми разных поколений. Как отмечают Каплан и коллеги, возникновению разрыва между поколениями способствуют изменение моды, отношения к работе и образа жизни [Kaplan et al. 1998:42]. Однако жители Канегасаки, как молодые, так и пожилые, в подавляющем большинстве случаев подчеркивают, что именно изменения в образовании являются основной причиной кардинальных различий в мышлении и поведении пожилых японцев по сравнению с более молодыми. Люди связывают послевоенную эпоху с демократизацией и со снижением значимости конфуцианских ценностей, которые имели большое значение до войны. Другими словами, люди считают, что некоторые элементы обусловливающей поведение базовой логики подверглись переориентации после войны, когда в стране появились новые образовательные методики, — в результате возник разрыв в образе мышления и действия молодых и старых японцев.

Это убеждение является ключевой темой, формирующей представления пожилых людей о современности. Как заявили две женщины чуть за семьдесят, когда их спросили, отличаются ли сегодняшние взгляды молодых людей от взглядов пожилых, современность далека от мира, в котором они выросли:

ЁСИЮКИ-САН: О, да, все совершенно изменилось, не так ли? У них слишком много свободы.

МИХАРА-САН: В наши дни жизнь была действительно тяжелой, поэтому считалось нормальным принимать свою судьбу [ты мало контролируешь свою судьбу]. Если у человека была мысль или мнение по какому-то вопросу, он оставлял их при себе. Вот такие здесь были люди. Возможно, сегодня молодые люди мыслят так же, как и в наши дни, но тогда мы не высказывали своего мнения. Для современной молодежи жизнь очень проста.

ЁСИЮКИ-САН: Молодежь не очень-то интересуется мнением стариков. Сейчас многие старики ничего не говорят [когда они не согласны с тем, что делают их дети]. В любом случае молодые уж точно не хотят ничего слышать о былых временах. Каждый здешний дом может много рассказать о прошлом, но молодежи неинтересно об этом слушать. Они не хотят слышать об истории нашей деревни или своего хозяйства. Нет, им это не интересно.

И Ёсиюки-сан, и Михара-сан использовали фразу «има но хито» (ima по hito), когда говорили о молодых людях (имея в виду поколения их детей и внуков). Это словосочетание, которое буквально переводится как «люди настоящего» и которое они используют, чтобы обозначить