Запретная дверь - Олег Синицын

Сначала он увидел ноги. Они прошли по комнате взад-вперед, затем остановились рядом. Тонкая рука, украшенная кольцами и перстнями, подняла одну из туфель. Девочка прекратила работу и, скосив глаза, следила за мачехой. То, что она увидела, не понравилось Андрею.

Разговор с человеком в комбинезоне взвинтил женщину до крайности. Она была оскорблена, унижена и бесилась из-за этого. Лицо выглядело нервным, даже больным. Андрея привел в ужас мстительный взгляд, с которым она оглядывала туфлю.

Она надела туфлю на ногу, придирчиво осмотрела. И гневно ткнула пальцем в направлении задника. Ничего особенного там не было, всего-навсего прилипшая нитка. Возможно, она сама ее посадила… Женщина что-то жестко произнесла — Андрей опять не разобрал ни слова. Попытался прочесть по губам, но артикуляция была непонятной, чужой.

Рука девочки покорно протянулась к туфле, чтобы снять паршивую нитку. Сарафан расправился, и из-под него вывалилась кукла… Вот тут Андрей перепугался не на шутку. Или перепугалась девочка? Какая разница, если они испытывают одни чувства.

При виде игрушки лицо мачехи потемнело от гнева. Не сводя глаз со своей падчерицы, она подняла куклу. Вопросительно потрясла ею в воздухе. И резко, с размахом швырнула об пол. Сердце девочки, одно на двоих, болезненно сжалось, когда заветная подруга врезалась в половые доски, когда пластмассовая рука и красные туфельки отлетели в стороны. Не страшно, туфельки и руку можно вернуть на место. Только бы этим все закончилось!

Но все только начиналось.

Расправа показалась женщине недостаточной. Ее глаза гневно сверкнули, и крепкий каблук с силой опустился на спину несчастной игрушки, впечатывая ее в половицы. Голова с заботливо расчесанными волосами отлетела, точно из-под ножа гильотины. Туловище, облаченное в выглаженное и заштопанное платье, лопнуло. Узкий носок мачехиной туфли поднялся над откатившейся головой. Завис над ней. И опустился.

Андрею показалось, что хрустнул его собственный череп.

Комната опрокинулась, и ее быстро стал затягивать туман, состоящий из пустоты. Взорванные болью чувства девочки провалились куда-то, и Андрея охватило забытье.

Он очнулся на пыльном сиденье в пустом вагоне. За мутноватым окном проносились стены тоннеля. «Я возвращаюсь», — подумал он и вновь отключился. В следующий раз Андрей осознал себя уже на ступенях лестницы перед дверью. Он открыл ее и вышел в недостроенную родительскую дачу. Правую сторону лица вдруг резко обожгло, словно он прижался щекой к раскаленному утюгу…

Когда он открыл глаза, над ним нависали лица Савинской и Багаевой. Вид у них был такой, словно Андрей был в чем-то виноват и от него ждали объяснений. Он не знал, что ответить. После сна тело казалось разбитым. Ныла голова с правой стороны. И почему-то горели щеки.

Он поднял руку, чтобы их пощупать.

— Не трогай, — сказала Савинская, — это я тебя.

— Что — ты меня?

— По щекам хлестала.

— Зачем? — искренне удивился Андрей.

— Захотелось. — Ольга обменялась взглядом с Багаевой.

Ильин сел на кровати, свесив ноги и сорвав несколько датчиков. Черт, совершенно забыл про них. Альбина спешно отвернулась, потому что сброшенное одеяло обнажило нижнее белье.

— Погоди, — произнесла Савинская. — Дай хоть датчики сниму.

Она расстегнула шапочку с электродами, стала отдирать лейкопластырь, крепящий датчики к лицу и телу.

— Как вы себя чувствуете, Андрей Андреевич? — спросила Альбина.

— Погано. Кофе хочется… Как там мои показатели?

— Сейчас увидишь свои показатели, — язвительно ответила Савинская.

Она отлепила последние датчики. Андрей поднялся. Гудела голова. Он оделся и прошел в техническую комнату.

Показания неподключенных датчиков на мониторе отражались прямыми нитями. Багаева и Савинская остановились в дверях, наблюдая за Андреем.

— Что? — спросил он, оглянувшись на них.

— Глянь на график ЭЭГ, — сказала Ольга. — Не пожалеешь.

Глаза слипались. Затылок ныл. Какая неудобная кровать в сомнологическом кабинете!

Он переключил графики на эпизод, соответствующий моменту пробуждения. Колебания БДГ-сна почти незаметно переходили в альфа-ритм бодрствования. Здесь он проснулся.

— Не на это смотри, — сказала Савинская, — вернись на экран раньше и поставь масштаб графика на час.

Андрей дважды щелкнул мышкой. И остолбенел.

Признаться, ложась в кровать и натягивая на себя одеяло, он не ожидал результатов. Особенно таких! Да и кто мог ожидать?

График ЭЭГ демонстрировал эпизод начала сновидения. Густые колебания длились около двух минут, после чего их обрывала… нет, глаза не обманывали. Их обрывала прямая линия. Прямая. Обычно такую дает мозг, расставшийся с баловством под названием «электрическая активность».

Мертвый мозг.

— Мы не могли вас разбудить, Андрей Андреевич, — извиняющимся тоном произнесла Багаева.

— Тут какая-то ошибка, — ответил он, — очевидно, был сбой в аппаратуре.

— Нечего на аппаратуру пенять, — сказала Савинская. — Аппаратура работала. Просто обычные люди ночью спят, а ты проваливаешься в кому.

Глава шестая

СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ПОМОЩЬ

Круглые настенные часы показывали половину второго ночи. На стоп-кадре стояло бледное лицо спящего Андрея. Губы и шрам синие, словно нарисованы восковым карандашом.

— Вы утверждаете, что температура во время сна опустилась до тридцати четырех градусов? — произнес Андрей, хлебая кофе из чашки и ежась от изображения, на котором он был похож на покойника.

Савинская расположилась в кресле, эффектно закинув ногу на ногу. Альбина присела на краешек стола, выглядела измотанной.

— Это не мы утверждаем, — ответила Ольга, массируя шею, — «Сагура медицинтехник». Взгляни на показания датчика в самом низу.

— Вижу! — расстроенно ответил он.

— Не это главное, Андрей. На твоем месте я бы обеспокоилась, почему у меня в середине сна электрическая активность мозга падает на ноль. Почему целых двадцать восемь минут ЭЭГ тянул нитку вместо традиционных ритмов.

— Все-таки это ошибка. — Он неловко усмехнулся. — Скорее всего, ошибка. Произошел сбой в аппаратуре. Всякое бывает. Помнишь, как мы дивились на Фролова, я даже собрался статью написать по данным его ЭЭГ. А оказалось, что двумя этажами ниже работал аппарат электросварки, дающий наводки через заземление…

— Три датчика из двадцати я проверила на себе. Прикладывала к своему лбу — и показания оживали. Прикладывала к твоему — и они падали на ноль.

Багаева подтверждающе кивнула. Ее клонило в сон, но девушка с нетерпением ждала рассказа Андрея.

— На твоем темени показаний не было, а на моем лбу были, понимаешь? Цепь измерения ра-бо-та-ла. И потом, объясни мне, неразумной женщине, почему мы не могли тебя разбудить? Объясни. Не можешь? А я могу. Твой сон перевел тебя в состояние классической комы. Сердце и легкие работают, мозг в отключке. Сознание покинуло плоть, где-то путешествовало двадцать восемь минут, а теперь сидит напротив меня и утверждает, что произошла ошибка.

Андрей ошеломленно смотрел на экран.

— Хочешь сказать, что мой сон отделяет сознание от тела?

— Мне все равно, что у тебя там отделяет. Меня волнует, почему это произошло в тот момент, когда я пустила вас в отделение без разрешения заведующей! А если б ты ласты склеил?

— Ольга, ну прости! — Андрей задумчиво листал графики, поглаживая изувеченную скулу. — Хм, интересно. Оказывается, во время комы у меня двигались зрачки, будто я продолжал находиться в фазе сновидений… Откуда они получали сигнал, если мозг не проявлял активности?

— Что вам снилось? — спросила Багаева.

— Я опять находился в теле девочки. Она чистила туфли, вероятно, своей мачехи. Потом в комнате погас свет. Мне стало жутко, точнее, девочке стало жутко. Потом пришла мачеха, вне себя от ярости. Она искала на ком ее выместить и раздавила единственную куклу девочки.

Темные глаза Багаевой широко раскрылись. Ему показалось, что она восприняла услышанное чересчур близко к сердцу.

— До того как исчез сигнал, у тебя участился пульс, — сказала Савинская. — Ты испытал страх. Ты испугался, что мачеха раздавит куклу этой девочки?

— Нет, девочка мне снилась в конце. Что же было в начале?

Андрей задумался. Чего он испугался? Потухшей лампочки? Нет. Что было до нее? Поезд, станция…

Стоп!

— Когда я садился на поезд, то вспомнил о существе на станции.

— Какой станции? — спросила Савинская.

— Каком существе? — спросила Багаева.

Каждое новое воспоминание давалось с трудом. Андрей выуживал их из подсознания словно нить из спутанного клубка.

— Станции, на которую я попал, открыв дверь. Эта дверь… Я не раз слышал о ней, изучая сновидения больных. Никто не мог войти в нее, но мне удалось.