Господин Ветер - Дмитрий Григорьев

— О! Тиккий геолок плохо, — серьезным тоном продолжал Гарик, и Крис отметил, что если бы они веселилась, игра была бы не столь натуральной. Он вспомнил давнишнюю телепередачу, где Курехин, тогда еще живой, с помощью каких-то совершенно абсурдных псевдонаучных сцен доказывал, что Ленин является грибом, но в один из моментов великий шоумен не выдержал и начал смеяться. И это немного испортило игру. Телегам желательно быть абсолютно серьезными. — Лес рупит, земля копает.

— Ымка, сосед ко мне пришел. Праздник делать будем. Хлеб будем кушать.

— О, та. — Гарик энергично принялся резать привезенный Кристофером батон. — Этто хороший булка. Из Саарема.

Волос подошел, взял кусок и принялся намазывать его маслом.

— Однако, Ымка кушает много. Еда мало-мало. Возьми сосед, Ымку. Олешка твой пасти будет. Торговать олешка будет.

— Этто как? У нас в Саарема олешка нетту. Только кит.

— Однако, Ымка хитрый. Олешка продавать, кит продавать. Все может. Весь мой олешка продал, деньги в тундра убрал.

— Хитрый Ымка — некороший Ымка. Кормить натта, отевать натта. Зима долгий. Ты косяин, упей Ымка.

— Однако, жалко. В тундра смерть плохо.

— Заччем тундра. Я теппе каяк дам. Пусть море иттёт кита искать.

— Ымка хитрый. Каяк ходит умеет.

— Так я теппе тырявый каяк дам. Ымка кит искать путтет, быстро утонет.

— Однако, можно.

— Та-та! У нас в Саарема море тонуть хорошо, земля умирать плохо. Тафай твой Ымка спросим, хочет он море тонуть или земля умирать.

— Эй, Ымка.

— Ну.

— Что ты хочешь? Море тонуть хочешь? Мы теппе каяк дырявый татим, кит искать.

— Уф, достали. Телега.

В Окуловке между поездами появилась дыра в несколько часов и они, втроем, закупив пива, хлеба и сыра, отправились в лес. До самого леса добраться не удалось: по случаю весны, ручей отделяющий окраину деревни, поля от очередных полей, за которыми — настоящий лес, стал непроходимой рекой, и псевдопутешественникам пришлось остановиться под тремя березами возле огромной кучи свежесрезанного хвороста, тотчас ставшей для Кристофера мягким пружинистым креслом. Топлива для костра было предостаточно, и вскоре Крис ощутил тепло под ногами — он продолжать лежать горизонтально, и если бы мир поднялся вместе с ним, то огонь оказался бы именно под ногами Криса. Маленькое лето растущее снизу, подбрасывало в воздух искры, дышало белым дымом-паром, воздух дрожал и облака танцевали.

Вскоре Кристоферу пришлось-таки встать. Начали трапезу и ритуальное курение травы. У Остина всегда было наготове несколько забитых чистой травой (а чаще — бошками), без примеси табака, косяков. Они хранились в подсигаре, на котором был отштампован-отчеканен рыбак, удивительно похожий на Максима Горького, он тащил большую рыбу, удилище было изогнуто, тело напряжено, ветер трепал полы пиджака. Причем, как часто бывает у целомудренных советских художников, то ли подвернутая пола пиджака то ли конец удилища упирался в пах Максима Горького и напоминал вставший член. И вся картинка выглядела как сцена мастурбации Максима Горького на небо.

После второго косяка Федя медленно и как то вяло произнес.

— Странно, все зеленеет.

— Весна, однако, — сказал Остин.

— Чего-то ты нехорошо выглядишь, — сказал Крис, — стоит пропустить.

Федя пропустил. Через несколько мгновений Крис снова бросил на него взгляд. Тот молча продолжал стоять спиной к дереву — бледная гипсовая фигура.

— Эй. — Крис дернул Федю за руку.

— Я ничего не вижу, — еле слышно проговорил Флейта и начал медленно сползать на землю. Лицо из гипсового стало восковым, как у покойника.

— Федя!

Тот уже не отвечал.

— Федя, очнись! — Крис ударил его по щеке.

Никакой реакции. Остановившийся взгляд.

— Не нравится мне все это. — Кристофер схватил Федора за руку, пытаясь нащупать пульс. И тут почувствовал нечто зловещее и недоброе, растворенное в пространстве и сходящееся в Феде.

Остин покачал головой.

— Подожди, сейчас попробуем.

Он снял с шеи варган, поднес к губам, и жесткий звук поплыл между деревьями, постепенно превращаясь в нечто большее, чем просто звук, в сгусток древней силы разрывающей время и пространство: Крис всей кожей ощутил вибрацию, словно незримая струна появилась между Федором и Остином, она гудела от напряжения, перетаскивая Флейту с того света в этот.

Лицо Феди покрылось красными пятнами. И Кристофер, наконец, нашел пульс.

— Уф, — сказал он. — Жить будет. Неужели трава может так срубить?

— Не трава. Злой… — Остин сделал паузу, подбирая слово. — дух такой.

— Федя! — Крис принялся хлопать Флейту по щекам.

Тот постепенно пришел в себя.

— Никогда такого не случалось, — вяло произнес он, — я, правда, целую ночь не спал.

Воспоминание пролетело мгновенно, и Крис даже успел дослушать рассказ Свища.

— Ничего, так полежал, блин, потом зашевелился, сел. Потом говорит. — Свищ засмеялся. — Нет, тебя я этим вмазывать не буду.

— Это как в анекдоте, — сказала Галка, — про торчка и варщика. Знаете?

— Нее…

— Приходит торчок к варщику, говорит: «Свари мне что-нибудь такое: чтобы приход был ууух». «Какой-какой?» «Ну чтобы так вставило, чтобы просто…» — Галка, видимо, изобразила жестами какой должен быть приход и все рассмеялись. — «Ладно, — говорит варщик, — сделаем». Ну, сварил он, значит, какую-то супердурь, торчок вмазался. Лежит, закрыл глаза, действительно — уух. Ну, открывает, говорит: «Да, варщик, круто…» А тот в ответ: «А я не варщик, я — апостол Петр».

«Неужели нельзя о чем-нибудь другом. Написать на радиостанцию, чтобы изменили программу передач. Там торчки, здесь торчки. А о чем говорят музыканты? Дэгэ ведь спрашивал для книги. О торчалове тоже. О туфте всякой. Редко о музыке. Музыку слушать надо. Среди музыкантов людей нет, — Крис представил долговязую фигуру Вани Жука, тот гнал смешную телегу о музыкантах и одновременно с этим наигрывал на гитаре какой-то весьма замысловатый пассаж, — а вот музыканты встречаются».

Глава шестая

В сторону Кустаная

В сторону Кустаная

смотрит Караганда,

но взгляд ее обгоняя

тянутся провода

в сторону Кустаная,

где небеса слюда,

путник не оставляет

ни одного следа,

в сторону Кустаная

тень бросает звезда,

и птенец вылетает

из кукушкиного гнезда…

Солнце уже скрылось за холмом, но ночь опаздывала, сумерки казались бесконечными. Крис лежал на спине и смотрел в плоское белесое северное небо, где комар и птица одинаковой величины, ибо комар низко, а птица высоко — так машины, идущие по трассе, оставшейся в низине, издали — всего лишь цветные жуки… «Дети, играя в машинки, становятся повелителями мира жуков», — с этими мыслями, под шелест травы и писк одинокого комара — здесь, на склоне, их всех сдувало ветром, и лишь один, особо стойкий или особо хитрый, пробравшийся по низу, под защитой листьев, гудел возле самого уха, мельтешил перед глазами, Кристофер начал было проваливаться в полудрему, но вдруг услышал шаги. К нему приближался человек — невысокий крепкий мужчина лет шестидесяти. Морщинистое обветренное лицо, кепка, скрывающая седые стриженые волосы, короткая серебряная борода. На нем был серый свитер с обтрепанным полурасползшимся воротником, старый, невнятного темного цвета пиджак, и такие же брюки, заправленные в кирзовые сапоги. В правой руке он держал короткую, около полуметра, палку, которой, казалось, раздвигал воздух перед собой. Крис почему-то был уверен, что незнакомец — местный пастух.

Кристофер приподнялся на локте и поздоровался. Тот улыбнулся в ответ, и, усевшись напротив, принялся разглядывать Криса.

«Вот, рано с трассы ушел, а теперь еще этот!» Однако Крис чувствовал, «этот» доставать не будет. Крис еще раз посмотрел на незнакомца. «Где я мог его видеть? Несомненно, где-то я его видел. Впрочем, внешность довольно типичная, и при моих всегдашних «дежа вю», при моей близорукости, всякое лицо будет казаться знакомым, — возразил Крис сам себе, и в этот момент вспомнил дачного соседа, пастуха Мишу. — Конечно же, он похож на Мишу, поэтому я и окрестил его пастухом»

— Устал? — спросил незнакомец.

— Очень.

— Пойдем.

— Но я уже лег спать. — Крис не представлял, куда зовет этот дядька, однако, встал и принялся собирать спальник.

— Оставь. — «Пастух» уже шел в сторону холма, на котором росло несколько берез. Их силуэты на фоне оранжевой закатной полосы были похожи на застывшие фонтаны. Крис обернулся: внизу, там где проходила трасса, уже стояло молочное озеро тумана. Незнакомец подождал, пропустил вперед… Крису почему-то казалось очевидным, что «пастух» должен пропустить его вперед, а сам идти позади. Теперь Кристофер чувствовал его дыхание, каждый выдох незнакомца подталкивал Криса в спину, в область сердца. Хотя склон был довольно крутым , «пастух» дышал ровно.