Канада - Ричард Форд

В одно из таких утр мы сидели бок о бок в темноте и смотрели выпуск новостей 30-х годов, посвященный двум гангстерам, Клайду Бэрроу и Бонни Паркер, которые терроризировали (так сказал закадровый голос) несколько юго-западных штатов, совершая грабежи и убийства и покрывая себя постыдной славой, пока не пали от рук полицейских, целый отряд которых сидел в засаде на сельской дороге Луизианы и расстрелял их из кустов, положив конец преступной карьере этой парочки. Обоим было всего лишь по двадцать с небольшим лет.

А выйдя после полудня на влажно душную, пришибленную солнцем улицу — дело было в июне, — мы обнаружили, что кто-то (владельцы «Трикси») установил перед кинотеатром низкую грузовую платформу. На платформе стоял старый серый четырехдверный «форд» 30-х годов, весь в дырках, без стекол, с издырявленным капотом и дверцами, со спущенными шинами. Рядом с баранкой был закреплен плакатик, гласивший: «машина в которой погибли бонни и клайд — мы выплатим 10 000 долларов тому, кто докажет, что это не так». К автомобилю вела деревянная лесенка, владельцы кинотеатра предлагали любому желающему заплатить пятьдесят центов, подняться к машине и заглянуть в нее — как если бы там все еще сидели мертвые Бонни и Клайд и каждый мог их увидеть.

Отец постоял на горячем бетоне, разглядывая автомобиль и гуськом тянувшихся к нему зевак — детей и взрослых, женщин и мужчин; они проходили мимо машины, заглядывая в нее, отпуская шуточки, изображая стрекот пулемета и смеясь. Отец платить за посмотр не собирался. Он сказал, что машина — фальшивка, иначе бы она здесь не стояла. Мир устроен совсем не так. К тому же краска на ней свежая, а пулевые отверстия не настоящие. Он много раз видел пробитые пулями самолеты, пули оставляют совсем другие дыры — побольше и с рваными краями. Но разумеется, бросать деньги на ветер все это никому не мешает.

Впрочем, после того, как мы несколько минут простояли на тротуаре, глядя на машину, он спросил:

— А ты, Делл, не хотел бы стать грабителем банков? Интересное, наверное, занятие. И мать бы ты здорово удивил.

— Нет, не хотел бы, — ответил я, вглядываясь в посверкивавшие пробоины и в деревенское дурачье, которое всовывало головы в окна машины, вскрикивало и гоготало.

— Уверен? — спросил отец. — А я бы, пожалуй, попробовал. Хотя повел бы себя поумнее этих двоих. В таком деле, если не думаешь головой, в конце концов превращаешься в кусок швейцарского сыра. Твоей матери то, что я сказал, конечно, не понравится. Не передавай ей наш разговор.

Он притянул меня к себе. Нагретая солнцем рубашка отца попахивала крахмалом. И мы пошли домой.

Матери я ничего не сказал и даже не думал об этом разговоре никогда — вспомнил о нем лишь спустя долгое время, после того, как мы с сестрой стояли на веранде и смотрели вслед уезжавшим грабить банк родителям. Тогда я все эти мелочи в одну точку еще не свел, потом — да. Отцу всегда хотелось сделать то, что он сделал. Одним людям охота стать президентами банков. Другим — эти банки грабить.

14

То, что я знаю о самом ограблении, известно мне из маминой «хроники» и статей «Грейт-Фолс трибюн», каковая газета находила его, как я уже говорил, потешным и поучительным — историей, которую она просто обязана предложить вниманию публики. Впрочем, я реконструировал случившееся и в моем воображении — так сильно волновала меня мысль о том, что это ограбление, столь нелепое и непостижимое, совершили наши родители, словно желая сделать все, что о нем писали, таким же никуда не годным, как и его объяснения.

Предположительно, каждый из нас обдумывает ограбление банка примерно так же, как временами старательно планирует, лежа ночью без сна в постели, убийство давнего врага — подгоняя одну к другой сложные составные части плана, подправляя детали, возвращаясь назад, чтобы учесть в более ранних расчетах совсем недавно пришедшие нам в голову возможности попасться с поличным. В конечном счете мы сталкиваемся с неустранимой логической проблемой: как бы ни были мы умны, продумать все тонкости до единой нам ну никак не удастся. После чего заключаем: сколь ни приятно думать, что мы могли бы убить нашего врага (а сделать это так или иначе необходимо) из засады, за исполнение нашего плана может взяться только человек, окончательно спятивший или питающий склонность к самоубийству. И объясняется это тем, что мир как таковой настроен против подобного рода деяний. Да и как бы там ни было, во всем, что касается расчетов, планирования и собственно убийства, мы — дилетанты, любители, мы не обладаем способностью концентрироваться, потребной для успешного совершения дела, против которого так сильно настроен мир. Придя к этому выводу, мы забываем о нашем плане и мирно засыпаем.

Для успеха задуманного ими родителям следовало сообразить, что машину их опознают немедленно. Что в синем летном костюме отца, даже при отсутствии знаков различия, узнают прежнюю принадлежность ВВС: не выцветшие следы срезанных капитанских полосок будут просто бросаться в глаза. Приятная внешность отца, его неустранимый южный выговор и южные манеры западут в память всех, кто окажется во время ограбления в банке Северной Дакоты. А то обстоятельство, что он упоминал о своем желании ограбить банк в разговорах с несколькими служащими авиабазы Грейт-Фолса, непременно всплывет в их памяти (пусть разговоры и были шуточными). Родителям следовало также сообразить, что, вопреки наитиям отца, люди, ограбившие банк, не растворяются среди местного населения, но выделяются на его фоне, поскольку становятся чем-то или кем-то отличным от того, что они собой представляли прежде, да и от всех прочих тоже — даже если сами они этого не сознают. По всем этим причинам скорая их поимка большого труда не составит.

Однако моим родителям, в четверг утром уехавшим из дому людьми ни в чем не повинными, задолжавшими пустячные деньги горстке ни на что не способных индейцев, — положение, которое можно было исправить самыми разными способами, — такого рода мысли в головы не приходили. Хоть наверняка и пришли впоследствии, когда они возвращались на следующий день в Грейт-Фолс — уже преступниками, — и мысли о том, что им удастся уклониться от ответственности за содеянное, одна за другой улетучивались из их голов, воспаряя в плоское летнее небо.

15

А проделали наши родители следующее: поехали по 200-му шоссе на восток, через города Льюистаун и Уинетт, затем пересекли Масселшелский отводной канал и направились к Джорану, Сайклу и Сиднею по отвердевшему от летнего зноя, покрытому сухой травой плоскогорью, что тянется от гор к Миннесоте. Они оказались в местах, где не знали никого и ничего за исключением увиденного отцом во время «деловой поездки», — для него это обстоятельство, по-видимому, значило очень многое, поскольку помогало ему проникнуться ощущением собственной невидимости.

За те два дня непрерывных разъездов отец пересек границу Северной Дакоты и наткнулся на городок Крикмор (население его составляло в ту пору 600 человек), где имелось отделение Национального сельскохозяйственного банка Северной Дакоты. Он позавтракал в кафе напротив банка. Никто с ним не заговорил, да и внимания на его летный костюм тоже, по-видимому, никто не обратил. (В расположенном неподалеку Майноте также имелась авиабаза.) Это заставило отца поверить, что если он, одетый как сейчас, ворвется, размахивая револьвером 45-го калибра, в банк через секунду после его открытия, заберет всю наличность из ящиков кассиров и прочие лежащие на виду деньги (в главный банковский сейф он не полезет, разве что тот будет стоять нараспашку и очистить его окажется проще простого), уложит добычу в холщовую сумку и удалится, — если он проделает все это, люди, которые станут свидетелями ограбления, перепугаются до того, что у них отшибет память. И меньше чем через три минуты он уже будет мчать к границе Монтаны, стремительно обретая неприметность ничтожества. Мама подождет его в машине, наружу выходить не станет, потому что у нее слишком броская внешность. Будет держать, пока он грабит банк, двигатель работающим на холостом ходу, а потом поведет машину, увозя их обоих. Да, план был смелый. Однако отец не сомневался, что осуществить его будет просто, тем более что он, составляя этот план, здорово поработал головой. То, что он никогда прежде в тот банк не заглядывал, даст ему сильное преимущество. Грабители, в большинстве их, считают необходимым «приглядеться» к месту будущей операции и оставляют следы в подсознательной памяти людей, которые могут увидеть их впоследствии и узнать, — отец, впрочем, не думал, что кто-то из свидетелей увидит его впоследствии. Те немногие, кто окажется в банке в столь ранний час, просто оцепенеют от внезапного появления человека с револьвером 45-го калибра, а на него самого и на его внешность внимания попросту не обратят. Для того-то и нужен револьвер — чтобы отвлечь внимание. Он возьмет в банке самое малое пять или шесть тысяч, — может быть, даже предельные десять. Над этими цифрами он тоже поработал головой.