Не зарекайся - Ажиппо Владимир Андреевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, где сидят несудимые, такие предъявы вряд ли могут иметь серьезные основания. Но, часто, ориентируясь на какие-то внешние признаки, камерные «контрразведчики» все же выявляют «кумовского». Как правило, невпопад. Зачастую, самый активный обличитель — и есть кумовской. Чтобы не укрепить обвинителей в их правоте, нужно решительно отметать все претензии. Никаких доказательств сотрудничества зэка с администрацией не бывает, только подозрения. Поэтому подобные обвинения всегда рассчитаны на испуг и признание. Значит, испуга быть не должно. Должен быть справедливый гнев и возмущение.
Наиболее серьезным «прессом», исходящим от зэков, является вымогательство. Обычно зэки редко осмеливаются просто так «выдавливать» бабки из сокамерника. Чаще это делается «под крышей» опера, который дал «добро» на «пресс» или сам инициировал его. (При этом цели опера могут и не совпадать с целями зэков). Без такой «крыши» «прессовать» опасно — можно остаться не только без желаемого дохода, но и без имеющегося здоровья.
Подобный «пресс» происходит по следующей схеме: в камеру попадает новый зэк, имеющий на свободе обеспеченных родственников (иногда о таком одолжении даже просят оперативников). Названий у такого объекта много: «дойная корова», «сладкая булка», «пушистый бобер». Затем начинается обработка. Вначале по-хорошему, а точнее, «вешая на уши», новичку рассказывают, как уютно ему будет сидеться именно в этой камере, и как плохо в других. Для того чтобы не попасть из рая в ад, надо платить. Отсутствие наличности не является препятствием, достаточно просто написать домой записку. Текст должен быть самый драматичный, типа: если не дадите денег, меня поставят на ножи. Необходимость таких страстей внушается достаточно легко: а вдруг твои папа и мама не «поведутся» на просьбу? Подумают, что ты в тюрьме с жиру бесишься и хочешь получить бабки на водяру и наркоту. Нет, надо нагнать на них побольше жути!
Затем малява передается через кормушку «ногам», причем сам автор записки не видит этого человека и даже не слышит разговор (быть рядом с кормушкой при этом базаре недопустимо). По прошествии времени новичку объявляют: все в порядке, бабки дошли по назначению, твой вопрос решен. Бывает, что он, действительно, таким образом решается, и тогда через оговоренное время нужно лишь написать новую записку. А бывает и по-другому — мол, твоя ксива запалилась, у «гонца» неприятности, надо «улаживать» вопрос, пока он нас не посдавал. Дальше начинается «доение», выбраться из которого порой бывает невозможно.
Иногда такой «пресс» проистекает по гораздо более жесткой и примитивной схеме. Новичка просто запугивают или бьют. Или сочетают эти методы. Активно сопротивляться этому может не каждый, даже решительному и физически крепкому человеку не под силу противостоять нескольким подлым противникам. Камера — не ринг и не татами. Рано или поздно вам нужно будет лечь спать или сходить на парашу. А учитывая изощренность такого «пресса», удара можно ожидать в любой момент.
Что нужно делать? Во-первых, при любом разговоре с сокамерниками последнее слово должно быть за вами. Не в переносном, а в самом прямом смысле. Например, когда вам будут рассказывать о необходимости писать ксиву домой (или о чем-то другом, неважно), вы можете как угодно широко раскрывать глаза, удивляться, переспрашивать, «вестись» на описываемые «ужасы», но точка в разговоре должна быть поставлена вами и никогда не совпадать с предложением. Типа, понял, хватит об этом, голова болит, буду спать. Услышав такой ответ, любой собьется с толку, убеждения-то потрачены впустую.
Во-вторых, внушите окружающим и себе самому, что вы можете решать свои проблемы и без посредников. Если только опер принимает решение, сидеть вам в этой камере или нет, то и разговаривайте непосредственно с ним.
В-третьих. Твердо скажите своим «благодетелям», что отец и мать вас в тюрьму не устраивали, и обращаться к ним за помощью вы не будете — западло. Кстати, учтите, что по классическим (мудрым и благородным) понятиям втягивать родню в свои криминальные дела может только полупидор. Или полный пидор. Уважающий себя человек пользуется исключительно помощью подельников и друзей. И не иначе.
В-четвертых. Если меры «морального» характера не помогают, и конфликт вызревает все больше, придется идти на его обострение. Надо драться. Убить или серьезно кого-то покалечить вы вряд ли сможете, вам тоже такие последствия не грозят. Цель драки — не победа над негодяями, этого все равно не будет, цель — выехать (не выломиться, а выехать!) из хаты с гордо поднятой головой. Для этого надо постараться наставить максимально больше синяков беспредельщикам и получить синяки самому. Кстати, активно защищающегося человека (даже неумелого), практически невозможно побить, не попав несколько раз в лицо.
Драка в камере должна быть замечена контролером, который вызовет подмогу. Может быть и не замечена, контролер один, а камер много, да и лень ему их постоянно обходить, скорей всего, будет дремать где-то в сторонке. Но и в этом случае при ближайшем выводе на прогулку или при проверке все «шрамы» будут видны.
В-пятых. Если вы не в силах драться (а это отнюдь не позорно, не каждому дано быть воинственным), надо терпеть и использовать возможность напрямую поговорить с «кумом». Просить, чтобы он вас вызвал, не надо — это обязательно будет истолковано против вас. Просто дождаться, когда он сам вызовет. Поверьте, что это произойдет довольно скоро. В разговоре с оперативником не нужно тратить эмоции на описание серьезности конфликта, своих переживаний и возмущения по этому поводу. Не надо просить о помощи («Не проси!»), будешь должен. Люди, проработавшие в тюрьме даже непродолжительное время, быстро черствеют и становятся неспособными адекватно воспринимать чужую боль. Не его же «прессуют» в камере. Поэтому рассчитывать на сострадание не нужно. Лучше всего спокойным и будничным тоном сообщить оперу, что вы скоро «завалите» кого-нибудь в хате, при этом не уточняйте, кого именно. И поинтересуйтесь, что дают за убийство зэка? Срок добавят? Или снизят?
Даже если вы не сумеете это рассказать естественно, игра будет просматриваться, все равно опер очень болезненно отреагирует на это сообщение. Ни один из них не посмеет экспериментировать: а может, это блеф? А может, никого он не убьет? Почуяв, что в камере может состояться преступление, он обязательно струсит и либо переведет вас в другую камеру, либо даст команду беспредельщикам прекратить «пресс». Допустить такое преступление — это очень большое и грязное пятно на репутации оперативника. Из человека, не способного предотвращать длящиеся конфликты, сыщик, как из говна пуля. И это пятно прилепится к нему на всю карьеру. Таких оперуполномоченных называют в три слова: «опер упал намоченный».
Четвертая группа конфликтов — «пресс», исходящий от администрации. Это наиболее серьезный метод воздействия на зэка. В сочетании с другими незаконными методами: угрозами, оскорблениями, надуманными дисциплинарными наказаниями, применением наручников, пытками и избиениями, камерный «пресс» создает абсолютно безвыходное положение для жертвы.
Цели такого «пресса» три: склонить человека к нужным следствию и розыску показаниям; «обломать» непокорного; получить бабки (увы, рядовое вымогательство). Наиболее часто встречающая причина — первая, но они могут и сочетаться. Во всяком случае, беспредельные рожи, получив добро на террор какого-то зэка, обязательно переключатся на личный интерес. Рассчитывать, что у конченых негодяев могут быть идейные позиции в борьбе с преступностью, может только полный профан в тюремной действительности. К большому сожалению, среди товарищей в мышиных пальто с большими звездами на погонах, заказывающих такой «пресс», профанов два из трех (по утверждению некоторых моих коллег — девять из десяти). Эти менты-заочники искренне считают, что в камере с арестованным «работают» в нужном направлении — склоняют к явке с повинной. Попутно, может быть, и склоняют.
Если отношения между оперативниками и их агентурой замешаны на нарушении закона, то складываются они своеобразно. Схема «опер — агент» ломается, так как в определенном смысле они становятся подельниками. Иногда слабенький опер как-то незаметно оказывается «под» агентом, и кто кем руководит, уже непонятно.