Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

— Если я выберу жизнь, Арамери будут меня использовать одни боги знают для чего. Оно мне надо — новые смерти на моей совести? — Я вздохнула и потерла ладонями лицо. — Ты был прав в своем желании перебить нас. Только требовалось довести дело до конца, уморить всех. Это была единственная оплошность Троих…

— Нет, — сказал Солнышко. — Мы были не правы. Не стану отрицать, с демонами надо было что-то делать, но нужно было найти какое-то другое решение. Они ведь были нашими детьми…

Я молча открыла рот. Потом закрыла. Я вглядывалась в его силуэт, чуть более яркий, чем слегка светившееся окно. Я даже не знала, что на это сказать, и решила переменить тему.

— А ты сам что собираешься делать?

Он стоял, встречая рассвет, точно так же, как много раз делал это в моем доме: прямая осанка, голова вскинута, руки скрещены на груди. Сейчас, против обыкновения, Солнышко негромко вздохнул и повернулся ко мне, прислонившись к подоконнику с видом почти осязаемой усталости.

— Понятия не имею, — ответил он. — Во мне не осталось ничего цельного или правильного, Орри. Ты была права, когда обозвала меня трусом. Дураком ты меня не называла, но и это было бы правильно. А еще я слаб…

Он поднял руку, посмотрел на нее так, словно впервые увидел, и сжал кулак. Кулак показался мне далеко не слабым, но я понимала, какая цена ему была с точки зрения бога. Кости — способные ломаться. Кожа — не знающая мгновенного исцеления ран. Вены и сухожилия — уязвимые, как паутинки. А внутри хрупкой плоти — разум, напоминающий разбитую и плохо склеенную чашку.

— Значит, это одиночество? — спросила я. — Твоя истинная противоположность. Одиночество, а не тьма. Ты этого не понимал?

— Нет. До того самого дня. — Он опустил руку. — А надо было. Потому что одиночество — вот тьма души.

Я встала и приблизилась к нему, слегка запнувшись о ковер. Я нашла его руку, потом потянулась к лицу. Он позволил мне это, даже прильнул к моей ладони щекой. Наверное, в тот момент он чувствовал себя очень одиноким.

— Я рад, что они отправили меня сюда в облике смертного, — сказал он. — Я не могу причинить особого вреда, когда с ума схожу. Когда я оказался заперт в том царстве тьмы, я думал, что потеряю рассудок… Но когда меня вытащили, там была ты… без этого я бы опять сломался.

Я нахмурилась, думая о том, как он прижимался ко мне в тот день, прижимался и не мог отпустить даже на миг. Ни одно человеческое существо не вынесет вечного одиночества. Я тоже свихнулась бы в пустоте. Однако нужда Солнышка была сверхчеловеческой.

Я снова вспомнила слова матери, которые много раз слышала от нее в детстве.

— Нет ничего зазорного в том, чтобы принимать помощь, — сказала я ему. — Теперь ты стал смертным. А у смертных не все получается в одиночку.

— Тогда я не был смертным… — проговорил он, и я поняла: он думал о том дне, когда убил Энефу.

— Может, это относится и к богам, — ответила я.

Я еще не вполне оправилась и вынуждена была прислониться рядом с ним к подоконнику.

— Мы ведь созданы по твоему образу и подобию, помнишь? Что, если твои родичи отправили тебя сюда не потому, чтобы в смертном образе ты не мог наворотить дел, а просто чтобы ты научился справляться с этим, как делаем мы, смертные?

Я вздохнула и прикрыла глаза: постоянное сияние Неба утомляло меня.

— Во имя бездны, откуда мне знать! Может, тебе просто друзей завести надо…

Он промолчал, но, кажется, я почувствовала на себе его взгляд.

Больше я ничего сказать не успела — в дверь постучали. Солнышко пошел открывать.

— Лорд… — Голос был мне незнаком, но в нем звучала вышколенная деловитость слуги. — У меня послание. Лорд Арамери требует вас к себе.

— Зачем?

Солнышко задал вопрос, на который я бы нипочем не отважилась. Посланец тоже сперва растерялся, но после очень краткого промедления все же ответил:

— Схватили госпожу Серимн.

*

Как и накануне, лорд Арамери выставил из зала всех своих царедворцев. Такие материи, как сделки с демонами или наказание заблудших чистокровных, они не для посторонних глаз…

Серимн стояла в окружении четверых стражников — Арамери и уроженцев Дальнего Севера, хотя никто из них ее не касался. Я не могла бы сказать, выглядела ли она сколько-нибудь потрепанной; я видела только силуэт, столь же прямой и горделивый, как и при других наших встречах. Ее руки были связаны впереди, и, кажется, это была единственная уступка ее положению пленницы. Кроме нее, самого правителя, стражи и нас с Солнышком, в зале никого не было.

Они с лордом Арамери смотрели друг на друга молча и неподвижно. Ни дать ни взять утонченные мраморные изваяния Безжалостности и Непокорности.

Впрочем, игра в гляделки тянулась недолго. Она отвернулась от него — при всей своей слепоте я рассмотрела, с каким пренебрежением она это проделала, — и перевела взгляд на меня:

— Госпожа Орри… Приятно ли тебе стоять рядом с теми, кто дал твоему отцу умереть?

Некогда эти слова больно ранили бы меня, но с тех пор я многое успела понять.

— Ты не так поняла, госпожа Серимн. Мой отец погиб не из-за Ночного хозяина и не из-за Сумеречной госпожи. И богорожденные здесь ни при чем, равно как и те, кто их поддерживает. Он умер оттого, что был не похож на других. У обычных смертных непохожесть возбуждает злобу и страх… — Я вздохнула. — Признаю, дыма без огня не бывает. Но тому, кто заслуживает веры, следует верить.

Она покачала головой:

— Слишком уж ты доверяешь этим новым богам.

— Нет, — сказала я, начиная сердиться. Да какое сердиться, я пылала яростью! Будь у меня посох, наверняка дошло бы до беды. — Я верю в то, что боги — таковы, какие они есть, и еще в то, что смертные — это смертные. Смертные, госпожа Серимн, именно смертные забили моего отца камнями до смерти. Именно смертные связали меня, как овцу на бойне, и выпускали из жил кровь, чуть не доведя до гибели. Смертные и моего возлюбленного убили…

Я произнесла это, и у меня не перехватило горло, и голос не дрогнул — есть чем гордиться. Ярость несла меня на своих крыльях.

— Во имя бездны! Да если боги в самом деле решат стереть нас с лица земли, велика ли беда? Может, мы вполне заслужили уничтожения!

Тут я не удержалась и посмотрела на лорда Теврила.

Он заговорил скучающим голосом, не обратив особого внимания на мои слова:

— Серимн, хватит препираться с девочкой. Твое краснобайство сгодилось бы для ваших запутавшихся и растерянных неофитов, но все здесь присутствующие видят тебя насквозь.

Он сделал в ее сторону жест, этакий изящный взмах, обрисовавший всю ее сущность.

— Эру Шот, тебе позволительно не понимать: вся нынешняя заварушка — всего лишь семейная ссора, зашедшая слишком далеко.