Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Мукай вскидывает плечами, закатывает глаза и так замирает. Ну, чем не ребенок? Дитя, потрясенное чудесным видением. И руки заломил, и рот приоткрыл от восторга. Как после этого не слушать его, напомнить, что рассказ немного затянулся?

Так вот о корнеплоде. Редкий, прекрасный, вкуснее его ничего нет на свете, но здесь, на сыртах, не вызревают его семена. И солнца ему мало, и ночи холодные… Одним словом, все готово, кроме семян. Пришлось с клубнем повозиться. Чего он только не делал: нагревал и морозил его, резал, кромсал, пока не добился своего. Он вклинивает в клубень скороспелого корнеплода кусок нескороспелого, и, как бы вы полагали, кто берет верх? Разумеется, скороспелый. Будут и корнеплоды, будут и семена.

Он хохочет над собственной выдумкой: кто еще так придумает, кто отважится! Счастливый Мукай, всегда ему весело, и от всего он приходит в восторг.

Джоомарту еще долго пришлось молчать. Мукай повел его к длинному столу и придвинул горшки и вазоны. Кусты и деревца растянулись аллеей. Мукай ходит между ними шагами хозяина в собственном доме. Он гнет стебли, мнет листья, запускает руки в кроны с нежностью матери, перебирающей волосы ребенка. Джоомарт должен убедиться, что тут одни чудеса. Вот это — родич прекрасного плода, вернее, дальний родственник его. Но как он плодовит! Ни мороз, ни жара ему нипочем, зато и есть его нельзя ни за что на свете. И запах и вкус препротивные.

Лицо агронома выражает отвращение — гримаса ребенка, проглотившего насекомое. Плоды, вероятно, в самом деле неважны.

А вот этот кустик — правда, нежный и слабый — дает такие же плоды, но сочные и вкусные, будто медом налитые. Он, конечно, скрестил их, чтобы вывести плоды для сыртов. Да, да, для сыртов! Тут будут сады — яблоки, груши, а хотите, н урюк. Уж он постарается. Растет же эйкомия — китайская гуттаперча — в украинской степи, маслина — в Дербенте, японская хурма — в Самарканде, юкки — в Тбилиси. Ему не стоит труда перевернуть на сыртах всё вверх дном: убрать ель и кипец, арчу пересадить куда-нибудь подальше и дать место плодовым деревьям. Он делает при этом движение хозяина, готового рассовать добро свое по дому: часть туда, часть сюда — куда попало.

Еще несколько слов, только несколько. Пусть взглянет Джоомарт на вазоны, вот сюда и туда. Не правда ли, забавно? Деревца эти растут на чужих корешках. Ха-ха-ха! Снизу ствол их дикого сородича, а сверху культурный потомок — Ха-ха-ха! Вот что значит иметь голову на плечах. Дичок служит насосом для нужного дела. Выполняется это просто, без спешки, спокойно. В грунт сажают дичок, макушка срезается, и в надрез прививается другое деревцо. И еще одна минута внимания…

Его голос становится мягким, руки от волнения дрожат. Удивительный кустик, не правда ли? Сущее чудо природы! Вот и всё. О дальнейшем он должен умолчать. Если затея удастся, счастливей его не будет человека на свете. Не надо расспрашивать: тайна есть тайна, ни себе, ни другим он не позволит нарушить ее.

Он еще раз ласкает любимого питомца и дарит Джоомарту зеленый листок, — память о дереве — счастье Мукая.

Они едут рядом по ровной дороге. Добрые кони охотно помчались бы, но повод свисает. Всадники молчат, каждый занят своими мыслями.

— Мне хотелось бы, Мукай, — начинает Джоомарт, — о чем-то спросить тебя.

Эта фраза у него давно готова. Посмотрим, как дальше пойдет. С Мукаем надо быть осторожным: не так скажешь, не тем тоном — он рассмеется и начнет острить.

— Я послал тебе письмо в город Фрунзе. Это было давно, больше месяца.

— Письмо? Не видал. Какое письмо?

Он даже весь перегнулся в седле: хорошо бы узнать, что в нем написано.

— Мне, должно быть, пришлют его сюда… — Мукай торопится добавить: — Мне будут всю почту оттуда присылать.

— Я скажу тебе, что там написано.

Нет, нет, он не хочет, приятнее прочитать глазами: больше увидишь и узнаешь.

Лошадь Джоомарта тесно жмется к Мукаю, ее грива у него на коленях. Он трогает повод и немного отъезжает.

— Письмо небольшое, в несколько строк, ты уж лучше послушай меня.

Агроном машет рукой, трогает повод и отъезжает:

— Не будем говорить о письме. Я прочту и отвечу тебе. — Ты не понял меня… Я послал это письмо по ошибке.

Мукай вдруг краснеет и, не глядя на Джоомарта, спрашивает:

— Ты раскаялся в нем?

— Да, да, я жалею об этом. Я был неправ.

Тут Мукай разражается смехом, глаза его сверкают, взгляд светел и ясен. Ах, как ему весело, как легко! Чудак Джоомарт, он так и поверил. Письмо здесь, при нем, он носит его с собой, не расстается с ним. Ведь оно могло попасть к Сабиле. Письмо огорчило бы ее, и она, чего доброго, от горя слегла бы. Вначале он решил было сжечь его, надоело с ним носиться, каждый раз перечитывать. Но оно почему-то каждый раз ему казалось другим, и смысл и тон в нем изменялись, словно читаешь его в первый раз. Удивительное письмо!

Джоомарт что-то хочет сказать, вставить слово, но Мукай забегает вперед. Их кони идут рядом, стремена их сплелись.

— Мне кажется, Джоомарт, что ты не был сердит, когда писал это письмо. На сердце у тебя было что-то другое. Я не почувствовал твоей злобы, ее, наверное, и не было.

Слова эти не нравятся Джоомарту, он готов уже сказать что-то резкое.

— Выходит, письмо нисколько не тронуло тебя, ты спрятал его в карман и забыл!

Тогда им не о чем говорить.

— Я спрятал письмо, это правда, но мне было больно, меня точно ранили. Я бежал от Сабили, чтобы скрыть свое горе. Она узнала бы это сразу по моему лицу. Три дня я скитался из аула в аул. Днем веселился, а ночью плакал. Кто мог подумать, что ты возненавидишь меня? Я Сабилю не украл, она по собственной воле пошла за меня. Ей мало лет, не спорю, но именно это и прельщало меня. Наш народ говорит, что жену надо брать молодой, пока характер еще не окреп… Письмо навело меня на мысль стать инструктором сыртовых колхозов, жить возле тебя и заслужить твою дружбу.

Он грустно усмехнулся, и борозда печали легла на лицо. Глаза погасли, взор стал тяжелым. Человек словно стал другим, не узнать агронома, его точно подменили.

— Спасибо, Мукай, ты облегчил мое сердце. Мне так же трудно было, как и тебе.

Джоомарт просит прощения, все случилось так быстро. Он любит сестру, и мало ли что ему показалось… В сущности Мукай — золотая душа. Теперь уж ясно — Сабиля его любит, и ей с ним хорошо.

Джоомарт сказал все и умолк.

— Не надо вспоминать об этом, — говорит агроном, — ни сейчас, ни в другой раз.

Письмо он порвет, сейчас же уничтожит его. Вот так, и еще раз, на мелкие кусочки, и развеет по ветру… Была вражда и исчезла. Всякое бывает. Что только на сердце не ляжет и не приснится во сне…