Гнев дракона. Эльфийка-воительница - Бернхард Хеннен

— Мужи Арама! — крикнул Артакс. — Вы совершили то, что никто не считал возможным. Вы показали всему миру, что крестьяне, поденщики и ремесленники, всем сердцем отстаивающие свои убеждения, могут выстоять даже против превосходящих по силам воинов. Чем бы ни закончилась дуэль с Муваттой — вы изменили мир. С завтрашнего дня все будет иначе. Арам станет империей, где правит справедливость.

Вы фундамент этой империи, а вовсе не сатрапы в своих дворцах. И я позабочусь о том, чтобы Арам стоял на крепком фундаменте, — Артакс поклонился. — Я горжусь тем, что сражался рядом с вами, львы Арама.

— Просто поразительно наблюдать за тем, как ты посреди поля боя наживаешь себе новых врагов. Я не думаю, что многие мои братья и сестры оценят стремление смертного изменить мир.

«Думаете, моя смерть изменит то, что началось сегодня?» — подумал Артакс.

— Довольно того, что один-единственный девантар решит, что это нужно прекратить. Победи Муватту — и считай, что завоевал право говорить перед моими братьями и сестрами. Но будь осторожен, Артакс. Не будь слишком высокомерен из-за того, что твои люди хорошо сражались за тебя.

— Мы присмотрим за ним и помешаем ему безумствовать слишком сильно, — вмешался в разговор Аарон.

— Молчите, — приказал девантар. — За три года своего правления Артакс развлек меня больше, чем вы за все столетия. Не мешайте, когда я с ним, или я навеки вырву ваши голоса из его головы.

«Возможно ли это?» — озадаченно подумал Артакс, и впервые за три года в нем зародилась надежда на то, что однажды голоса других Ааронов умолкнут навеки.

— Я бог. А теперь идем. Дуэль состоится немного в стороне от поля боя в пересохшем русле реки.

— Мы просто пройдем по полю битвы, — Артакс так удивился, что высказал свою мысль вслух. Это не очень-то впечатляет.

— Мы могли бы проехаться на золотой колеснице, увлекаемой четырьмя золотыми львами, да еще по небу. Но я подумал, что подобное зрелище не в твоем духе. В нем кроется риск того, что в будущем твои подданные будут бросаться наземь от одного только почтения к тебе. Не думаю, что тебе это понравится.

Они шли рядом, и только теперь Артакс осознал масштабы сражения. Столько умерших, искалеченных, умирающих… Некоторые, похоже, сошли с ума. Они сидели среди трупов и смеялись гак, что у Артакса по спине пробежал холодок. Неужели Львиноголовый хотел, чтобы он увидел это?

— Мой брат Долгорукий выковал для Муватты копье, возвращающееся ему в руку после того, как поражена цель.

— Тогда я надеюсь, что рука Муватты устанет и он промахнется.

— Это копье, которое никогда не промахивается мимо цели.

Артакс остановился.

— А какое зачарованное оружие дадите мне вы?

— У тебя есть меч. Этого должно хватить.

— Да он же убьет меня!

— Это вполне возможно.

— Проклятье, неужели я настолько ничего для вас не значу?

— Значишь, я ведь поэтому тебя и предупреждаю. Твой шарм для меня заключается в первую очередь в том, что тебе то и дело удаются совершенно невозможные вещи. Поэтому я не могу тебе помочь. Это все испортит.

«Просто потрясающе, — подумал Артакс. — Какая прелесть, суметь вызвать интерес бога. Это меня убьет».

— Ты сразишься с Муваттой на колесницах.

— Что? Почему?

— Потому что это более зрелищно. За вами будут наблюдать тысячи ваших воинов. И помни о том, что ты обещал своим людям. Ты хочешь создать новый мир. Хочешь даровать им справедливость. Все это может произойти только если ты победишь.

Дуэль

Володи опустился на колени и вытер руки о сухой песок.

Артакс присел рядом с ним и сделал то же самое.

— Боишься?

— Просто руки намокать. Плохо для держать поводья.

Артакс знал, что его ждет. Ему было страшно, и он надеялся, что сможет сделать вид, что все под контролем. Торжественная суета, болтовня о чести — все это служило одной цели. Создавало обрамление для казни бессмертного.

Его казни.

Львиноголовый выразился довольно ясно. То, чего хочет достичь Артакс, не нравится девантарам. Они дали Муватте магическое копье. А ему — пару напутственных слов.

Артакс поднял взгляд. Солнце склонялось к западу. Далекие горы укутались в золотисто-красные облака. Гарагум представлял из себя скудную землю, равнина Куш — пустыню. За все проведенные здесь недели он не обратил внимания на дикую красоту этой земли. «Так бывало со многими вещами в моей жизни», — с тоской подумал он. Как часто летом он удивлялся желтизне полей? Слишком редко. Как часто он пировал с друзьями в Бельбеке, наслаждаясь тем, что молод, здоров и полон безумных идей? Недостаточно часто. Сколько времени он провел в объятиях женщины, которую любил? Даже ни одной ночи, с захода солнца и до рассвета. А теперь он оказался на равнине на краю света, и единственное, чего он может теперь ожидать, это быть пронзенным волшебным копьем и самым жалким образом подохнуть. «Ах, Шайя», — подумал он, погружаясь в воспоминания о шквале ее поцелуев.

— Муватта садиться на колесница.

Артакс кивнул. Затем поднялся. Он чувствовал странную тяжесть. Это невозможно было объяснить одним только долгим сражением в стене щитов.

На берегах пересохшей реки выстроились тысячи воинов обеих войск, чтобы присутствовать на спектакле. А среди людей стояли крылатая Ишта и Львиноголовый. Все остальные девантары тоже были здесь, скрытые от взглядов людей. Львиноголовый на миг показал ему своих братьев и сестер. Еще одна милость, о которой он не просил.

Они вызывали ужас… Огромный белый волк, поедающий мертвого слона. Вызывающая бурю с волосами-змеями. Наполовину человек, наполовину вепрь. Приземистый, уродливый парень с неестественно длинными руками, создавший копье для Муватты. И все остальные.

Артакс погладил морды обоих жеребцов, которые должны были тянуть их колесницу. Их бока были в пыли. У левого на плече был длинный, покрытый засохшей кровью шрам. В кожаных стенах колесницы зияли дыры от стрел и копий.

Артакс взобрался на колесницу и поглядел на другую сторону поля боя. Колесница Муватты не могла быть более непохожей на его. Она была велика, сделана из белоснежного дерева. На передке красовалось нарисованное золотом изображение крылатой богини. Она же украшала и шелковое знамя, развевавшееся за спиной колесничего на длинном шесте. Колесницу тянули четыре роскошных жеребца. Их кожаная упряжь была пурпурной, пурпурные перья были вплетены в гривы животных.