Мэрилин Монро - Дональд Спото

Рождество I960 года она провела весьма спокойно — со Страсбергами, слушая музыку и попивая шампанское; как вспоминают Сьюзен и Ральф, актриса прямо валилась с ног от усталости. Однако она не забыла о детях своих бывших мужей. «Я очень горжусь ими», — сказала Мэрилин про Джо Ди Маджио-младшего и про Роберта и Джейн Эллен Миллеров, которые получили от нее рождественские подарки и открытки со словами любви. «Они тоже родом из разбитых семей, — пояснила актриса приехавшему из Англии литератору, — и я, мне кажется, в состоянии понять их. Я всегда повторяла этим детям, что не хочу быть им ни матерью, ни мачехой — в конце концов, их настоящие матери живы. Мне хочется быть для них подругой. Только время могло показать, удастся ли это, и они должны были дать мне немного времени. Я очень ценю их». И они ее ценили, потому что никогда не переслали питать к Мэрилин сердечные чувства. Сестра Джо и отец Артура тоже остались с Мэрилин в самых дружественных отношениях.

Праздники временно подняли у актрисы расположение духа — ее, как и всю страну, под конец 1960 года охватил оптимизм. Победила молодость и витальность, чувство юмора и вера в силу и весомость поставленной перед собой цели[428]. Мэрилин и Америка последовали примеру новоизбранного президента США Джона Ф. Кеннеди, который лучился счастьем, юмором и энтузиазмом, и разделили его настроение.

Глава девятнадцатая. 1961 год

«Я стараюсь найти себя, — сказала Мэрилин одному дружественному журналисту, — и самое лучшее, что я могу сделать в этом направлении, — это постараться доказать самой себе, что я действительно актриса. И у меня есть надежда сделать это. Мне важна работа. Только на нее и можно опираться в этой жизни. Если говорить напрямую, без обиняков и экивоков, то у меня, пожалуй, есть только надстройка, а базиса — никакого. Сейчас я как раз работаю над базисом».

Стремясь забыть обо всем том тяжелом и неприятном, что довелось пережить во время реализации «Неприкаянных», и компенсировать распад брачного союза каким-то новым занятием, Мэрилин совместно с Ли Страсбергом предложила переделать для телевидения «Дождь» Сомерсета Моэма — довольно обширное повествование о некой Сэди Томпсон[429]. На письмо актрисы, информирующее писателя об этих планах. Моэм прислал ответ с французской Ривьеры, где у него был свой особняк. Тронутый и довольный тем, что звезда хочет сыграть Сэди, он высказал уверенность, что Мэрилин будет «великолепна», и вместе с выражением горячей поддержки проекта прислал ей наилучшие пожелания и слова восхищения.

Начатые в январе переговоры о создании телевизионного фильма поначалу протекали гладко. Фред Марч[430]согласился исполнить главную мужскую роль мучимого сомнениями, замкнутого и обозленного миссионера, преподобного Дэвидсона, а его супруга Флоренс Элдридж должна была играть миссис Дэвидсон. Договор с телекомпанией NBC, которая в то время регулярно показывала телевизионные версии классических пьес, был уже почти подписан. Однако режиссером представления непременно хотел быть Страсберг, и указанное требование стало яблоком раздора, поскольку руководство компании не хотело с ним согласиться. И хоть боссы телестудии страстно жаждали заполучить Мэрилин, Страсберг их не устраивал — они хотели поручить постановку какому-нибудь опытному кино- или телевизионному режиссеру и предлагали Мэрилин провести совещание по указанному вопросу.

Ли Страсберг был взбешен тем, что его отвергли, а Мэрилин, как всегда, лояльная (а еще, пожалуй, убежденная, что под началом любого другого режиссера ей не сыграть так хорошо), поддержала своего наставника. Ли, любивший поговорить о независимости актеров, на этот раз отнюдь не призывал Мэрилин пойти собственным путем; напротив, он считал «Дождь» их совместным проектом и несколько позднее от имени их двоих отказался от реализации данного фильма[431].

Ли был также внесен в новое завещание Мэрилин — составленный 14 января 1961 года ничем не примечательный документ объемом в три страницы, в котором нашел отражение недавний фактически уже состоявшийся развод актрисы. На сей раз Мэрилин выделила по десять тысяч долларов своей единокровной сестре Бернис Миракль и секретарю Мэй Райс, а Ростенам отказывала пять тысяч долларов с оговоркой, что их надлежит использовать для обучения их дочери Патрисии. Одежду и личные вещи она оставляла Ли Страсбергу, и «в соответствии с моим желанием он должен раздать их моим друзьям, коллегам и тем, кому я предана». Кроме того, создавался трастовый фонд в размере сто тысяч долларов, из которого ежегодно должно было выделяться минимум пять тысяч долларов для ухода за Глэдис и две с половиной тысячи — в тех же целях для вдовы Михаила Чехова. Двадцать пять процентов остального имущества должна была получить Марианна Крис «с целью оказания помощи выбранным ею психиатрическим организациям или обществам», а семьдесят пять процентов наследовал Ли Страсберг[432].

Еще одно дело требовало немедленного решения: развод Мэрилин с Артуром. Через своих адвокатов они быстро достигли в этом вопросе согласия. Дом в Роксбери останется собственностью Артура, поскольку был приобретен в результате продажи его прежнего дома, и ни одна из сторон не будет добиваться алиментов; таким образом, открытым оставался лишь вопрос обмена нескольких личных безделиц. Артур отказался от борьбы за право самому подать иск о разводе.

20 января 1961 года Пат Ньюкомб сопровождала Мэрилин и ее адвоката Аарона Фроша в краткой поездке в Мексику. По подсказке Ньюкомб для этой цели был специально выбран день вступления в должность новоизбранного президента Кеннеди, «поскольку вся страна будут следить за церемонней, в результате чего мы сумеем уехать и вернуться незамеченными»; так оно и получилось. В пятницу вечером вся троица прибыла в приграничный техасский город Эль-Пасо, пересекла границу, и Мэрилин в присутствии судьи Мигеля Гомеса Гуэрры потребовала немедленного развода, аргументируя свою просьбу «несходством характеров». Развод был предоставлен безотлагательно, и в субботу вечером все они возвратились в Нью-Йорк. Решение вступило в законную силу во вторник, 24 января, и с этого дня Мэрилин перестала быть женой Артура Миллера.

Она производила впечатление утомленной и нервной, не скрывая этого от журналистов. «Я выбита из равновесия и не хочу, чтобы пресса меня сейчас беспокоила, — заявила она после возвращения, но сразу же вслед за этим попыталась принять более веселый вид, добавив с мрачноватой улыбкой: — однако перед моим мысленным взором все-таки маячит тарелка мексиканских маисовых лепешек и фаршированных тортильяс[433], потому что в Мексике у нас не было времени поесть!» По воспоминаниям Пат, Мэрилин пыталась держаться мужественно, хотя было очевидно, что окончательный распад брака подействовал на нее угнетающе. Одновременно Пат знала, что ее подруга «была сильна духом, сильнее большинства из нас, а мы были склонны забывать об этом, ибо она производила впечатление настолько восприимчивой и хрупкой, что всем нам казалась очевидной необходимость заботиться о ней».