Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

В свою очередь и дочь не ленилась отвечать отцу, писала часто, но очень понемногу, большею частию приписками на письмах Хвостова. Прежних писем, какие посылались из Смольного, почти не видать, — новое доказательство, что они писались с помощью других лиц. Тема писем если не совсем прежняя, то по прежнему узкая. С малыми изменениями беспрестанно повторяется стереотипная фраза: «милостивый государь батюшка, я слава Богу здорова, целую ваши ручки и остаюсь ваша послушнейшая дочь Г. Н. С P.». Иногда прибавляется о посылке апельсинов, бергамот, кошелька или рисунка своей работы, или же говорится о получении посланной отцом рябиновой пастилы, мамуры и проч. Отец обыкновенно надписывал: «благодарствую, Христос с тобою», или что-нибудь подобное; против понравившейся дочери рябиновой пастилы написал: «берегись, Наташа, брюхо заболит». На тех же письмах встречается приписка Анны Васильевны Олешевой; она благодарит за присылку чего-нибудь, или сама посылает, называет Суворова «батюшка-братец, Александр Васильевич», желает здоровья, целует ручки и остается покорною и благодарною сестрой. Суворов обыкновенно надписывал: «благодарствую»; против целования ручек прибавлял: «и я тоже твои»; раз тут же приписал: «по секрету» 8.

Постоянные заботы о дочери, вечная о ней тревога, должны были наконец утомить Суворова и натолкнуть его на мысль о женихе, хотя недавно он сам назначил Хвостову для руководства термин в 2 или 3 года, раньше которого Наташа не должна выходить замуж. А затем, усвоив мысль о браке дочери, он стал ее преследовать со свойственною ему настойчивостью. Сознавая кроме того свою старость и возможность близкого конца, он прежде всего позаботился о материальном обеспечении своей дочери. В феврале 1792 года составлено и подписано духовное завещание, которым отказывались дочери все благоприобретенные имения с 834 душ мужского пола, а из денег, что на лицо останется. В завещании говорилось, что если графиня Наталья Александровна выйдет замуж при жизни отца, то ей предоставляется право получить все завещанные деревни и деньги, и вступить во владение без всякого со стороны его, отца, прекословия. Эти 834 души (а если считать оба пола крепостных, то свыше 1,500) составляли в то время от 1/4 до 1/5 всего его состояния; что касается денег, то у него их не было на лицо почти никогда, кроме небольшой суммы на его скромный прожиток, потому что все они уходили преимущественно на новые «завоевания», т.е. на покупку земель или населенных имений. Следовательно, денежная часть духовного завещания была в сущности фиктивною и ни к чему определительному не приводила. 9

Прежде, чем Суворов пришел к решению пристроить дочь, не отлагая в долгий ящик, — стали навертываться женихи. Первым кандидатом представился молодой сын графа Н. И. Салтыкова, управлявшего военным департаментом, когда графине Наталье Александровне не исполнилось еще 16 лет. Казалось бы, что по положению графа Николая Ивановича, жених был подходящий, и союз этот для честолюбивого Суворова, не ладившего с Салтыковым, представлял большие служебные выгоды, но в расчеты Суворова эта сторона дела не входила. Он был даже того мнения, как видно из его писем к Хвостову, что свойство с таким лицом как Салтыков, связало бы его. Кроме того жених был слишком молод и не казист, по крайней мере Суворов называет его то подслепым, то слепым, то кривым; говорит, что не желает «вязать себе на шею мальчика для воспитания»; пеняет Хвостову, что первые подходы к сватовству не были отклонены сразу. Графу Салтыкову-отцу Суворов ответил, что не думает «ни о богатстве, ни о светских просвещениях» дочери; не думает и о женихах, потому что замуж выходить ей еще рано. Однако отказ не прекратил попыток; Суворов говорит, что он 3 раза был бомбардирован «жалуемым Наташе подслепым женихом». Такой исход дела не мог остаться совершенно без влияния на взаимные отношения Суворова и Салтыкова. Если припомним, какие неприятности перенес Суворов за время своей службы в Финляндии, то станут понятны слова его, что не состоявшемуся сватовству он обязан «тьмою и положением своим», и что граф Н. П. Салтыков «за кривого жениха топчет достоинство титлов и старшинства», хотя конечно, ввиду характера Суворова, эти выводы следует признать слишком преувеличенными.

В следующем 1792 году явился другой искатель. В мае молодой князь Сергей Николаевич Долгоруков, «по склонности к военной науке», захотел осмотреть финляндские крепости и укрепления, попросил у Хвостова рекомендательное письмо и явился к Суворову. Он был принят ласково, объехал границу, перед возвращением в Петербург бывал несколько раз у Суворова, начинал было сквозь зубы комплименты графине Наталье Александровне, но это принято холодно. Однако он Суворову понравился, понравился первоначально и Хвостову, но потом взгляды их разошлись. Немного дней спустя, Хвостов пишет Суворову письмо, хвалит сначала нового искателя, но потом говорит, что но важности дела спешить не годится; что невеста еще дитя и находится в надежных руках, на его, Хвостова, ответственности; что жених и его родня конечно радехоньки, но графине он не пара и к тому же беден. Кончая словами, что не дерзость, а усердие руководит его замечаниями, Хвостов втирает в свое письмо, как бы мимоходом, замечание, что искатель приходится правнучатым племянником графу Н. П. Салтыкову.

Суворов не знал про это родство, нашел, что Хвостов судит благоразумно и согласился «дать времени играть». Но вслед затем он передумал, или по крайней мере стал колебаться, и Хвостов получает новое письмо, где приводятся доводы в пользу Долгорукова. Суворов говорит, что эти Долгоруковы с другими «не очень смежны», что «мать его из Строгоновых, а сии все не горды», «что семейство это хороших нравов и проч.» За этим письмом опять новое: «Наташу пора с рук, выдать замуж, не глотать звезды, довольно ей кн. С. Н. Долгорукова: не богат — не мот, молод — чиновен, ряб — благонравен; что ж еще, скажите. Мне он кажется лучше других; сродники не мешают, бедности пособлю службою, поелику здравствую; благоприобретенное уже ей отделено... Сам я и без того сыт». Вероятно при этом же письме он посылает Хвостову собственноручную записку без числа и подписи: «Князь Сергий Николаевич, моя Наташа, ваша невеста, коли вы хотите, (и если) матушка ж ваша и Нестор вас благословят. Нет, — довольно сего слова; да, — покажите после их письма для скорых мероположениев. Sapienti sat». Хвостов отвечает, что не изменяет своих прежних мнений; «графиня не может быть вам бременем и препоною... большое бремя, сохрани Боже, ее- несчастие. Я доказал вам, что он низок жених; сверх того — не мое правило чернить и никого — извольте узнать его поведение, благонравие; вера к Богу — первейшее всего — знает ли он ее?» Суворов пометил сбоку: «что ж за чорт он или чертенок». Этим кончилась переписка, а с нею по-видимому и самое дело. Не по пустому писал Хвостову Суворов: «правьте моею судьбою, как я нахожусь за Валдаями». Впрочем год спустя, трактуя с Хвостовых о других женихах, Суворов вспомнил о князе Долгорукове и сказал мимоходом, что пороком его, разрушившим дело, были «не рябины или ветроверие, а свойство» с нежелаемыми людьми.