Вечный зов. Том II - Анатолий Иванов

— Пилой… — прошептал Кружилин, дряблые, серые щёки его порозовели, к ним прихлынула кровь. — Расскажите.

— Не надо! — выдохнула Лена, схватилась за плечо Дмитрия, будто боялась упасть.

— Надо, — хрипло произнёс тот. — Это, Лена, всем надо знать, как и за что умирали люди, какой ценой оплачено всё, что нам оставлено…

— Это правильно, — кивнул Кружилин белой головой. — Рассказывайте.

— Это ужасно! Это ужасно! — дважды произнесла Ольга Яковлевна, всхлипывая.

— Успокойся, мамочка, и расскажи, — ровным голосом произнесла Ирина. — Всё, что знаешь.

В конце сентября сорок четвёртого на Северной Буковине, под горным хутором Базилин, приткнувшимся у скал неподалёку от перевала Шурден, снова сошлись пути Якова Николаевича Алейникова и бывшего его подчинённого Алексея Валентика…

В первой половине августа сорок третьего, вскоре после освобождения Орла, прифронтовая оперативная группа Алейникова была приказом руководства ликвидирована, сам он был назначен начальником новой специальной группы, полгода почти вылавливал в Орловских и Брянских лесах скрывавшихся там полицаев, предателей и всякого рода отребье, замаравшее себя сотрудничеством с оккупантами, а также оставленных фашистами в нашем тылу диверсантов. Засады и погони, перестрелка и самые настоящие бои с применением пулемётов и гранат являлись для Алейникова повседневным обычным делом, но ни одна пуля или осколок по-прежнему его не тронули, по-прежнему он был словно заговорённый.

Там же, в Орле, он удочерил Ольку, она поселилась в небольшом полуразрушенном при бомбёжке домике, во дворе которого росла обгоревшая берёзка.

Перед этим у них состоялся такой разговор:

— Яков Николаевич? Зачем вам… чтобы я вашей дочерью стала?

— Видишь ли, Оля, — ответил он, помедлив, — жизнь моя не очень сложилась… Всё один я, всё один… Была у меня жена, взял я её с ребёнком. Но… мальчик утонул в реке, к несчастью. Я его очень любил. А жена от меня ушла… Жениться снова мне и поздновато будто, да и не хочу. И ты одна, Оля. Вдвоём нам будет хорошо.

— Так никого-никого у вас и нет из родных?

— Родители давно умерли. И единственный брат перед войной скончался во Владивостоке, а его жена — уже во время войны. Она была сердечница. У них осталось четверо детей.

— Вот их и возьмите после войны.

— Где они, неизвестно. Детей, как мне сообщили, в детский дом куда-то определили.

— Разыщете после войны.

— Конечно. Но это все мальчики. А я хочу, чтобы у меня была дочь.

— Яков Николаевич, да я же взрослая, скоро у меня у самой будет ребёнок.

— Ка-ак?! — удивился он.

Тогда она всё рассказала ему о Семёне.

Он выслушал её, ни разу не перебив, и проговорил:

— Значит, и дочь, и внук у меня будут сразу! Это же просто здорово!

— Почему внук? Может, внучка…

— Пускай внучка. Ах, Оленька, умница!

Умница она или нет, Олька тогда этого не знала и не думала об этом, но, прислушиваясь к зарождающейся в ней жизни, почему-то часто и беспричинно плакала.

С заданий Алейников возвращался усталый, пропахший гарью, как берёза во дворе, но неизменно весёлый и часто говорил:

— Кончится война, Оленька, отыщу я детей своего брата, и заживём! Буду я отцом большого семейства, о чём я всю жизнь мечтал.

В начале сорок четвёртого его перевели в Харьков, где он занимался тем же делом, что и в Орле. Там Олька и родила Ирину. А в конце лета, как специалист по ликвидации антисоветского подполья, был направлен со специально сформированной группой в Черновицкую область, где особенно бесчинствовали банды оуновцев.

Начальник Черновицкого управления государственной безопасности подполковник Решетняк сам встретил его и Ольку с дочерью на руках. Скрывая удивление, спросил:

— Жена?

— Дочь, — коротко ответил Алейников.

Из вагона вышел неизменный спутник Алейникова во всех его делах Гриша Ерёменко, взял у Ольки девочку. Алейников пояснил:

— А это мой шофёр. Мы давно вместе.

И хотя последняя фраза была не очень понятна, Решетняк переспрашивать ничего не стал.

Через час Яков сидел в его кабинете, и начальник управления, поблёскивая изморозью на висках, рассказывал:

— С Советской Украиной Северная Буковина воссоединилась за год до войны. Всего за один год жизни при Советской власти многие, в сущности, ещё и не разобрались, что к чему, а тут почти трёхлетняя оккупация. Черновицы освобождены, как вы знаете, лишь нынче в конце марта. Какие благоприятные условия для разгула всякой антисоветчины! И фашистская разведка этим не могла не воспользоваться, сформировала на территории области несколько банд украинских националистов. Сколько их, мы даже на знаем. Они скрываются в горах и в лесах. Их правило — жестокий, беспощадный террор. «Здесь власть не Советов, а наша, — запугивают они население. — А наша власть самая жестокая». Любого, кого оуновцы заподозрят в сочувствии Советской власти, они беспощадно уничтожают, творят над ними жестокие изуверства. Если сочтут, что Советской власти сочувствует большинство жителей какой-нибудь деревни или хутора, уничтожают целиком поселение, всех поголовно убивают, женщин и девочек предварительно насилуют. И снова скрываются в горах. Особенно отличается банда некоего Кривого. Недавно эти бандиты захватили трёх наших чекистов, принародно жестоко казнили их. У всех, у мёртвых уже, вырвали сердце… Так, мол, будет с каждым, кто примет и будет защищать Советскую власть.

— Всё это я знаю, — поморщился Алейников.

— Да, знаете, — сказал Решетняк. — Но я говорю это, Яков Николаевич, затем, чтобы вы почувствовали, что обстановка здесь иная, чем, скажем, в Орле или Харькове, где вы работали. Здесь рядом граница, оттуда фашисты координируют деятельность всех банд, оттуда бандиты получают деньги, обмундирование и даже продукты питания. А главное — оружие и боеприпасы. И туда же в случае чего бандиты надеются уйти. Потому и наглеют до беспредельности. Вот…

Решетняк вынул из ящика стола крепкую намыленную бечёвку с небольшим никелированным колечком на конце.

— Что это?

— Бандеровская удавка. Ловко они ею действуют. Накинут — и готов. Вскрикнуть не успеешь. Всем нашим чекистам такие разослал Кривой.

— И как? Боитесь?

— Лисових бояться — в лес не ходить, говорят у нас, — усмехнулся Решетняк. — Но наглость какая! И тебе пришлют, если узнают, с чем прибыл.

— Что ж, с банды этого Кривого и начнём, — сказал Алейников. — Что это за человек? Есть о нём какие-либо сведения?

— Какие сведения? — Решетняк, бросив удавку на стол, встал и пошёл к стоящему в углу сейфу. — Скрывается банда где-то в горах, недалеко от Вижницы. Понарыли там схронов и живут в земле, как лисы. Потому местное население и зовёт их лисови. В банде у него человек около ста. А сам Кривой… Во время войны тут в одном из сёл Путильского района была фашистская разведывательно-диверсионная школа. Она называлась «Меструпп-24», готовила диверсантов из местных бандеровцев и всяких уголовников. Последнее время фактическим хозяином школы и был этот человек по кличке Кривой. Настоящей фамилии его мы не знаем. Но у нас есть его фотография.

Решетняк вынул из сейфа папку, взял из неё фотографию, протянул Алейникову со словами:

— Сам этот человек редко из гор выходит. Осторожный.

У Якова, едва он глянул на фотографию, брови поползли вверх, а шрам на левой щеке задёргался.

— Что? Знаком? — спросил Решетняк.

— Та-ак! Вот где обозначился след иуды… — протянул Алейников. — По специальности, сволочь, работал. Одно плечо у него ниже другого, кособокий он, оттого, видимо, и кличка Кривой. Алексей Валентик это, бывший воронежский чекист. А потом — мой подчинённый.

— Как?! — удивился Решетняк.

Алейников, всё подёргивая от волнения шрамом, коротко рассказал о Валентике, о том, как упустил его в июле сорок третьего.

— Это стреляный вояк, — закончил он. Пока рассказывал, мысли его уже чётко и ясно работали в одном направлении, и слова, которые он произносил, этим мыслям не мешали. — Ну что ж, ну что ж… Тем более с него и начнём. Можете сообщить Валентику, что я сюда прибыл? Не сюда, собственно, а в Вижницы. Туда я сейчас и поеду со своей группой.

— Да это не трудно. У нас много бойцов добровольных вооружённых групп из местного населения для борьбы с бандитами. Ну, некоторые вступают в эти группы и по заданию бандитов. Всех таких мы знаем. Используем их как надо до поры…

— Всех знаете?

— Какие вопросы задаёшь, Яков Николаевич! Стараемся, во всяком случае, всех узнать. Но, конечно, кто может поручиться… Один из таких в Вижницах и живёт. По фамилии Савченко Михась.

— Прекрасно. Сегодня же надо как-то осторожно дать ему знать, кто я и зачем приехал. Специально, мол, Валентика поймать… Узнав о моём прибытии, Валентик неминуемо начнёт охотиться за мной. Вот за этой-то охотой и будут наблюдать прибывшие со мной люди и чекисты из Вижницы. Надо как-то выманить банду из гор и уничтожить, а Валентика по возможности взять живьём. Но как? Ладно, посмотрим, на месте будет виднее. Какими силами местных чекистов я могу располагать?