Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Разгорается спор о праве на руководство. Капитан стал свекольно-красного цвета и отчитывает какого-то обер-лейтенанта. Кто-то позади меня комментирует:

- Он же только мешает!

Два мотоциклиста несутся, словно на слаломе, между легковушкой и грузовиком. Грохот их двигателей на секунды заглушает рычание капитана.

- Тупой хвастун! – слышу сзади.

А это что такое? Вижу толпу спешащих, будто в панике, девушек, в руках картонные чемоданы и коробки. Маринехельферин! Сразу со всех сторон раздаются слова приветствий, свист, шуточки. Если бы не чемоданы и выемки, девушки-молнии напоминали бы галдящий пансионат для девочек. Девушки поднимаются и рассаживаются по обоим бортам кузова одного из грузовиков.

- Что за кавардак! – говорит наш водитель.

- Просто упрямо стой на своем месте в колонне, когда все наладится, – советую ему.

- Ну, я все еще там...

В это время появляется Старик со старпомом, и я снова выбираюсь из кабины.

- Как самочувствие? – интересуется Старик.

- Скверное! – отвечаю тут же. – Взгляни на все это!

Старик слушает меня вполуха: Он наслаждается царящей вокруг неразберихой. С грузовика, на котором разместились маринехельферин, раздается визг, они словно курицы сидят за водительской кабиной и визжат. Судя по всему, водитель грузовика, к их удовольствию, рассказал им сальный анекдот.

- Славная будет поездка! – слышу, как Старик говорит старпому.

Наконец, начинаем движение. Старик протягивает мне для прощания свою правую руку, когда я уже снова сижу в кабине. Сильное рукопожатие и вместо нацистского приветствия, рука в салюте у козырька фуражки. Вот так-то! На черепашьей скорости объезжаем кругами первые кварталы. Мы фактические в корме колонны. Водителю то и дело приходится резко тормозить, а потом опять трогаться. Снова внезапно останавливаемся – и снова вперед. Некоторые из раненых громко стонут за моей спиной. Наконец, водитель упрямо остается на первой передаче. Оберштабсарц хорошо сказал: более или менее легкие случаи! Наверное, для него тяжелым случаем может быть лишь тело без головы. Дьявольски плохое начало. Эти армейские братишки даже в колонне ездить не умеют. Мотоциклисты мчатся мимо нас как бешенные. Можно видеть, как важно и импозантно они сидят на своих мотоциклах. Очевидно, они чувствуют себя как овчарки сбивающие стадо тупых овец. Я уже неоднократно проезжал этой дорогой от Daoulas до Le Faou . Я нашел бы дорогу даже в темноте, но теперь смотрю на все новыми глазами: Впереди у меня небольшое поле зрения, так как мы едем на довольно близком расстоянии к движущемуся впереди транспорту, а потому я пристально всматриваюсь в территорию справа, в отдельные дома и уличные постройки, и время от времени перевожу взгляд налево над руками водителя на рулевом колесе. Когда мы движемся посредине дороги, я вижу дома по своему борту аж до самых крыш. Невольно скольжу взглядом по окнам. Особенно по окнам полузакрытым Volets . Daoulas – это местность пользующаяся дурной славой. У меня снова звучит в ушах наполовину скрытое предупреждение Старика. Возьму-ка я лучше в руки свой автомат и положу к себе на колени. Да и их лучше тоже подтянуть. Так отвратительно как в этой чертовой колымаге я давненько себя не чувствовал. Я сижу в ней как сардина в консервной банке. Или как в заднице! У меня перед глазами, как наяву, стоят большие машины ППС Хемницкой полиции: Они были практичны – сдвоенные подножки по обе стороны машины по всей ее длине и никаких дверей, только бойницы в боковых стенках. Пять десятков шупо со своим длинными резиновыми дубинками вылетали на улицу из машины так быстро, словно ковбои на мустангах. А у нас здесь? Как нам выскочить из этой жестяной тюрьмы, если дела пойдут слишком быстро и горячо? Две тесные дверцы: Даже когда этот проклятый кузов вспыхнет, бедняги позади меня не успеют выскочить. Они все преданы и проданы, если наша поездка закончится неудачей. «За компанию и монах женился!» Что за глупая поговорка! Мы как раз в этом чертовом автобусе, чтобы нас со смертью не оженили.

- Вы выбрали правильный маршрут в направлении Родины, смельчаки! – звучит в ушах возглас одного из бойцов на вокзале, когда мы отправлялись. Но для возвращения на Родину, мне любая списанная в металлолом тележка была бы дороже, чем эта банка сардин.

Подвеска тоже никуда не годится. Автобус! Звучит великолепно. Но в чем его преимущество для больных и раненых перед открытым грузовиком? Когда проезжаем по Le Faou, водителю приходится внезапно резко остановиться. И тут же перед нами раздаются пять-шесть хлестких выстрелов. Вызвал ли я своими размышлениями такую судьбу? Уже даже нельзя больше думать?

- Что случилось? – ору из открытой двери на мотоциклиста. Но тот спешит вперед. Оттуда тоже доносятся крики. Затем снова слышу несколько выстрелов.

- Вот дерьмо! – ругается водитель.

- Позже все устаканится, – отвечаю ему. – Нам надо всего лишь выбраться из этой местности.

- Все будет в порядке, господин лейтенант! – произносит водитель и смотрит на меня ясным взглядом: хороший человек.

Но уже вскоре дела далеко впереди, очевидно, пошли под лозунгом: «Спасайся, кто может!» А мы оказались зажаты в этом капкане – зажаты и дьявольски беспомощны. Снаружи раздаются страшные вопли и крики боли, а позади меня стоны нескольких человек. Из стоящего перед нами грузовика выпрыгивают солдаты и стоя стреляют веером направо и налево. Поскольку все происходит внезапно, то выглядит неправдоподобно, напоминая скорее фильм-боевик, а не реальность: двое раненых, которые крутятся и извиваются на дороге, на какое-то мгновение напоминают плохо играющих статистов. От сильного испуга я не знаю, что должен делать. Святый Боже, это становится чистой резней! Прижавшись к стене дома, сгибается один боец и держится руками за живот. Кишки вылезают у него между пальцев. Выглядит так, как будто он крепко держит две горсти корма для собак. Должно быть, нападающие скоты используют миномет. Или это звуки разрывов ручных гранат? Может они забрасывают нас ручными гранатами с верхних этажей зданий? Короткими вспышками, посекундно вырываю происходящее как короткие врезки: Полная сумятица. Вот один солдат стреляет с автомата с бедра, несколько других падают как изломанные складные метры. Далеко впереди, в окнах верхнего этажа темно-серого здания сверкают, вспыхивая всполохи дульного пламени. Проклятье: Неужто никто не видит, что происходит там наверху? А сейчас – оттуда сверху действительно бросают гранаты. Вот говно! Если бы только мы смогли занять такую же позицию на крыше – но об этом нечего и думать!

Мы – в целом почти сотня человек и стоим здесь совершенно беззащитные. И мой автобус – битком набитый, тоже стоит неподвижно. В засаду въехали! Проклятое дерьмо! Жалкий корпус нашего автобуса слишком длинный чтобы здесь развернуться. Но даже если бы мы смогли развернуться на этом пятачке, мы едва ли выбрались бы целыми отсюда.

Внезапно беспорядочная стрельба стихает – ее как отрубило. Только впереди раздаются короткие автоматные очереди, бой продолжается. Но тишины не наступает. Я слышу, как громко кричат раненые. Несколько девушек тоже ранены. Они кричат, взывая к состраданию Бога. Кто-то кричит:

- Санитар, санитар!

Этот вопль звучит в моих ушах странно старомодно. Если бы я только смог увидеть больше в конвое и на дороге, чем несколько машин перед нами и группу бойцов вокруг тяжелораненого. Далеко спереди, это мне хорошо видно, транспортные средства конвоя стоят вдоль и поперек на улице. Очевидно, некоторые хотели развернуться. Теперь слышу крики петухов, лай собак. Они звучат как насмешка. Дикое желание расстрелять этих петухов и собак, нападает на меня. Хочу отправиться вперед и узнать, что решили капитан и его визирь, но в то же время не хочу покидать автобус. Тут я вижу, как стрелок-мотоциклист приближается к автобусу и спрыгиваю на улицу, чтобы разузнать обстановку.

- Что случилось? – кричу громко, стараясь перекричать шум его мотоцикла.

- Вам следует немедленно вернуться в Брест! Проезда нет! Дорога впереди взорвана и обстреливается, господин лейтенант! У них минометы!

- А как нам здесь развернуться? – кричу слишком громко.

- Двигайтесь задом – до перекрестка!

Впереди снова слышны отдельные выстрелы. В правом борту автобуса насчитываю с полдесятка пробоин. И при этом никаких новых ранений, никаких попаданий в колеса, никаких серьезных пробоин – чистое чудо! Хорошо, что мы были в хвосте колонны далеко позади. Тошнит от мысли, что не могли раньше разведать эту дорогу. Улица в этом тесном месте между жалкими домишками оказалась превосходной засадой. Оба водителя за нами тоже оказались не пальцем деланные. Они спешно отъезжают назад.

- Давай назад! – кричу водителю, когда залезаю на свое место. Теперь он должен показать все свое умение.