Искры - Раффи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот старец — охотник Аво.
Он купил у вдовы одного курда эту необитаемую глухую горную долину со всеми прилегающими землями и основал здесь село. Его дом был первым жильём, вокруг которого вскоре стали строиться другие дома. Спустя несколько лет здесь образовалась большая колония.
Охотник передал все земли в общинное пользование, сам стал рядовым членом общины.
Он обязал общину выплачивать частями плату за землю, но взносы были столь ничтожны, что совершенно не обременяли поселян. На полученные таким путем деньги охотник построил школу, обеспечил ее средствами. Своими благодеяниями он снискал глубокое уважение признательных крестьян, которые стали смотреть на него, как на отца и заступника. В школе учились дети и из окрестных деревень. Благодаря этому он завоевал уважение во всём округе, а агбакские жители избрали его своим «миром», то есть представителем уезда. Состарившись, охотник отказался от этой должности, и его заменил зять его — Фархат.
Охотник усыновил Фархата и выдал за него свою дочь Маро. Подруга детства стала его супругой.
Сегодня у ворот дома охотника, на большой площади, выстроился табун его коней. На левом бедре каждой лошади выжжено клеймо — армянская буква Ո[155]. Кони ржут, бьют землю копытами, пыль столбом поднимают; конюхи с трудом удерживают их. Фархат торгуется с персидскими купцами, приехавшими купить лошадей. Жена его, красавица Маро, стоит у окна с младенцем на руках и смотрит на мужа. Старик-охотник, сидя у порога, с восхищением слушает Фархата, который знакомит купцов с достоинствами каждой лошади. Великан Мхэ, верный слуга охотника, хоть и седой уже, не потерял еще былую геркулесову силу. Он сердится на беспокойных коней: «Что за черт влез вам в иоздрю!..» — кричит он коням и накидывает петлю на шею ненаезженного жеребчика, выводящего его из терпения. Мхэ ныне главный конюх охотника, и эта должность очень ему льстит. Фархат кончил торг и веселый, и довольный, с золотыми монетами в кошельке, вошел в дом.
— Сколько сторговали? — спросил охотник.
— Пять коней только, — ответил Фархат.
— Много шуму, да мало проку.
— Они находят, что слишком дорого ценим лошадей.
— Хорошая вещь и цену имеет хорошую, — заметил охотник. — Пусть ищут по всему уезду, если найдут подобных коней, я своих даром отдам.
Вошел Мхэ.
— Бери, Мхэ, — сказал Фархат, протягивая ему два золотых. — Я обещал дарить тебе после каждой продажи.
— К черту-дьяволу твои золотые, — ответил Мхэ, — подари лучше кусочек кожи, чтоб лапти поправить. — И он указал на свой потрепанный лапоть.
Фархат улыбнулся, охотник громко рассмеялся.
Мхэ до конца своей жизни оставался таким же добрым, простодушным, бескорыстным. Он был из тех сумасбродных людей, чудачества которых служат признаком некоей мудрости.
Подошла Маро, приняла кошелёк с золотом — она была и экономом и кассиром своего мужа. Трудно было поверить, что капризная, пылкая, необузданная девушка, какой была Маро в ранней молодости, могла превратиться в серьезную, солидную хозяйку дома, завоевавшую не только любовь, но и уважение супруга. После смерти матери Маро росла без всякого надзора; отец, занятый своими делами, не имел возможности уделять дочери много времени. Только впоследствии, когда Маро стала взрослой девушкой, охотник освободился от чрезмерной работы и стал заниматься воспитанием девушки. «Фархат учится, чтоб стать достойным мужем, а ты также должна учиться, чтоб быть подходящей для него женой», — говаривал он часто. Хотя с Маро занимались учителя, но она развилась умственно, главным образом, благодаря своим усилиям, путём самообразования. Вскоре она стала читать армянские газеты, познакомилась с новой литературой. Часто она поражала собеседников правильными суждениями и глубиной мысли. С нетерпением ждала она ежедневно почтальона, доставлявшего газеты и книги. Теперь она мать двоих детей; мальчик недавно стал ходить, а девочка сосет грудь.
Мать Фархата умерла очень рано, не дождалась счастья своего сына. Его сестры — Мария и Магдалина — остались сирыми, одинокими. Охотник принял их под свое покровительство, вырастил и выдал их замуж.
Другой приемыш охотника, Асо, проживал в селе К., в горах Душмана, где проживал охотник после переезда из Салмаста в Агбак. «Семья Асо так же многочисленна, как его скотина», — смеялся над ним Мхэ. Ежегодно Асо отправлял на рынок для продажи масло, сыр, овец и овечью шерсть в большом количестве.
Ныне Агбак — мирный, цветущий, счастливый край, где обеспечены и жизнь, и труд, и собственность поселянина.
Глава 4
В городе Ван, в той же лавке того же постоялого двора, где некогда торговал мосульский ходжа Торос, теперь за просторным письменным столом сидел один господин. Старая азиатская лавка совершенно преобразилась, она превратилась в торговый дом европейского образца. Бухгалтер, кассир, приказчик, писари — каждый имел свое место и исполнял свои обязанности. Изменились даже сорта, количество и качество отпускаемого товара. Преобразился и господин, сидевший за столом. В молодости он не отличался крупным телосложением, а состарившись, стал еще меньше. За большим письменным столом видна была лишь верхняя часть груди и маленькая головка с длинными седыми волосами. Из почтенных седин выглядывало задумчивое лицо с беспокойными глазами, свидетельствовавшими о неукротимой энергии делового человека. Он не вмешивался в работу, работа совершала свой круг, подобно заведенной машине, лишь изредка обращались к нему с тем или иным вопросом. Он был хозяином и управляющим торгового дома.
Рядом с ним сидел господин в черном костюме, он вертел в руках черную шляпу с широкими полями, которую временами, как бы отдыхая, вешал на свою тросточку. Этот господин так же был близок к старости. Черный цвет волос еле пробивался сквозь седины на голове и в бороде его. Спокойное лицо его, подобно лицу младенца, поминутно улыбалось. По-видимому, он был давно знаком с владельцем торгового дома. Приехав недавно из Битлиса, он поспешил навестить его.
— Простите, друг мой, — продолжал начатый разговор хозяин, встав и вновь погрузившись в свое просторное кресло, — вся моя одежда сшита из местной ткани; скажите, пожалуйста, чем она плоха? Правда, она не отличается тонкостью европейской ткани, но зато прочнее и дешевле. Если б каждый из нас мог удержать себя от тяги к роскоши, мог довольствоваться продукцией местной промышленности, деньги наши не утекали бы в Европу, они оставались бы в нашей стране.
— Разве местный товар не расходится? — спросил прибывший из Битлиса.
— В
