Бессмертный мятежник - Андрей Плеханов

– Не пойду я к тебе! – Влад отступил на два шага. – Иди ты к черту! Потроха мне еще порежешь, псих! Вон у тебя ножичек какой! – Меч Демида пульсировал в темноте холодным светом. – У него что, лампочка там внутри, что ли? Чо он горит-то?

– В самом деле? Что это он… Своих закладывать? – Демид сделал неожиданный выпад мечом. Он проткнул бы Влада насквозь, но тот ушел в сторону с немыслимой скоростью, выхватив из-за пояса невидимое оружие. Шанцин-да ударился о пустоту со звоном и высек из нее сноп искр.

– Табунщик!!! – заорала Лека. – Это он!

Она лихорадочно искала в карманах мехового комбинезона цепочку и не могла найти. Владислав уже опомнился – орудовал мечом-невидимкой, нанося удар за ударом. Демид отступал медленно, лаконично, без лишних движений, парируя атаки врага.

Владислав-Абаси разошелся не на шутку. Он перемещался так быстро, что силуэт его потерял четкость и превратился в туманную фигуру, ежесекундно появляющуюся то справа, то слева, то спереди, то сзади от Защитника. Звон стоял как в кузнице, искры сыпались во все стороны. Демид, однако, выглядел совершенно спокойно. Клинок его уже пару раз дотронулся до тела суетливого врага и первая кровь оросила снег.

Демид нырнул в сторону, заставив противника промахнуться, и резко ударил его кулаком в ухо – хотя мог бы спокойно отрубить голову. Владислав вскрикнул от боли, пошатнулся, потеряв темп, но удержался на ногах. Он снова бросился вперед, но Защитник ударил своим оружием плашмя по клинку. Удар был так силен, что Абаси согнулся, едва удержав меч в руках. Демид подпрыгнул в воздух и оглушительным ударом ноги в голову снес Влада на землю. Парень покатился на земле. Череп его треснул, но выбить жизнь из носителя Духа Тьмы было не так-то просто.

Демид медленно шел к врагу. Влад, моргая от крови, заливавшей глаза, отползал от него на спине, извиваясь, как червь. Свой невидимый клинок он выставил перед собой.

Звон серебра – и меч-невидимка вылетел из рук Абаси. Еще мгновение – и новый удар ногой в лицо. Влад выгнулся дугой, уперевшись затылком в землю, перевернулся несколько раз и затих.

"Вот и все, – подумала Лека. – Он уже не встанет".

Влад застонал, задвигал руками и ногами. С третьей попытки он встал на четвереньки и пополз к Защитнику. Правая нога его волочилась как неживая, руки подкашивались, он то и дело падал в снег лицом, превратившимся в сплошной синяк. Демид молча стоял и смотрел на него. Владислав обнял его за ногу, пытаясь подняться. Кровь из его разбитого лица текла по мохнатым унтам Демида.

– Ты прекрасен, Мятежник, – прошептал он. – О, дьявол, как ты великолепен! Ты просто воплощенное божество!

– Встань, Абаси. – Демид дернул ногой. – Меня уже тошнит от твоих ужимок.

– Нет, нет. Я не осмелюсь! Как можно стоять в присутствии такого великого воина…

– Демид, я больше не могу! – Лека почувствовала, что отвращение к этой лицемерной нежити разорвет сейчас ее на клочки. – Кончай это!

– Да, да! – снова захрипел демон. – Кончай это, Дема. Отруби мне голову, выпей мою кровь, проткни сердце мое…

– Заткнись. Слушай, тварь! Скажи мне только одно – почему ты поддался мне?

– Потому что хочу, чтоб ты убил меня! Пожалуйста, пожалуйста, великий! Мне так больно! Прекрати мои мучения! Погибнуть от твоей руки – что может быть лучше?

– Пошел вон! – Демид наклонился, схватил Абаси за грудки и кинул его в сугроб. – Катись отсюда, чучело, мудак дешевый! Козел, комедиант! Все твои великие умопостроения – дерьмо! Они не стоят и минуты жизни человека! Придумаешь что-нибудь получше – тогда и приходи. Может быть, я достаточно зауважаю тебя, чтоб испачкать об тебя руки…

Владислав побежал на всех четырех конечностях, вскидывая задом, взвизгивая и хихикая, оставляя на сугробах кровавые пятна.

– Клоун… – пробормотал Демид. – Я тебя достану, паршивец. Не думай, что я – полный идиот…

– Демид, он же уйдет! – Лека уже ничего не понимала. – Надо добить его! Демид!!!

Демид не слышал ее.

ГЛАВА 17.

Чернота вокруг Демида не была однородной. Глаза ничего не могли сообщить ему, но внутреннее зрение его вспомнило, и он увидел, как плиты Ничего, субстанции, из которых состоит Нечто, мерно смещаются, скользят по прослойкам времени в ритме, определенным законами, неподвластными человеку. Homo Sapiens, в нынешней своей рациональности, вооруженный физикой и всеохватывающей теорией Эйнштейна, видел в этой черноте только космос, Ничто, пространство, не содержащее атомов. Он был слишком Sapiens, чтобы увидеть Нечто. Нечто не менее разумное, чем сам человек, бесчувственное по его понятиям, но в тысячу раз более чувствительное, чем он. Не знающее, что такое любопытство, но пожирающее информацию, как хлеб. Нечто обитало здесь, Нечто обитало везде. Оно знало о присутствии Демида – более того, оно знало все, чем был Демид в прошлом, что станет с ним в будущем, слизывало его мысли естественно и непринужденно, как масло с бутерброда, и отдавало их, не исказив, но добавив свой оттенок – едва уловимый, сладковатый, как аромат цветочных духов.

Оно не было радо появлению человека, как не было и расстроено. Оно было просто вежливо – избрав это человеческое чувство из десятков человеческих чувств и создав некий эквивалент, подобный ему. Демид был знаком с ним, и он узнал его. Как узнавал всегда – и год, и сто, и тысячу лет назад – и каждый раз это было впервые, и каждый раз у него перехватывало дыхание, и сердце испуганно вздрагивало, когда он понимал, что нет у него ни сердца, ни дыхания. Есть только чернота – столь осмысленная и наполненная, что дотронуться до нее – все равно что ткнуть пальцами в чьи-то глаза.

– Ты здесь? – послал Демид свой мысленный вопрос.

– Да.

Голос, ответивший ему, был слишком политональным, чтобы принадлежать человеку. Он не содержал эмоций – пожалуй, его можно было бы назвать механическим, если бы не фантасмагорическое смешение обертонов, переплетение музыкального и хаотического начал, превращающее простое "да" в целую вселенную. Это звучало так, как если бы "да" сказала одновременно тысяча граммофонов, играющих на разных скоростях.

– Я рад, что ты вернулся. Правда, рад. Я тут чертовски запутался. – Демид подумал, что его речь звучит слишком жалостливо для человека, владеющего Силой, но это действительно было так. – Ты бросил меня в самый неподходящий момент и теперь я уже сам не знаю, что происходит. Я надеюсь только на интуицию, но она меня все время подводит.

– Потому что это интуиция человека.

– Чем она плоха?

– Дух думает по-другому. Есть знание и есть чувство. Ты доверяешь своему чувству там, где необходимо настоящее знание. И строишь сложную систему анализа там, где нужно лишь почувствовать.