50х50 - Гарри Гаррисон

— Я не говорил, что они едят только орешки! — прежде чем Честер успел отпрянуть, грязная рука ухватила его за рукав. А бомж понизил голос до шепота. — Больше всего они любят есть людей, но не трогают тех, кто им что-нибудь оставляет. Хочешь посмотреть на одного?

— После того, что ты тут наговорил, безусловно.

Бомж поплелся к большому контейнеру для мусора, выкрашенному в оливковый цвет, похожему на домик, с двускатной качающейся крышкой.

Только быстро, потому что они не любят, когда на них смотрят, — и бомж толкнул крышку.

Честер в испуге отступил. В черном зазоре он увидел два красных уголька, на расстоянии фута друг от друга. Глаза чудовища? Возможно. А может, все это ему причудилось под влиянием байки бомжа. Вдали послышался шум поезда.

— Спасибо за зрелище, старина, — он положил несколько центов на край платформы. — Пусть поклюют орешки, — он направился к Адрейнн. — Бомж клянется, что в мусорном контейнере сидит одна из этих тварей. Я оставил взятку, на всякий случай.

— Не можешь же ты быть таким глупцом!

— Ты устала, дорогая… вот и показываешь коготки. И насчет моей глупости ты уже говорила.

Поезд приближался, гоня перед собой волну спертого воздуха, от которого шел животный дух. Никогда раньше он этого не замечал.

— Ты не просто глуп, но еще и суеверен, — ей уже приходилось кричать. — Из тех, кто стучит по дереву, переступает через трещины в асфальте и тревожится из-за черных кошек.

— А кому это мешает? Жизнь — штука сложная, так к чему лишние хлопоты? Возможно, в контейнере никаких тварей нет, но я не собираюсь это выяснять, сунув в него руку.

— Ты просто дите малое.

— Пусть так! — теперь они кричали оба, потому что поезд, визжа тормозами, выкатывался к платформе. — Давай поглядим, сунешь ты руку в контейнер, раз уж ты такая умная.

— Детский лепет!

День выдался длинным, Честер устал, вот раздражение и выплеснулось наружу. Поезд за его спиной практически остановился. Он подбежал к краю платформы, на ходу доставая мелочь.

— Вот, — толкнул крышку, высыпал ее в контейнер. — Деньги. Десятицентовики, центы, Хватит и на орешки, и на «коку». Схватите первого, кто подойдет сюда, — он услышал смех Адрейнн. Двери поезда раскрылись, бомж, волоча ноги, вошел в вагон.

— Это же твой поезд на Куинс, — Адрейнн давилась от смеха. — Уезжай, пока тебя не съели. Я подожду того, что идет в Верхний Манхэттен.[25]

— Возьми, — все еще злясь, Честер сунул ей в руку газету. — Это забавно, ты не суеверна, так давай посмотрим, бросишь ли ты газету в контейнер, — и он впрыгнул в вагон, придержав уже закрывающиеся двери.

— Разумеется, дорогой, — лицо Адрейнн покраснело от смеха. — И завтра на работе я расскажу… — двери закрылись и отсекли окончание фразу.

Поезд дернулся, начал медленно набирать ход. Он увидел, как она идет к контейнеру, отодвигает крышку, чтобы бросить в него газету. Колонна скрыла от него Адрейнн.

Когда он увидел ее вновь, ее рука по-прежнему застыла у крышки… или втянулась в контейнер по локоть? Слой грязи на стекле не позволял хорошенько все разглядеть. Еще колонна, а потом ему показалось, что Адрейнн наклонилась над контейнером.

Он бросился к двери в торце вагона. Прильнул к стеклянной панели. Поезд уже миновал половину платформы, наращивая скорость. Взгляд только раз успел выхватить Адрейнн среди колонн, потом они слились друг с другом в сплошной забор.

Она не могла залезть в контейнер по пояс, отверстие под крышкой было слишком мало, чтобы в него пролезла взрослая женщина. Но тогда как объяснить ее взметнувшиеся в воздух ноги?

Разумеется, он видел ее лишь долю мгновения и мог ошибиться. Честер отвернулся от задней двери. Компанию ему составлял только бомж, уже собравшийся заснуть. Когда Честер поравнялся с ним, бомж приоткрыл глаза, заговорщицки улыбнулся, снова закрыл.

Честер прошел в дальний конец вагона, сел. Сладко зевнул.

Он мог дремать до своей станции: внутренние часы всегда вовремя будили его.

И не видел ничего плохого в том, что должность начальника отдела вновь окажется вакантной: прибавка к жалованию пришлась бы очень кстати.

Ни в какие ворота

Портрет художника

Portrait of the Artist (1964)

«В 11:00!!!  — взывала записка, приколотая к правому верхнему углу чертежной доски. — В КАБИНЕТ МАРТИНА!!!» Он сам написал ее кистью седьмого размера похоронной черной тушью на толстом желтом листе бумаги — большие буквы, большие слова.

Все кончено. Пэкс попытался убедить себя, что это была просто очередная накачка Мартина: нотация, выговор, предупреждение. Именно об этом думал он, выписывая буквы, когда большие водянистые глаза мисс Финк прищурились и хриплый голос прошептал: «Мистер Пэкс, заказ уже сделан, прибывает сегодня, я сама видела уведомление на столе. Модель «Марк-IX».

Модель «Марк-IX». Он знал, что когда-нибудь это случится, знал, но не решался отдать в этом отчет и только обманывал сам себя, утверждая, что без него им не обойтись. Его руки легли на поверхность стола, старческие руки, покрытые морщинами и темными пятнышками, неизменно запачканные чернилами и с вечной мозолью на внутренней стороне указательного пальца. Сколько лет сжимали эти пальцы карандаш или кисть? Ему не хотелось вспоминать. Наверное, слишком много… Он стиснул руки, притворяясь, что не видит, как они трясутся.

До визита к Мартину оставался еще час — уйма времени, он еще успеет закончить рассказ, над которым работал. Он взял с верха пачки лист с иллюстрациями, подвинул к себе и отыскал сценарий. Страница третья рассказа, озаглавленного «Любовь прерии», для июльского номера «Подлинные любовные истории Рэйнджлэнда». Книги про любовь с массой иллюстраций всегда шли у него очень легко. К тому времени, когда мисс Финк отпечатала бесконечные заголовки и диалог на своем большом плоском веритайпере, по крайней мере половина работы была уже сделана. Первый лист сценария:

«Семейная сцена: Джуди плачет, Роберт в ярости.»

На переднем плане — голова Джуди, РАЗМЕР ТРИ, — он быстро нарисовал синим карандашом овал нужного размера, затем контуры фигуры Роберта на заднем плане. Рука поднята, кулак сжат — вот вам гнев. Робот «Марк-VIII» — художник комиксов — докончит за него работу. Пэкс сунул лист в держатель машины, затем быстро выдернул обратно. Он забыл нарисовать контуры для диалога. Голова садовая! Несколькими штрихами синего карандаша он нанес шаровидные контуры и наметил место для хвостиков.