Родные миры (СИ) - Дарья Кузнецова

До моего места обитания отсюда было не больше минуты быстрым ходом.

А теперь стоит прикинуть, так ли я хочу до конца оставаться благородным, и стоит ли тащить эту жертву насилия к себе домой?

Минусов у этого варианта было много. Во-первых, мне даром не нужна непонятного происхождения девка в ставших родными стенах. Она явно принесёт неприятности, потому что… с такой внешностью здесь — она сама ходячая неприятность, и кой дух понёс её на дно? Во-вторых, мне просто лень возиться. В-третьих, благородство окупается только в книгах, а на практике я, опять же, огребу с ней проблем.

Но, с другой стороны, и за спасение было достаточно аргументов.

Во-первых, и это самое главное, она могла описать охранителям мою внешность. Нет, вероятность этого была ничтожна: если она меня и видела, то мельком, да и примечательной мою наружность сложно назвать. Но вероятность такая есть, и её нельзя сбрасывать со счетов. Во-вторых, если выяснится, что эта птичка действительно вылетела из золотой клетки, за неё могут объявить награду, а наличность лишней никогда не бывает. В-третьих, девочка чудо как хороша; авось и решит отблагодарить своего спасителя! Но это так, к слову, я прекрасно обойдусь и без её благодарности. А, в-четвёртых… Мне элементарно жалко девчонку. Да, увы, это проклятое чувство так и не сгнило на городском дне. Сначала столкнуться с реалиями жизни, а потом вовсе сесть в тюрьму; а за тройное убийство её сошлют в такую дыру, что смерть под тремя отморозками покажется благом. Стоило ли вмешиваться, в самом деле?

В итоге чаша склонилась к жизни непонятной девки. Хотя, видят духи, я об этом ещё пожалею. Но тем не менее я поднял её на руки, закинул на плечо и поспешил в свою берлогу.

Жильё в бедных районах сложно назвать комфортабельным. Крошечная клетушка три на четыре метра без окон, совмещающая в себе и санузел, и кухню, и спальню, и вообще всё. Я сложил добычу на койку и ушёл принимать душ.

Вода здесь очищается плохо, тем более — вода из крана. Она имеет желтоватый оттенок, пахнет какой-то дрянью и имеет помойный привкус. Но всё лучше, чем запахи моего рабочего места.

Единственная роскошь, которую я себе позволяю в жизни — это нормальное мыло. Той нефтеподобной субстанцией, которой принято здесь мыться, можно отмывать смазку и многолетнюю грязь с роботов-уборщиков. Сложно назвать меня неженкой, но уж очень я люблю чистоту.

Гигиенические процедуры заняли не больше пяти минут. Каково же было моё удивление, когда я, выйдя из санитарного закутка, обнаружил, что находка моя уже вполне очнулась, сидит на кровати, ошеломлённо трясёт головой и пытается встать. Однако, я здорово недооценил её здоровье. Или переоценил силу удара?

— Где я, во имя Вечного Владыки? — пробормотала она, пытаясь сфокусировать на мне взгляд.

Нет, похоже, удар действительно был хороший, а девка — действительно неожиданно живучая.

— Лежи, у тебя, наверное, сотрясение, — велел я. Странно, но она послушно сползла обратно в горизонталь. — Ты у меня дома.

— Зачем ты меня спас? — спросила женщина, прикрыв глаза и не шевелясь.

— Понятия не имею, — честно хмыкнул я в ответ. — Сам до сих пор ломаю голову.

— У тебя слишком правильная речь для этого места.

— А у тебя слишком ухоженная внешность для этого места, — с усмешкой парировал я.

— Я хочу помыться, это возможно? — не стала настаивать на ответе женщина, спокойно переключившись на другую тему.

— Возможно. Когда сможешь дойти до душа, — невозмутимо ответил я, запуская синтезатор. Он барахлил, и порой включался не сразу, но у меня никак не доходили руки починить. Наверное, потому что он в конце концов всё-таки неизменно включался.

«Какое упрямство», — подумал я, наблюдая, как находка, пошатываясь, сползает с кровати и пытается по стенке добраться до санузла. Даже почти с восхищением подумал; стремление первым делом смыть с себя грязь казалось мне весьма похвальным. Сам такой.

Пронаблюдав несколько секунд за мучениями находки, я хмыкнул и подошёл к ней.

— Пойдём, — подхватив даже не вздрогнувшую от прикосновения женщину под локоть, я потащил её в душ.

Она спокойно стояла, пока я снимал с совершенного тела ошмётки одежды. Спокойно ждала, пока я сначала намыливал её, потом смывал. Каюсь, не отказал себе в удовольствии вдоволь насладиться процессом; правда, особо не наглел, так что заподозрить меня в неприличном было бы сложно.

Вот что в моей берлоге работало отлично, так это сушилка в душе. Несколько мгновений, — и можно выходить.

Из душа я, чувствуя себя каким-то сказочным героем, выносил её на руках. Устроил в кровати, накрыл тонким синтетическим одеялом.

— Спи, завтра поговорим, — сказал я, и она не стала спорить.

Сам же, откинув столик и сиденье, принялся за ужин. Синтетическая безвкусная еда совершенно не отвлекала от важных мыслей, а дешёвая сигарета с примесью кварга[2] даже их стимулировала. Дрянь, конечно, редкая и вредная, но мне, по счастью, вреда причинить не может. Ну, или причинит, но потом и скопом. Но до того возраста, когда придётся расплачиваться за всё и сразу, я, скорее всего, не доживу.

Если поначалу неприятности я просто чуял, то теперь точно знал, что они будут. Потому что в первоначальной оценке я здорово ошибся. Не была эта женщина шлюхой, а тело её не было инструментом для доставления удовольствия. Внешне, конечно, можно спутать, но на ощупь я определил очень точно: такая мышечная структура бывает не от танцев, а от долго и тщательно культивируемого умения убивать. Коротко остриженные ногти, мозоли на ладонях, особенно на рёбрах ладоней и пальцах говорили за то же. Плюс к тому, позы, положение тела в пространстве даже в те моменты, когда она вроде бы едва держалась на ногах. А ещё я ясно видел, что она контролирует каждое моё движение.

В общем, чуял, чуял я беду. И думал, стоит ли в неё ввязываться, или проще всё-таки выставить эту девку на улицу и забыть о её существовании.

С одной стороны, разум и логика подсказывали: надо гнать в шею и забыть о её существовании, пока мою собственную шею не свернули окончательно.

А вот с другой стороны, оглядываясь по сторонам, я с тоской думал: а ради чего? Мысль эта посещала меня часто, но я настойчиво отгонял её. Это ведь не жизнь, это жалкое существование. Ради чего мне продолжать его? Да, меня не замечают, про меня не помнят, я в безопасности. А, с другой стороны, теперь-то чего бояться?

Пожалуй, прежде меня останавливало отсутствие цели. Для любого бунта нужна идея, нужно стремление, желание изменить мир. Сложно бунтовать, будучи уверенным, что окружающий мир не изменится никогда, и воевать в нём не за что.