Другое Солнце. Фантастичекий триллер - Михаил Гарудин

– Там у тебя осень, наверное? Дождик льет, листья пожелтели… – Глеб поворачивается спиной к экрану и немного ссутулившись уходит, а по дороге со звоном швыряет скомканный берет в мусорный бак. Бак покачивается, едва не опрокинувшись.

Как же встретиться с Лисс… неважно где, просто увидеть ее хотя бы, поговорить… Глеб пытался ее разыскать, но западно-европейский филиал, оказывается, расформировали целых три года назад, и никто ничего о Лисс Весте не знает. Никто не знает, как будто человека вообще не существовало! Ну не померещилась же она ему! Где же она? Ведь о том, что миссия с Веги вернулась известно всем, ничего секретного тут нет. А о ней ни слуху, ни духу – будто и не было вовсе. Это странно. Так не принято. Знаете, что бы там не случилось у нее с личной жизнью, но не принято так встречать у поисковиков! Хороша встреча: хлопают по плечу, поздравляют, ты вернулся, браток, но… ты – лишний. Глеб потрогал свое плечо. Нет, даже не хлопали, поздравляли весьма сдержано… пряча глаза. Странно. Неужели так сильно изменились вековые нерушимые, как казалось, традиции поискового братства?

Опустевший корабль отправился на Юпитер, где инфраструктура подешевле. Месяца два Глеб в гордом одиночестве латал дыры в корабле, и зализывал раны на сердце. И он уж было смирился с одиночеством, пока случайно не встретил весельчака Майка, с которым знался еще по рейсу на Процион. Так началась эпопея с туристами. В это омерзительное дело Майк втянул его со свойственным ему задорным оптимизмом. Но долго Глеб не вынес, да и Майку выдали визу на Землю, так что в общей сложности их «туристический период» длился три месяца. Экскурсии по лунам Юпитера и Сатурна смешались в нескончаемой череде лиц пьяных на разных стадиях и лиц в разной стадии протрезвления. Туристы-земляне запредельно богаты в сравнении с обитателями поселений. Все-таки прав был дедушка: земляне, когда у них мало денег, думают задницей, а когда слишком много – гениталиями.

Глеб старался сдерживаться и ему удавалось до последнего раза, когда он с милой улыбкой на лице попрощался с «туриками», оглядел шлюзовую камеру и коридор, где по полу валялись бутылки, чьи-то рваные одноразовые трусы и лифчик, притушил носком ботинка еще дымящийся окурок, аккуратно переступил свежую блевотину, подошел к Майку и все еще также улыбаясь произнес:

– Довольно.

Тем временем прошло уже полгода, как его отфутболили с пропуском на Землю. Пресловутая «идентификация личности» оставалась равной 97%. Может ошибка данных? Куда потерялись три процента его личности? Знать бы еще, что они подразумевают под личностью…

– Не беда, старик. Вот у меня было 98 с половиной, когда я вернулся, – поделился Майк. – А теперь, видишь, 99 с половиной. Вот меня и допустили. Время пройдет и личность вернется. Она всегда возвращается, когда тут среди людей потрешься. Как говорят в народе: от себя не убежишь. Пустят тебя, не переживай.

Майк дружески хлопнул его по плечу и, не скрывая радости, помчался на Землю. А Глеб прибрал в коридоре и в каютах и как следует напился, впервые за все время. А наутро, скрежеща зубами от злости, поднял корабль и направился к Фебе, самой удаленной луне Сатурна, куда не заглядывают ни туристы, ни инспектора, где никого нет, где никто никому не нужен. Зато там есть лед, обычный водяной лед.

2

Пила неохотно входила в лед, пуская фонтан кристалликов вверх, в иссиня-черное небо. Там кристаллики сверкают и смешиваются со звездами. Часть их навсегда улетает в космос, но многие повертевшись в вышине, медленно ниспадают назад. На один ледяной куб в пару тонн у Глеба уходило по полчаса. Зудящий омерзительный звук проникает в руку и сводит жилы. Работа долгая и нудная. Отчасти бессмысленная. Ежедневный тупой и бессмысленный труд. Встал, принял душ, поел, пошел пилить. Вышел в вечную тьму со звенящими брызгами искр, потоптал серое крошево, позудел пилой, вернулся, поел, принял душ, почитал, уснул. День за днем. Без спешки. Но куда спешить? У него в запасе вся вечность, ведь правда? Он кинул взгляд вверх. Россыпи звездной пыли не ответили.

Шесть ледяных кубов уже лежали внизу, и теперь, Глеб, отдуваясь от пота, заканчивал седьмой. Лед – это вода и воздух, это жизнь и топливо. Космический лед дарит скитальцу свободу от станций заправки, опустошающих и без того скудный кошелек, свободу от назойливых, как осенние мухи, инспекторов безопасности и их предписаний – в большинстве своем денежных опять же. И, наконец, лед – это свобода от горьких мыслей о собственной беспомощности. Хвала Создателю, что он оставил нам простой лед в космосе, чтобы мы не во всем зависели от Земли-матери с ее капризным правительством.

На лунах с пониженной гравитацией «проблема ледоруба» заключается в том, что сложно передать усилие на полотно. Лучший способ для решения – выстрелить распорным колышком в лед и зафиксировать свое тело ремнем с двумя карабинами. Упираясь ногами в поверхность в распор с ремнем, можно создать требуемое усилие на полотне пилы с высокой точностью. Вышеуказанный способ дает возможность сделать полутораметровый пропил. Затем надо вытащить колышек, закрепиться дальше и продолжать предыдущий пропил, отступив сантиметров сорок от его границы… но это детали. Из-за слабого освещения зрение иногда сверхобостряется, так что видишь как кошка в темноте, и даже кажется, что предметы испускают свое свечение – все воспринимается очень интенсивно. А иной раз, особенно при длительных физических нагрузках, темнеет в глазах до того, что и звезд не видно – одна первобытная тьма.

Не успел он допилить до края, как трещина ломаной линией перечеркнула глыбу и ближняя ее часть обретя самостоятельность поползла на пристегнутого Глеба, увлекая его своей массой. Глеб на ощупь, лихорадочно, с третьей попытки, отстегнул карабин пятясь назад, оступился. В следующее мгновение он уже летел вниз на дно ущелья, вновь обретя зрение. Отломившийся пятитонный, если не больше кусок лениво последовал за ним.

– Вот, черт! Как неудачно, – выругался вслух Глеб.

Падение само по себе не беда, высота небольшая, метров четырнадцать. Но если накроет несколькими тоннами льда, то смело ставь сверху крест – никто не найдет, кроме заблудившихся пьяных туристов. Воздуха в скафандре часов на 10, не больше. Ближайшая станция за миллионы километров отсюда вращается себе вокруг Сатурна.

Мысли пронеслись в голове отчетливо и ярко. Внизу осыпь – ледяная стружка. По краю осыпи беспорядочно лежат сброшенные им кубы, за ними стоит грузовик с пятном света на полупрозрачной кабине. Тело медленно падает и поворачивается. Картинки перед глазами перемещаются: глубокое ущелье, ледяные языки с отвесными стенами, ломаный горизонт – все это опускается вниз, вытесняемое небом с желтой искрящейся горошиной Солнца, а за ним приближается чернильный прямоугольник, почему-то напоминающий надгробную плиту.

Он упал на спину, хвала богам, на осыпь и успел оттолкнуться вперед, чтобы выскочить из-под опускающейся сверху громады. Почти успел. Что-то хрустнуло, во рту появился соленый привкус, а тело утонуло по грудь в мягком крошеве вдавленное глыбой – не пошевелить ни рукой, ни ногой, даже вдохнуть тяжело. Неужели что-то с позвоночником, ведь что-то там хрустнуло в спине.

Вот как бы и все. Нелепый конец для астронавта с двадцатилетним стажем. Глеб саркастически усмехнулся. Несправедливо изгнанный, неприкаянный с тоской о Даме сердца, придавленный льдом глупого упрямства и отчуждения, лежит здесь. Воздайте почести Рыцарю Одиночества! Приблизительно такой будет эпитафия на табличке под крестом. В который раз Вселенная продемонстрировала ему кто он и где его место. Значит такова его участь. Бессмысленно продолжать бороться, когда бороться уже не за что. Не хочется ни думать, ни двигаться. Просто лежать.

Из всего звездного великолепия, рассыпавшегося перед глазами, Глеба привлек маленький ковшик из некрупных и далеких звезд.

Созвездие Дельфина он разглядывал в небе на берегу Ливийского моря, в одну из его последних ночей на Земле. Он почти также лежал на спине, затылком упершись в песок, а Лисс, милая нежная Лисс, так восхитительно положила голову рядом… Тогда его сердце еще было целым. Оно стучало, билось, стремилось и боялось Веги, разлуки, расставания и страстно желало исполнить свое предназначение. Разрывалось. Глеб и Лисс боялись не то что говорить о скором расставании… даже думать об этом, казалось им сейчас кощунством. Здесь и сейчас, когда они вместе, рядом, уместно только молчать и раствориться друг в друге на песке, под плывущей в прозрачных облачках теплой Луной, с сухим и пряным дыханием ветра, с тихим шипением волн. Все было так хрупко, мимолетно, неотвратимо.