Кровные узы - Роберт Асприн

После этих слов бейса погрузилась в молчание, и они, стоя бок о бок, изучали город — живые символы старого и нового Санктуария. Погруженные каждый в собственные мысли, оба отчаянно надеялись, что бейса права.

Диана Л. Пакссон

ГОСПОЖА ПЛАМЕНИ

В саду у лестницы рос персик. Деревце было еще совсем маленькое, и Джилла укрывала его корни соломой, оберегая от холода, и поливала драгоценной влагой, когда на небе палило солнце. Она заботилась о персике так же, как заботилась о своих детях. Растение пережило войну, колдунов и непогоду, но в горькую весну визита императора в Санктуарий деревце стояло почти голое: лишь по одному листочку было на изогнутых ветвях, а цветы не появились вовсе.

Направляясь во дворец, Лало задержался перед деревцем, жалея, что не может вдохнуть в него жизнь, как когда-то вдыхал ее в творения рук своих. Но с разрушением нисийских Сфер Могущества всякое колдовство, похоже, стало таким же бессильным, как дешевое пиво Ахдио; Лало и пытаться не смел испытать свою силу.

Он вообще не был уверен, сможет ли он сотворить еще что-нибудь.

Дом, покинутый им, был таким же безмолвным, как и в те жуткие дни, когда Джилла была пленницей Роксаны. Латилла и Альфи находились вместе с Вандой во дворце. Ведемир с завистью смотрел, как пасынки восстанавливают форму, готовясь к походу, а сама Джилла жила в Доме сладострастия, ухаживая за медленно идущей на поправку Иллирой, которая получила ранение во время беспорядков, когда погибла ее дочь.

Если бы речь шла только о ране телесной, дело было бы не так плохо, подумал Лало. Ему казалось, что обе женщины вынашивают горе, словно младенцев. При этих мыслях у него самого защемило сердце: его средний сын, Ганнер, был убит у дверей ювелирной мастерской, где числился учеником, в те же страшные дни, когда погибла девочка Иллиры.

Теперь в городе стало тихо, но это был мир истощения — скорее кома, нежели сон выздоравливающего, и кто мог сказать, пробудятся ли вновь когда-нибудь к жизни Санктуарий и его жители?

Поежившись, Лало прищурился и взглянул на небо. Даже если все бесполезно, ему нужно попасть во дворец до того, как взойдет солнце. Частью политических и религиозных переговоров, которые Лало даже не пытался понять, явился тот факт, что Молин Факельщик нанял его написать аллегорическую настенную фреску бракосочетания Бога Бури и Матери Бей. Работа была такой же безжизненной, как и все, что делал художник в эти дни, но за нее хорошо платили. К тому же Лало больше ничего не умел.

— Она должна была вырасти красивой… — безучастным голосом произнесла Иллира. — У моей Лиллис были золотые волосы, как у ее отца, ты помнишь? Я расчесывала их, не веря, что от меня могло родиться что-то столь прекрасное…

— Да, — тихо ответила Джилла, — я помню. Она видела дочь Иллиры всего лишь несколько раз, но теперь это не имело значения.

— Ганнер был самым красивым из моих детей… У нее перехватило горло.

— Да, как ты можешь понять! — внезапно воскликнула полукровка — С'данзо. — Ведь у тебя остались другие дети! Моя же дочь мертва, а маленького мальчика забрали! У меня никого не осталось!

— Твоя девочка была еще маленькой, — тяжело проговорила Джилла. — И неизвестно еще, что из нее получилось бы. А все мои усилия дать мальчику дорогу в жизнь пропали даром. Он никогда не порадует меня внуками. Ты, может, не знаешь, но я похоронила одного грудного младенца и потеряла другого прямо из чрева, а мальчик, родившийся после Ганнера, умер от лихорадки, когда ему было шесть лет. Иллира, мне известна боль от потери детей разного возраста, и вот что я тебе скажу: какого бы возраста ни был ребенок, боль от его утраты не становится меньше. Я больше не могу родить. Ты же молода и еще сможешь иметь детей.

— Для чего? — резко ответила Иллира. — Чтобы этот город убил и их?

Она упала на шелковые подушки, которыми в Доме сладострастия были убраны даже комнаты для больных, и закрыла глаза.

Откуда-то снизу доносились обманчиво нежные звуки музыки. Выцветший шелк подушек мягко светился в полуденных лучах солнца, но Джилле они казались такими же бесцветными, как и все вокруг, с того страшного дня, когда погибло столько людей. Иллира права — для чего поставлять новых заложников беспощадной судьбе? Кто-то робко поскребся в дверь. Ни Джилла, ни Ил-лира не ответили, дверь мягко отворилась, и вошла Мир-тис, несколько похудевшая, но, как всегда, с безукоризненным макияжем и вся в драгоценностях.

— Как она? — махнула хозяйка в сторону полукровки С'данзо, лежавшей с плотно зажмуренными глазами.

Поднявшись, Джилла тяжелой походкой направилась навстречу в одночасье постаревшей женщине — ходили слухи, что Миртис немало лет, и сегодня она выглядела именно так, видимо, заклятье, которым Литанде поддерживал ее красоту, тоже потеряло силу. За пребывание Иллиры в Доме сладострастия Молин Факельщик платил золотом, но знаменитая мадам заботилась о молодой женщине больше, чем просто хозяйка.

— Рана затягивается, но Иллира все больше слабеет, — тихо произнесла Джилла — По-моему, она не хочет жить. Да и зачем ей жить? — с горечью добавила она.

У Миртис на мгновение заблестели глаза.

— Тебе нужен смысл? Жизнь — вот единственный смысл! Вы остались жить после всего, что случилось, и теперь хотите сдаться и позволить им победить?

Взмахом руки она, казалось, охватила все, что находилось за пределами комнаты, и тут же опустила руку, словно испугалась своего порыва.

— В любом случае, есть люди, которые нуждаются в ней, — более спокойно добавила она.

Она отошла в сторону, и Джилла увидела в дверях позади нее еще одну фигуру, высокую, черноволосую, с гибким станом — его не могли скрыть богатые одежды, в которых женщина, похоже, чувствовала себя неловко. Ее энергия заставила даже Джиллу отступить в сторону, когда она ворвалась в комнату, минуя Миртис.

— Что вы делаете? Она еще не совсем здорова… — начала было Джилла, когда девушка, подойдя к кровати, на которой лежала Иллира, остановилась и уставилась на молодую С'данзо.

— Говорят, для С'данзо нет ни богов, ни колдунов, — грубо заявила та. — Что ж, боги, в которых верили другие народы, сейчас молчат, а от колдунов нет проку. Мне нужен совет. Я слышала, что ты честная. Что ты возьмешь за то, чтобы Посмотреть для меня?

— Ничего.

С каменным выражением лица Иллира села на кровати.

— В прежние времена к тебе хаживали многие из моих друзей, и я знаю, что ты всегда соблюдаешь правило, С'данзо. Если ты возьмешь мою монету, ты будешь обязана ответить мне…

Вытащив из кошелька золотой, женщина протянула его Иллире, но та с яростью выбила монету из ее руки.