Там, где живут свиристели (сборник) - Николай Мамаев

— Это и есть тот самый Ду, о котором ты столько говорила? Ну и развалина! У него что, онкология?! — всплеснула руками пышнотелая женщина, завернутая в цветастое сари.

— И не ожидала от тебя другой реакции, — фыркнула Ани. — Хочу послушать.

— … а, начало всему было дано еще в далеком 1915 году, когда Эйнштейном впервые была опубликована Общая теория относительности. Сильнейшим толчком в изучении гипотетических возможностей перемещения во времени и пространстве послужило открытие и дальнейшее исследование экзотической материи, а именно — экзотической материи с отрицательной плотностью энергии, способной создавать мощнейшее гравитационное отталкивание. Это необходимое условие для существования проходимой кротовой норы, ведь, в противном случае, она просто захлопнется. "Непроходимые" тоннели коллапсируют слишком быстро. Итак, вот мы и подошли к самому интересному, — заговорщицки улыбнулся публике Ду.

Федоров с отрешенным видом сидел за круглым стеклянным столиком неподалеку от сцены с кафедрой. Он настолько погрузился в размышления, что слова, слетающие с уст седобородого колосса мысли, проносились мимо ушей мужчины. Слева от Федорова, за точно таким же столиком, ерзал Верховцев — болезненного вида молодой человек с громоздкими очками на носу, младший научный сотрудник Экспериментальной Лаборатории. От Верховцева несло табаком и неудачей. Правее, за длинным глянцевым столом, восседала профессура. Старцы-мудрецы внимательно слушали коллегу, покачивали головами, время от времени перешептывались и делали пометки в блокнотах.

— Господа, заявляю — червоточины существуют! Благодаря тяжелой многолетней исследовательской работе профессионалов — сейчас я говорю абсолютно о каждом сотруднике Института, нам удалось доказать факт их существования, более того — мы обнаружили одну из них, вернее — воронку, вход в тоннель!

В зале воцарилась тишина, слышно было лишь как работают кондиционеры да гудят тяжелые мониторы. Где-то наверху, точно метроном, щелкали воздушные фильтры. Сотни пар глаз изучали кафедру, где растерявшийся Ду взволнованно теребил листки-шпаргалки. И вот, гул, издаваемый сынами человеческими, заполнил собой все вокруг. Раздались овации. Последовал эмоциональный всплеск (ПОДРОБНЕЕ!). Осторожные до этого момента перешептывания среди профессуры сменились живым обсуждением, защелкали фотоаппараты, журналисты наперебой выкрикивали из зала вопросы. Верховцев буквально подпрыгивал на месте, победоносно сжимая кулаки и строя такую гримасу, что его приступ радости легко можно было спутать с эпилептическим. Один лишь Федоров, как и прежде, оставался безучастным к происходящему. Не меняя положения, он сидел за столиком, подперев рукой заросший подбородок.

— Какие размеры имеет воронка? Скажите, стабильна ли она? Может ли человек, или дрон пройти в тоннель? Профессор Ду, профессор Ду… — журналисты наперебой выкрикивали вопросы из зала. Некоторые из них сорвались с мест и пытались прорваться поближе к кафедре, кто-то уже кружил неподалеку, приставая к Ду и его возмущенным бестактностью коллегам, едва успевающим отмахиваться от назойливых репортеров. На помощь подоспел Блюм. Он выбежал на сцену с озабоченным видом. В руке виднелся второй микрофон.

— Господа! Господа! Я понимаю ваше волнение! Но если в ближайшее время в зале не будет восстановлен порядок, мне придется отключить колонки, после чего пресс-конференция будет считаться завершенной. Пожалуйста, будьте благоразумными! Цените свое же время!

Зал поутих. Блюм улыбнулся и подмигнул профессору Ду, тот — с благодарностью кивнул в ответ и вернулся к своим шпаргалкам. После недолгой паузы продолжил:

— Диаметр воронки относительно невелик — на сегодняшний день, точнее — на сегодняшние шесть тридцать утра, этот показатель составлял десять метров и три сантиметра. К чему уточнение времени? Думаю, вы поняли — здесь содержится ответ на ваш второй вопрос. Воронка не стабильна. Она сужается. Пусть медленно, но это происходит. С большой долей вероятности можно предположить, что сужается и сам тоннель.

— Профессор, означает ли это, что тоннель коллапсирует? — послышалось откуда-то из глубины зала.

— Не знаю, — ответил Ду и растерянно развел руками. — Мы не можем сказать наверняка. На это требуется время, много времени… Может быть, это коллапс, а может — что-то вроде пульсации.

— Что ждет нас по ту сторону, профессор?

— Вот это мы и постараемся выяснить совсем скоро, — торжественно произнес Ду и сошел с кафедры.

— Ты выглядишь очень уставшим. Может быть, лучше пойдем? Проведем время вдвоем, у тебя, без суеты вокруг, в тишине. Хочешь? Скажи, ты хочешь? — ресницы взволнованно затрепетали, между бровей появилась складочка сомнения.

— Просто хочу быть с тобой. Неважно где. Хочу держать тебя за руку, обнимать, когда вздумается, ощущать запах твоих волос. Понимаешь? Твои волосы… Черт, они восхитительны! Я каждый раз отмечаю про себя это.

— Но говоришь впервые… Спасибо!

— Пожалуйста, не кури, тебе идет это только по субботам.

— Прости-прости, забыла! — Ани затушила сигарету в пепельнице. — Нервничаю просто… Из-за тебя… Ты, правда, выглядишь не очень. Тебе нужно отдохнуть.

— Хочу, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя…

— И я люблю тебя! Ты видишь сам…

— Вот и чудно. Это самое главное. А выспаться я успею — впереди три дня выходных.

— У меня никак из головы не идет то, о чем ты рассказал… Я думала, будет кто-то другой…

— Отличный шанс увековечить себя! Вписать в историю! Не так ли? — Федоров как-то грустно улыбнулся, сделал глоток вина. "Широкие скулы, любимая ямочка на подбородке, всегда немного печальные голубые глаза — это все Федоров. Здесь и сейчас. Сидит и без аппетита ковыряет вилкой в тарелке", — Ани чрезмерно расчувствовалась, еще немного, и она заплачет. "Нет, уж точно не здесь и не при нем", — подумала девушка и прикурила сигарету.

— Что, опять?

— Эта — последняя. Обещаю.

— Нет, что-то не так. Определенно не так. Что-то изменилось. Во мне ли, в нем… Не знаю. Все стало как-то по-другому, понимаешь? Мы отдалились. У него — работа, этот проект… — Ани сделала глубокую затяжку, посмотрела на тлеющий кончик сигареты.

— Чертовски интересный проект! — отметил незнакомец в широких солнцезащитных очках.

— Да уж… Завидую ему. А у меня бесчисленные тренинги, лекции.

— Что же, это тоже довольно увлекательное занятие — широко улыбнулся незнакомец, продемонстрировав ряд идеально ровных белоснежных зубов.

— Преподавание на Кафедре Величайших Наук — есть чем гордиться!

— Может быть, но все же это совсем другое, — Ани в последний раз затянулась и раздавила окурок в пепельнице. — Какая красота! Никогда не была здесь раньше! — соврала она, любуясь с залитой солнцем деревянной террасы "Нормандии" искусственным водопадом, чьи воды срывались вниз с фальшивых уступов фальшивой скалы.

— Знаю, именно поэтому мы здесь! — незнакомец вновь улыбнулся и обнял девушку за талию.

В тесном защитном скафандре дышалось с трудом. Капельки конденсата, образующиеся от прерывистого дыхания Федорова, едва заметно сползали по прозрачному пластику шлема так, что постоянно хотелось протереть его рукой. Стиснутый стальным обручем портал пульсировал багрового цвета плазмой, будто это был живой организм, заточенное в грудной клетке сердце Неиды. Блюм сидел в кресле перед огромным светящимся пультом и вводил данные. Между густых черных бровей порезалась складка — он был предельно сосредоточен, никаких шуточек и колкостей в сторону бригады, только отрывистые команды в микрофон. Федоров подумал, что еще никогда не видел таким Главного инженера. "Пуск шестой тяги. Седьмая. Восьмая. Цикл". Блюм откинулся в кресле и на полминуты, прежде чем вновь нависнуть над пультом, прикрыл глаза — позволил себе небольшую передышку. Инженер в темно-синем засаленном комбинезоне опустился на колени перед чемоданчиком, откуда, легким движением рук, знающих свое дело, извлек портативный дрон-медика. Дрон напоминал черепашку, которая лениво шевелила лапами и с равнодушием осматривалась по сторонам. Из-под металлического "панциря" доносились щелчки и посвистывания.

— Это Мия, — улыбнулся инженер, — сейчас она соберет всю необходимую информацию о текущем состоянии вашего здоровья!

— Не хотелось бы вновь повторять процедуру по подгону скафандра, — отозвался Федоров. Через динамик его голос звучал хрипло, и, казался лишенным всех эмоций.

— Нет, что вы! В этом нет необходимости. Мия выполнит свою работу, даже если вы будете находиться за бетонной стеной. Она — чудо! — инженер с любовью посмотрел на дрона и погладил его по "панцирю". Блюм поднялся из-за пульта и подошел к профессору Ду. Тот, с раскрытой книгой на коленях, сидел напротив портала, буквально в паре метров от пульсирующий плазмы, наблюдая за ее причудливыми метаморфозами. Блюм наклонился и что-то шепнул профессору на ухо. Ду обернулся к Федорову, кивнул — пора. Когда переступаешь черту, отделяющую привычную реальность от Великого Ничто, в полной мере ощущаешь ничтожность своего существования. Вселенский малиновый сироп забивает уши, ноздри, проникает в рот, спускается по пищеводу в желудок, затем — в толстую кишку. Хочется кричать, но сделать это невозможно. Коллапс. Мгновение — и тело распадается на атомы. Оболочек больше не существует. Разум освобождается от скорлупы религиозных, расовых, сексуальных предубеждений. Он трепещет перед Великим Ничто, частью которого является. Затем вдруг, со скоростью, в миллиарды раз превышающую скорость света, устремляется во все направления одновременно, к множествам статичных Вселенных, которые никогда не откроются тем, кто остался за чертой. "Должно быть, это путешествие будет длиться вечно", — определило сознание Федорова и поспешило навстречу еще не открытым мирам.