Затмение - Евгений Гинзбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек опять ощутил безысходность. Она была во всём, в мыслях, в словах, в поступках.
За мыслями он не заметил, как прошло время. От затмения не осталось и следа. Солнце, как ни в чём не бывало, светилось в голубом, весеннем небе. Он смотрел на обновлённый мир и не чувствовал радости жизни, так как его жизнь выглядела жутким грязным пятном на фоне наступившего вокруг благоденствия.
«Умереть! Скорее избавить душу от облапанного временем и душившего её тела!
Но сможет ли он умереть незаметно, не причинив, ни кому неприятностей?».
Человек улыбнулся. Он перебрал в памяти всех людей, которых он знал и попытался представить, как они отреагируют, узнав о его смерти. Но не было никого, чью бы жизнь изменила его смерть. По нему некому было плакать.
«Разве интересует, кого ни будь погасшая в июльском ночном небе звезда? Нет, ни кто просто не замечает этих вселенских слёз, и продолжают жить дальше, не задумываясь об этом. Да и кто будет думать о чужой смерти, когда каждый знает, что сам умрёт.
Самое страшное в жизни – это осознание смерти. Никто на земле кроме человека не знает, что в конце жизненного пути его ожидает забвение. Это тоже своеобразная расплата людей за разум».
Даже мысли его двигались по кругу. Он опять подошёл к понятию человеческого разума. Разума, толкающего человека на поступки, необъяснимые разумом, который их порождал.
«Почему разум не может остановить насилие паутиной бездушия окутавшей весь мир? Почему он не подсказывает людям правильного направления на первом жизненном перекрёстке? Скольких трагедий это позволило бы предотвратить. Но, увы, разум молчалив. Он как бы со стороны наблюдает за человеческой жизнью и в тот момент, когда человеку кажется, что выход уже найден, он пронзает его душу иглами сомнений. Сомнений, которые, зародившись однажды, не покидают человека в течение всей его жизни, не давая обрести веру».
Вера
«Самое зыбкое из человеческих чувств. Как легко её потерять. Достаточно одной совсем незначительной лжи и всё. Под сомнения ставятся все сказанные до этого момента слова. И процесс этот необратим. Обрести заново доверие практически не возможно. Вряд ли кто-то захочет быть обманутым дважды. Но как отличить правду ото лжи? По каким неуловимым движениям губ или взору глаз распознать откровенность произнесённых слов от обмана? Возможно ли вообще, узнать мысли другого человека, и самое главное принесёт ли это облегчение? Каково будет узнать, что думают о тебе люди на самом деле. В каком свете предстанут их лица, когда мысли сорвут с них маски угодливости. Захочется ли после этого, разговаривать с кем-нибудь, зная наперёд, что доля правды в сказанных словах, ничтожно мала? Найдутся ли тогда на земле люди, безгранично доверяющие друг другу?».
Человек с интересом посмотрел на молодую пару с наслаждением поедающую пирожки, усевшись на краешек едва оттаявшей скамейки. Они весело разговаривали, прерывая свой не хитрый обед и беззаботную беседу, поцелуями.
«Влюблённые?».
Любовь
«Любовь напоминает безжалостную центрифугу, захватывающую людей в свой, перманентный, обманчиво-весёлый, круговорот. Поначалу все радуются молниеносному мельканию дней охваченные головокружительной эйфорией происходящего. Но, стремительно вращающаяся центрифуга, отбрасывает их молодые и неопытные тела в сторону. Первое падение проходит почти не заметно для человека и, не видя в этом ни какой трагедии, он, изрядно испачкавшись о безжалостную молву и уклоняясь от падающих тел, снова карабкается наверх, стаскивая и давя при этом других, лишь бы заново испытать «волшебную» истому объятий любви. Взобравшись, он поднимает глаза и видит, что в сценах заняты уже совсем другие актёры, но времени, разбираться в ситуации, нет и человек, махнув на всё рукой, пытается хоть как-то удержаться на ногах. Всё тщетно. Падение. И вот ему необходима очередная попытка. Попытки, следуют одна за другой, постепенно превращаясь в поиски, поиски в скитания. А весёлый водевиль незаметно перерастает в драму, где главным действующим лицом является сам человек с тем лишь различием, что от его молодости, надежд и переполнявших сердце чувств не осталось и следа.
Непреодолимая тоска по ушедшим годам сдавила человеку грудь. Её страшные объятия не давали дышать, разбивая виски молотом безвозвратности. Человек уже не раз испытывал, что-то подобное, когда бывал в городе своего детства. Он, в одиночестве, бродил по старым улицам, и не узнавал их из-за изменений внесённых временем. Время не щадило ни чего. Оно меняло всё, что когда-то казалось вечным и незыблемым, стараясь тем самым доказать, что нет ничего не подвластного ему. Но, оно ошибалось. Было такое место, где ход времени не имел никакого значения. Кладбище. Ни что на свете не могло ни изменить, ни прервать его зловещего молчания. Каждый раз, приходя сюда, человек, думал об одном и том же, о важности отрезка времени от рождения до смерти, от небытия до забвения.
«Есть ли смысл прилагать такие неимоверные усилия, что бы продлевать время никчёмной суеты и неисправимых ошибок, оттягивая тем самым грядущий покой?».
Покой
«Быть может покой и есть счастье? А всё остальное это отрицательная частица к этому слову? Недаром же человек, уставший от жизненных невзгод, просит лишь об одном, чтобы его оставили в покое».
Вообще понятие счастья настолько относительно, что его тяжело подвести под общий знаменатель, уж очень по-разному счастливы люди. Одному достаточно глотка воды чтобы быть счастливым, для другого же перечень необходимого займёт книгу, страниц, в которой будет куда больше чем в самом мудром фолианте. Человек вздохнул.
«Был ли он, когда-нибудь счастлив?».
Он не мог припомнить ни одного периода в своей жизни, что бы хоть что-то не омрачало его существования. Любая удача заканчивалась разочарованием. Он всегда как будто опаздывал. Счастье словно избегало с ним встречи. Вся его настоящая жизнь, для счастья была прошедшим временем, а будущее представляло собой руины, оставленные ему, для попыток создать из них свой заведомо обречённый на гибель мирок. Он жил тем, на что другие уже не обращали ни какого внимания. Он существовал на самом дне той пропасти, в которую летел весь этот мир и то, что доставалось ему, было уже изрядно потрёпано во время падения. То, что не могло уцепиться за последние маленькие и тонкие кустики надежды, росшие у самого дна. Он по крупицам собирал всё то, что разбивалось вдребезги и разлеталось на мелкие кусочки, и вдыхал в них жизнь, откровенно радуясь и восхищаясь тем, что впоследствии, всегда причиняло ему боль.
«Что делать, но первым кого кусает бывшая бездомная собачка, становится, приютивший её человек. Самое короткое из чувств это не любовь, самое короткое чувство – благодарность!».
Человек задумался над тем, могло ли что-нибудь вообще принести ему счастье. Он был очень удивлён тому, что мысли остановились на возможности увидеть утро завтрашнего дня. Это при всём его равнодушии к жизни как к таковой. Он ни как не мог понять, каким образом в нём уживались эти две противоположности. Наверное, потому что вся его жизнь, была каким-то жутким клубком противоречий. Все его поступки имели чёрный и белый оттенок, и беда была в том, что белый всегда был вторичен. Вначале происходила грязь, после которой отчаяние разрывало его сердце на куски. Было абсолютно очевидно, что когда-то давно он, как былинный витязь, оказавшись у каменной развилки, выбрал неверный путь и теперь, чтобы он не предпринимал – он должен погибнуть!
«А что если он, человек, сделает то, что заставит измениться весь мир? Сумеет ли он? Конечно, он слишком мал, по вселенским меркам, песчинка, сброшенный, пожелтевший, ни кому ненужный листок гонимый всеми ветрами, но пусть вселенная вспомнит, чем в самом начале была она. Вот только сможет ли проблеск мыслей, вспыхнувший во время затмения, спасти его заблудшую душу? Хватит ли этого крохотного и бледного огонька, чтобы найти дорогу к свету в мрачном лабиринте содеянного? И будет ли ему прощение, за прошлую беспечность, в конце пути?».
Вопросы, вопросы, вопросы…
Как будто кто-то бросал ими в человека, как камнями. И не было ни какой возможности увернуться от них. С каждым разом их удары становились всё точнее и всё больней. Казалось ещё немного, и они размозжат его голову как яичную скорлупу. И, что бы избежать этого, он сделал шаг в ту сторону, в которой надеялся отыскать ответ на свой самый монументальный вопрос – стоит ли жить дальше?
2
Счастливый билетик
– Передаём плату за проезд – выкрикивала кудрявая девушка кондуктор, приподнимаясь на одной ноге, второй ногой, согнутой в коленке, опираясь на своё сидение. При этом она так вращала головой, оглядывая троллейбус, что походила на белогрудую цаплю, высматривающую лягушек в своём болотце.
Перехватив мой взгляд, она спросила: