Призрак и гот - Стэйси Кейд

Это был сильный удар для папы. И когда работники больницы подсовывали ему бланки для подписи, он все спрашивал и спрашивал: «Кто-нибудь может ее причесать? Она не… она сама на себя не похожа. Ей будет неприятно».

Я глубоко вздохнула (да-да, смешно, я знаю) и покачала головой. Теперь ничего из этого не имело значения. Когда-нибудь — скоро, очень скоро — в отдалении вспыхнет яркий свет и заберет меня с собой. А потом я буду жить новой жизнью — или какой-то имитацией ее, — загорая на белом песке пляжа без солнцезащитного крема, потягивая мохито и лелея мысль о том, что могу пройтись по бесконечному числу обувных магазинов, где все абсолютно бесплатно. Эй, это же рай, не так ли? Однако сначала мне бы хотелось увидеть все, что только можно. Ведь мы умираем лишь раз и второго шанса не будет.

Я беззвучно и чуть ли не вприпрыжку завернула за угол стоянки и вдруг осознала, что в первый раз в своей… ну, в общем, впервые не могу дождаться, когда же приду в школу.

Люди считают, что если ты популярен и хорош собой, то школа для тебя — место отдыха и развлечений. Это лишь показывает, какими глупыми они могут быть. Если ты королева школы три года подряд, капитан группы поддержки спортивной команды и первая помощница на выпускном балу, то должна выполнять соответствующие обязанности и оправдывать возложенные на тебя ожидания.

Малейшее отклонение — разговор не с тем человеком; свитер, точно такой же, как у ботана, надевшего его в редкий момент просветления и осознания модных тенденций; покупка гамбургера вместо салата — грозит безвестностью или чем похуже.

Пример тому — случившееся с Кимберли Шаэ. У Ким было все: богатые родители, безупречные азиатские черты лица и обмен веществ, позволяющий есть все что ни попадя и при этом оставаться достаточно стройной и легкой, чтобы стоять на вершине пирамиды группы поддержки.

Как и большинство из нас в узком кругу, Ким по выходным напивалась или делала вид, что напивается, на лесных вечеринках у Бена Роджерса.

И как-то раз Ким действительно выпила слишком много, ну или достаточно много для того, чтобы забыть одно из главных правил популярных девушек: пить так, чтобы казаться глупой и кокетливой, но не глупой и сексуально озабоченной. Кто-то снял на мобильный, как она отдается своему давнему увлечению и хозяину вечеринки Бену Роджерсу прямо за традиционным школьным деревом.

Да все парни убили бы, лишь бы оказаться на месте Бена, и любая девчонка с той вечеринки покривила бы душой, сказав, что не мечтала о подобном. (Бен с третьего класса считался самым желанным парнем в нашем классе, и каждая мечтала стать той, кто наконец его сломит). Но быть пойманной? Это совсем отдельная тема.

Фотографии разослали в течение нескольких часов, и уже утром в понедельник Ким прекрасно понимала, что садиться в кафе за наш столик не стоит. Она села за столик второго яруса.

Наш кафетерий — это что-то вроде большого зала со сценой впереди, от которой идут ступени и располженные ярусами столики. Чем ближе ты к «оркестровой яме» — самому привилегированному месту, тем ты популярнее.

Я всю жизнь прикладывала немало усилий, чтобы получить и сохранить место за «столовой ямой» (отвратное название, но не я его придумала, так что пофиг). Одной внешностью этого не добиться. Меня научила этому на своем примере мама. Чтобы создать иллюзию собственного совершенства и стать объектом зависти каждой девчонки в школе нужно потратить много времени и сил, но я отдавала этому всю себя, и это стоило того.

Ну вот взять к примеру мои вчерашние похороны. Никогда не видела, чтобы в одном месте собиралось столько народу из школы. Я имею в виду место за пределами школы, конечно же. (Слава богу, мама была слишком «убита горем», чтобы присутствовать на заупокойной службе. Нет, я не против эмоционального всплеска, но вот если бы ее вырвало на цветочные композиции, это было бы как-то не очень). Кто-то все организовал и раздал черные повязки на руку с моим именем, вышитым розовым. Принес цветы, свечи и коробки с салфетками. Люди, которых я даже не знаю — к примеру, одна толстенькая девчонка, которую я видела на алгебре и которая носит жуткие мешковатые кофты в надежде казаться в них стройнее… ну да, как же, — пришли поплакать над моим гробом. Ну, или рядом с ним, какая разница.

Я даже краем уха слышала разговоры о том, чтобы повесить мое фото в траурной рамке в главном коридоре прямо рядом со стеклянной витриной с баскетбольными и футбольными призами. (Как школьная чирлидерша могу смело заверить вас, что в футбол мы играем отстойно, и, если взглянуть на награды, то мы делаем это отстойно аж с 1933 года).

Это плохо прозвучит, но если быть честной до конца, то я даже почувствовала небольшое облегчение от того, что умерла. Не сразу, конечно. Отойдя от первоначального шока, я некоторое время страшно злилась. Впрочем, вряд ли кто-то будет в хорошем настроении после ночи в морге в компании со своим мертвым телом. Все, о чем я тогда думала — чего мне будет не хватать. Больше никакого горячего мороженого с фруктами, уплетаемого втихомолку? Больше никаких поцелуев? Или чего пострастнее? Я померла долбаной девственницей! Вот уж чего не ожидала, так не ожидала.

Но на следующее утро я очнулась на Хэндерсон-стрит, ощущая на лице тепло солнца и слыша над собой рев автобусных моторов, и осознала кое-что еще. Что есть много чего такого, о чем я не буду скучать. Меня пугала мысль об университете, о том, что нужно будет начинать все сначала, снова всех очаровывать и соревноваться с такими же как я девчонками из окрестных школ… брр, все это жутко выматывает. Теперь же мне совершенно не нужно об этом беспокоиться. Моя популярность навечно застыла на самом своем пике. Такое ощущение, будто я пересекла финишную черту на беговой дорожке, по которой даже и не знала, что бегу. Я умерла прежде, чем смогла разрушить свою жизнь, так что моя смерть была неожиданной, но в какой-то степени прикольной.

Возвращаясь к тому, о чем я говорила ранее — после вчерашнего впечатляющего проявления скорби, я не могла дождаться, когда же увижу, чем удивят меня мои друзья. Было ли у моих одногруппниц по команде поддержки Эшли Хикс и Дженнифер Майер время для того, чтобы вылепить из свечного парафина скульптуру в виде моего лица, которую они обсуждали между всхлипываниями и рыданиями?

Я прибавила шагу, желая дойти до главного коридора до того, как ученики заполонят остальные после школьного звонка. Все эти проходящие сквозь меня тела (они же не видят меня, чтобы обходить, а я не могу постоянно от всех уворачиваться) действуют нервирующе.

Но первый тревожный «звоночек» прозвучал для меня, когда я еще даже близко не подошла к главному коридору. Пересекая автомобильную стоянку, я заметила, как Кэти Гуд — популярная десятиклассница, сидящая в третьем ярусе столиков кафе — украдкой оглядевшись, стянула с левой руки повязку с моим именем и бросила ее.