Королева Варваров - Дмитрий Суслин

— Помогите мне встать, — наконец произнес Лукреций, к которому сразу же подскочило несколько услужливых рабов. Они тут же поставили его на ноги. — Я уже стою?

Вопрос относился к курчавому рабу с распухшими губами.

— Да, мой господин, — ответил тот.

— Хорошо. Тогда пусть кто-нибудь разомнет мне спину, а то мне кажется, что ее у меня нет.

Тут Пузо, растолкав всех в стороны, первым поспешил к Лукрецию. Его тело тряслось при ходьбе, как студень. Он осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулся к сгорбленной спине старика, и несколькими движениями рук помассировал тело Лукреция. Затем знаменитый доносчик, приподняв и опустив плечи, произнес:

— Довольно! Теперь намного лучше.

На старика накинули простыню, и, придерживая с двух сторон, повели в дом. Толстяк, как резвый поросенок, бежал впереди. Лукреций не был больным человеком. Он не страдал от неизлечимой болезни, которая парализовала его движения, просто он настолько привык к тому, что его опекают рабы, что даже о мелочах он осведомлялся у слуг. Подкрепившись после сна вином и жареной рыбой, своей излюбленной едой, Лукреций велел принести кресло в портик, где он собирался провести подсчеты своих доходов и расходов за месяц.

Настроение у Лукреция было приподнятым, и этим решили воспользоваться рабы, которым в тот день выдали особенно скудный паек. Они решили просить добавки. Вожаком был выбран Бурсен, галл по национальности, месяц назад купленный на торгах, устраиваемых государством при распродаже пленников.

Когда Лукреций отпустил вилика, который отчитывался перед ним раз в неделю, и приказал ему почесать себе спину, на портик ввалилась толпа совершенно нагих рабов.

Господин удивленно поднял брови, и с любопытством уставился на невольников. На миг наступила тишина. Около тридцати человек стояли перед Лукрецием. Вперед выступил Бурсен. На исхудавшем лице галла застыла гримаса мольбы и скорби.

— Что вам от меня надо? — спросил Лукреций.

— Мой господин, мы голодаем, одежды на нас уже давно нет. У некоторых остались лишь жалкие лохмотья. Мы просим тебя, чтобы ты кормил и одевал нас так же, как другие господа своих рабов.

Лукреций недовольно поморщился. Когда ему говорили о недостаточном рационе его слуг, он всегда подсчитывал в уме возможность увеличения расходов на содержание рабов, и всякий раз приходил к выводу, что намного дешевле покупать новых работников вместо умерших при таком мизерном пайке рабов. Бывало, он прибавлял немного на содержание рабов, но потом опять снижал норму. Но на этот раз он придумал другое средство, как накормить эту толпу, стоявшую перед ним.

— Вы говорите, что хотите есть? Вам нечем прикрыть свою наготу? Клянусь Юпитером, вы лжете! Посмотрите вокруг себя! Вы что не знаете, что рядом с моей виллой проходит дорога в Рим? Да не одна к тому же. День и ночь по ней двигаются обозы с продовольствием, идут путники, вот уже и еда, и одежда. Там есть, где поживиться. Ступайте же от меня и добывайте сами себе пропитание. А если вас поймают и пригвоздят к кресту, как воров, на то воля богов. Умный же и ловкий не попадется.

Он махнул рукой, дав знак всем удалиться.

Бурсен сиял. Господин дает им право промышлять на дорогах. Галл развернулся, предварительно низко поклонился хозяину, и, уводя за собой своих товарищей, пошел прочь. А Лукреций откинул голову на спинку кресла и блаженно закрыл глаза.

«Надо было приказать их высечь», — подумал он.

…Месяц висел в небе, словно краюшка хлеба. Он был тусклым и бледным, и земли Лукреция тонули во мраке. Его поместье было огромным. Поля и сады раскинулись на большом пространстве, занимая великолепные плодородные земли. До Рима было рукой подать. Там суета, а здесь покой и благодать. Шум дорог, пролегающих мимо дома знаменитого доносчика, не тревожит обитателей этих мест. И ночью можно услышать лишь дыхание природы…

Дорога белела в темноте. На ней было тихо и пусто. С правой стороны дороги чернел подлесок, напоминавший собой человеческое сердце. Из уст в уста передавалась легенда, что когда-то, возвращаясь из боевого похода, молодей патриций, имя которого никто не запомнил, встретил здесь прекрасную девушку, дочь благородного господина. Любовью воспылали они друг к другу, как только встретились их взгляды. Судьба соединила их вместе и даровала счастье пронести любовь через всю жизнь. В память об этом месте, молодой патриций вырубил обширный лес, тянувшийся вдоль дороги, оставив лишь небольшой подлесок. Местные парни и девушки посещали этот уголок земли, ибо по поверью он считался, дарующим любовь. Давно это было…

Лукреций запретил ходить сюда. Но разве остановишь страдающих от разлуки людей, которые тайком пробирались в это место, в эту священную рощицу. Именно сюда привел Бурсен своих товарищей. На что надеялись эти несчастные невольники? На то, что пройдет по этой кирпичной дороге одинокий, странник? Или прогромыхает повозка, не охраняемая вооруженными людьми? Вряд ли это было возможно. Но чувство голода не знает сомнений. Оно гонит дрожащих от ночного холода рабов на дорогу, чтобы добыть кусок хлеба.

Многие захотели пойти грабить путников. Но Бурсен отобрал лишь самых крепких, пообещав другим часть добычи. Двадцать пять рабов замерли среди буковых деревьев. Невероятно! Но не прошло и четверти часа, как на дороге появилась повозка. В ней ехали два подвыпивших крестьянина, горланивших во все горло незатейливую песню. Колымага двигалась на Тускулу, город, где предстоял ярмарочный день. Видимо крестьяне везли на продажу птицу, потому что неожиданно из повозки раздалось гоготание гуся. Скрипя колесами, повозка приближалась. Возница не обращал внимания на лениво шедших волов. И те, не понукаемые хозяином медленно ступали копытами по дороге. Его сосед кроме пения еще и посвистывал, хлопая себя, по коленям жирными руками. Лица их темноте были неразличимы, но ясно было, что они хорошо гульнули в одном из придорожных трактиров.

Комок подступил к горлу Бурсена, когда повозка поравнялась с его шайкой. Но, совладав с волнением, галл громко свистнул, и на дорогу выскочили, на все готовые, рабы.

Один из крестьян, тот, что был похож на бочонок с вином, от неожиданности поперхнулся, когда в очередной раз затянул один и тот же припев и свалился с колымаги. Попытавшись встать на ноги, он завопил на все окрестности. Но звать на помощь было уже бесполезно. Удар дубинки свалил его на землю. Убивать его не собирались. Достаточно было оглушить, чтобы порыться в одежде в поисках нескольких медных монет. Второй, крестьянин, правивший волами, оторопело глядел на то, что творилось вокруг. Он попытался подстегнуть своих медлительных, животных, но те давно отвыкли от быстрого бега и на удары шеста лишь взмахивали хвостами. От страха кучер вжался в сидение, обхватив голову руками. Его стащили на землю и моментально связали.