«…Истинно свободны будете». Размышления о свободе в контексте российской Евангелическо-Лютеранской Церкви - Антон Тихомиров

Очень часто можно услышать фразу: «Да, свобода. Но ведь она должна иметь какие-то границы». А дальше идет, как правило, и вовсе сакраментальное: «Свобода – это не вседозволенность!» С библейской точки зрения свобода есть вседозволенность. Апостол Павел пишет вполне однозначно: «Все мне позволительно, но не все полезно». Мне позволительно все! Нет никакой внешней ограничивающей меня инстанции, кроме естественных, физических пределов (вроде способностей моего тела), а также соображений здравого смысла (полезно мне какое-либо действие или нет). Лютер исходит из такой же позиции: христианин абсолютно свободен. Это первый и исходный пункт. Это фундамент всех остальных размышлений.

Проблема заключается в том, что труднее всего постигнуть и принять как раз не рабство. Оно-то понимается как нечто само собой разумеющееся. Проблема в осознании этой (практически) абсолютной свободы. Но именно в ее утверждении и заключается главный смысл евангелическо-лютеранского вероисповедания. Таким образом, снова стоит повторить: именно подчеркивание свободы – суть евангелического вероисповедания. В этом его историческое призвание. В этом его особая роль среди иных церквей и религий. И не только среди них! Оно призвано свидетельствовать о свободе, звать к свободе и в мире политики, экономики, науки, в общественной жизни.

Итак, любая этика в евангелическом понимании должна, прежде всего, исходить из понятия свободы. Свобода является началом этики, началом христианства в целом! То «рабство», о котором пишет Лютер, является не неким ограничением свободы, а ее реализацией. Можно даже сказать, это рабство свободе! Понятия христианская вера и свобода неразрывно связаны.

3. Опыт Мартина Лютера

Наши размышления мы начали с понятия «вера». Но как же появляется она? В чем же ее сущность? Евангелическое христианство твердо знает: вера начинается с ситуации конфликта. Прежде всего, это конфликт с самим Богом. Причем слово «конфликт» является, пожалуй, даже слишком мягким. Речь идет о борьбе, о борьбе в буквальном смысле слова не на жизнь, а на смерть. Борьба с Богом – это древний библейский опыт. Достаточно вспомнить одну из самых драматических историй Ветхого Завета: встречу Иакова с Богом на реке Иавок, описанную в 32 главе книги Бытия. Эта встреча произошла в форме тяжелой и долгой борьбы. Очевидно, что такой образ не случаен. Ведь в борьбе, как и в танце, как и в любовном акте, партнеры особенно тесно соприкасаются, ощущают друг друга, реагируют на малейшие движения друг друга. Опыт борьбы – это опыт интимнейшего, глубочайшего контакта. Итак, именно борьба с Богом – это первый и фундаментальный опыт богопознания.

В евангелическом, протестантском понимании эта борьба, этот конфликт является предельно острым. Лютеранство учит: прежде всего Бог обращается к нам через закон, то есть через всю совокупность своих требований к человеку. Этот закон сокрушает и уничтожает человека во всех его попытках самому оправдаться перед Богом, достичь спасения и совершенства.

Как и почему так происходит, нагляднее всего мы можем проследить в жизни и богословском опыте самого Мартина Лютера.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Борьба Иакова

В максимально упрощенном виде западное средневековое учение об оправдании, которое было ему знакомо по университету и монастырю, можно изложить следующим образом: спасен (то есть избавлен от вечного проклятия в аду) будет всякий, кто истинно, глубоко и искренне покается перед Богом в своих грехах. Покается причем не столько из-за страха перед наказанием, сколько из любви к Богу! Заметим, что подобные воззрения очень типичны и для современной церкви. Пожалуй, большинство современных проповедников, независимо от своей конфессиональной принадлежности, придерживаются подобного мнения. Покаяние, впрочем, может заменяться на некие другие «минимальные» требования, например, «обратиться к Иисусу», «признать Христа личным Спасителем», «сказать «Да» Богу» и т. п. К сожалению, достаточное количество подобных проповедников можно встретить и внутри лютеранской церкви.

Стоит заметить, что в православном богословии вопрос ставится иначе. Однако и в нем спасение – дело во многом самого человека. Не случайно использование в церковной терминологии самого этого слова «спасаться» (то есть буквально спасать себя).

Для человека с особенно чуткой и ранимой религиозной совестью подобное учение в любой своей форме неизбежно становилось (и становится до сих пор!) источником постоянных тревог и метаний: никто не может быть уверен в том, что он действительно покаялся в своих грехах должным образом и тем самым оправдался перед Богом. Никто не может быть уверен, что он достаточно сделал для своего оправдания. Поэтому и во времена Лютера ни один человек не знал точно, окажется ли он проклятым или спасенным. Таким образом, любой восприимчивый к религиозным вопросам человек был обречен пребывать в постоянных сомнениях, самокопании и внутренних терзаниях.

Мартин Лютер и был одним из таких людей. Сам он описывает свои размышления и терзания как «поиски милостивого Бога». Вопрос, которым мучается Лютер, можно свести к следующему: «Да, я знаю, что буду прощен, если искренне покаюсь. Но откуда я знаю, что мое покаяние истинно, что оно достаточно?» Более того, поскольку Бог требовал покаяния, угрожая за невыполнение этого требования адом, то раскаяться в своих грехах из любви к Богу становилось невозможным: как можно любить из-под палки?

После долгих размышлений и различных вариантов ответа Лютер приходит к следующему убеждению: «Я не знаю, истинно ли мое покаяние или нет. Вернее, я знаю, что оно совершенно не истинно. Но мне сказано, что Христос умер за меня, что Бог прощает меня ради Него. И вот на это я и буду уповать». Теперь верующий должен возложить свое упование не на свои внутренние качества (что бы под ними ни понималось: покаяние, смирение, вера, набожность, духовность), а на жертву Иисуса Христа. Уповать не на себя, не на свои духовные достижения, а только на незаслуженную милость Бога, явленную во Христе – вот суть реформаторского прорыва Мартина Лютера.

Теперь нужно смотреть не на то, что я должен сделать для своего спасения, а на то, что Бог во Христе уже сделал для меня. Все попытки умилостивить Бога отныне нужно понимать как бессмысленные и даже вредоносные, ведь они отвлекают от того, чтобы полностью довериться Христу. Понятно, что такие взгляды приводят к пересмотру отношения ко многим областям церковной жизни. Все, что раньше казалось крайне важным, теперь отступает на второй план.

4. Закон и грех

Таким образом, в центре евангелическо-лютеранской теологии оказывается учение об оправдании по милости Божьей (по благодати) через веру. Конкретизировать и развить его можно через принципиальное различение между законом и Евангелием. Согласно лютеранскому вероучению, Бог говорит с человеком двумя совершенно разными способами. Эти способы именуются: закон и Евангелие. Закон и Евангелие, по классической лютеранской теологии, – это два принципиально различных Слова Божия, два совершенно разных образа, при помощи которых Бог обращается к людям.

Закон, о котором мы уже упоминали, это все требования, которые Бог предъявляет к людям (как в Писании через записанные заповеди, так и через голос совести, например). У закона есть две функции (в классической терминологии – «два применения»). Во-первых, закон – это нравственные ориентиры, которые помогают людям обустраивать свою жизнь на земле, делать ее более комфортной, наполненной, радостной. Об этом мы поговорим подробнее чуть позже.

Второе же «применение» закона возникает тогда, когда он воспринимается как путь спасения. Когда у человека возникает ощущение, что достичь благоволения Божьего, обрести вечность, спастись он может через исполнение заповедей. Но здесь необходимо опять вернуться к уже сказанному: заповеди заведомо невыполнимы! Главной из них является требование превыше всего любить Бога. Но полюбить по приказу просто невозможно. Особенно если за этим приказом следуют угрозы адом! Можно изо всех сил стремиться угодить Богу, изображать любовь к Нему и т. д., но о самой любви речи быть не может. Тем самым закон показывает человеку всю его несостоятельность и греховность, а также приоткрывает ему невероятную святость Божью, которая человеком, находящимся под законом, воспринимается как страшная угроза.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Моисей со скрижалями законов

Таким образом, единственное полезное, что может закон – это довести человека до отчаяния. В этом его главное значение.

Закон показывает человеку, что никакие его дела, никакие его качества и усилия не могут ему помочь приблизиться к Богу, бесконечно далекому в своей святости. Никакое исполнение закона (даже если бы оно формально было возможно!) не может привести человека к Богу, а способно лишь показать ему, насколько он, человек, от Бога далек.