Атомный поезд - Данил Корецкий

— А? Что? Да, да…

Голос был таким, что водитель обернулся.

— Вам плохо? Ещё чего не хватало… У меня совершенно нет времени!

Сейчас у тебя появится время. Распахнётся дверь, ловкие жёсткие руки выбросят пойманного шпиона на дорогу, наденут наручники. А водитель превратится в важного свидетеля, он будет испуганно оправдываться и проклинать ту минуту, когда посадил в машину замаскированного врага!

Мысли шевелились вяло, как засыпающие рыбы. Осознание краха всей жизни парализовало ожиревшее тело. Зачем он связался с ними? Чего ему не хватало? Он достиг вершин, получил солидную должность, генеральские погоны… Теперь придётся падать с высоты: позор, мучения, смерть…

— Правда, я не могу вести вас в больницу. Хотите, я посажу вас на скамейку? На воздухе вам станет лучше…

Никто не распахивал двери, не крутил ему руки, не звенели наручники. Оцепеневшее сознание сделало вывод: значит, его не запеленговали! Надежда подействовала, как укол стимулятора.

— Да, да, я выхожу. Мне уже лучше. Вот, возьмите, — он сунул сотенную купюру в мгновенно подставленную ладонь.

Дверца захлопнулась, «Волга» резко взяла с места и исчезла в плотном транспортном потоке.

Нетвёрдыми шагами он отошёл от края тротуара, тяжело опёрся на книжный лоток.

— Что случилось? — розовощёкий парень по другую сторону прилавка наклонился вперёд, принюхиваясь — не пьяный ли…

— Ничего, ничего…

Он выпрямился. Разгорячённое лицо обдуло ветром, сознание прояснилось. Под внимательным взглядом продавца человек в дублёнке сунул в рот таблетку нитроглицерина и перевёл дух.

— И-и-и, богатые тоже болеют, — откуда-то сбоку выдвинулось лицо старушки. — Когда деньги есть, и лечиться легче. Но и деньги не всегда помогают…

Дав ей пятьдесят рублей, генерал направился к метро и затерялся в бурлящей толпе.

Шпаковская — небольшая станция под Ставрополем. Но значение для железнодорожных перевозок она имеет немалое, потому что именно здесь расходятся пути составов, идущих на Кавминводы и на столицу Калмыкии. Здесь переформировываются пассажирские поезда и товарняки, перетаскиваются от одного состава к другому купейные и плацкартные вагоны, цистерны и грузовые платформы. Например, вагон «Краснодар — Элиста» отцепляется от поезда «Адлер — Кисловодск» и, простояв на свободном пути два часа, прицепляется к скорому «Москва — Элиста».

Пассажиры в ожидании курят у обездвиженного вагона, прогуливаются взад-вперёд по выщербленной платформе, а наиболее отчаянные отправляются обследовать станцию, покупать пиво в буфете или фрукты для симпатичных попутчиц. Делают это, как правило, молодые бесшабашные люди, которые не боятся отстать от поезда. Пассажиры постарше и поопытней предпочитают не отходить от вагона, потому что научены жизнью и знают: расписание расписанием, но всегда надёжней не отдаляться от своих вещей и гарантированной плацкарты, ибо пути господа и железнодорожных, как, впрочем, и любых других властей, неисповедимы. А неожиданности если и случаются в жизни, то всегда неприятные. Здесь они на сто процентов правы.

В тихий майский вечер из громкоговорителей станции Шпаковская металлически громыхнул напряжённый голос диспетчера: «Внимание, пассажиров вагона „Краснодар — Элиста“ просим срочно занять места в вагоне в связи с маневровыми работами!»

Объявление повторили, через минуту раздалось следующее: «Граждане пассажиры, в связи с производством маневровых работ на первом и втором пути просьба отойти от края платформы и соблюдать осторожность при передвижении по станции!»

От идиллической тишины и спокойствия провинциальной станции вмиг ничего не осталось: оживлённо заговорили служебные рации, с короткими гудками суетливо засновали по путям два маленьких маневровых тепловоза, высыпали на рельсы бригады путевых рабочих в оранжевых жилетах, с красными и жёлтыми флажками, тяжёлыми железнодорожными фонарями и короткими аварийными ломиками.

Прицепной вагон стали перегонять в отстойник, за ним от здания вокзала испуганно бежали искатели приключений с пивом и горячими пирожками. Они прыгали через рельсы, скакали через шпалы, ныряли под колёса маневрового тепловозика, нацеливающегося увести со второго пути грузовой состав. Отстав от молодых попутчиков и проклиная себя за глупость и неосмотрительность, тяжело шкандыбал вдоль платформы пожилой дядечка с растрёпанной седой шевелюрой, в пижаме, шлёпанцах и с двумя бутылками «Балтики № 3», бережно прижимаемыми к груди. Ему в основном и доставались возмущённые гудки тепловозика, матюки рабочих и свистки дежурного по перрону. Он вжимал голову в плечи, прятал глаза и ещё сильнее прижимал к груди пиво.

Наконец сумятица улеглась, первый и второй пути освободили, путевые бригады простукали звонко отзывающиеся рельсы, проверили стрелки, диспетчер уже спокойно произнёс в многоваттный динамик стандартную фразу: «Граждане пассажиры, будьте внимательны и осторожны, по первому пути проследует состав поезда!»

Вдоль перрона, сбавив скорость, но ходко проследовал пассажирский состав. Он был не совсем обычным. Не стояли на площадках новеньких синих вагонов ладные проводницы с флажками в руках, не глазели на очередную станцию заспанные отпускники и утомлённые дорогой командировочники, не шипел сжатый воздух и не скрипели прижимаемые им к колёсам тормозные колодки. Поезд с наглухо закрытыми занавесками окнами и запертыми дверями не остановился и, лишь только миновав центр станции, принялся набирать скорость. «Москва — Элиста» — читали железнодорожники и пассажиры на белых эмалированных трафаретках, которые на самом деле были двойными и на оборотной стороне имели надпись «Москва — Кисловодск». Трое путевых рабочих проводили хвост поезда задумчивыми взглядами.

— Дядя Федор, а чего это московский на час раньше идёт? — спросил замызганный парнишка в порванном оранжевом жилете у своего седоусого наставника. — И прицепной вагон не взял…

Дядя Федор промолчал, вместо него ответил Сашка Яковлев.

— Это не тот московский, это литерный, он вне расписания идёт. Где ты видел такие короткие составы? Салага ты, Генка. Головой думать надо. Беги лучше чайник включай, там небось совсем всё остыло…

Через несколько минут в маленькой обшарпанной комнате дорожного резерва разговор продолжился.

Чайник закипел по новой, надкусанные бутерброды заветрились, но путевые рабочие не придают значения подобным мелочам, поэтому как ни в чём не бывало продолжили трапезу.

Федор Бичаев на правах старшего неспешно снял с электроплитки вскипевший чайник, налил бурлящей воды в три гранёных стакана, сыпанул «Краснодарского байхового» — себе и напарнику Сашке Яковлеву побольше, ученику Генке поскупее, крякнув, сел на неустойчивую колченогую табуретку.

— А кого он возит, этот литерный? — спросил Генка, шмыгая носом.

Бичаев, который много повидал в жизни и в молодые годы имел прозвище Бич, в очередной раз промолчал. С лёгкой усмешкой выудил из кармана спецовки измятую пачку «Беломора», дважды сжал шершавыми пальцами мундштук папиросы, не торопясь закурил.

— Кого, кого, — отозвался Яковлев. Он считался человеком несерьёзным, оттого и звали его на шестом десятке Сашкой, как мальчишку. — Кого надо, того и возит. Лет двадцать назад литерных много было, потом пропали. Теперь вот опять объявились.

— Так кто в них ездит-то? — не унимался Гена Аликаев, недавний десятиклассник, привыкший к ясности и однозначности школьных уроков.

— Того нам знать не положено, — отхлебнул горячего чаю Яковлев.

— Это же спецпоезд. Может, из правительства кто… Или иностранцы. Шут его знает, одним словом. Люди разное болтают…

— А чего болтают-то? — не на шутку заинтересовался Генка. Он даже забыл про бутерброд.

— Один мужик клялся, что занавесочка отодвинулась, а там — Сам! Улыбнулся ему и даже рукой помахал.

Бич снова крякнул, на этот раз неодобрительно.

— Семена Маркелова весь город знал, брехун, каких мало, — сказал он, выпуская в сторону сизый ядовитый дым.

— А кто не брехун? — возразил Сашка. — Не приврёшь, красиво не расскажешь! Только обычно как — раз приврал, два, ну три, — потом брехня и забылась. А Маркелов эту историю сто раз повторял. Зачем столько врать-то?

— Сто раз! — недовольно повторил Бичаев. — И доповторялся! Пришли к нему ночью ангелы в фуражках, весь дом вверх дном перевернули, а потом засунули в «воронок» и увезли. Восемь лет отмотал за свои повторы!

— Да ты что, Бич! — возмутился Сашка. — Он за кражи пошёл! Тогда целую группу сцапали — сцепщики, маневровщики… Им диспетчер наводки давал, а они вагоны с ценным грузом потрошили!

— За кражи, — по-прежнему недовольно пробурчал Бичаев. — Много ты знаешь. Он там особенно и замешан не был. Я думаю, за болтовню ему срок вкатили! «Самого видел, мне Сам рукой помахал!» Вот и доболтался!