Черная стрела (Пер Репина) - Роберт Стивенсон

— Нет, — сказал Дик, — всякий, кто пойдет, будет получать по шесть пенсов в день, а стрелки по двенадцать.

— Если останутся живы, — возразили женщины, — то хорошо; ну, а если умрут, тогда, что, мастер?

— Нет лучше смерти, как за своего законного господина, — сказал Дик.

— Он вовсе не мой законный господин, — сказал молодой парень. — Я был приверженцем Уэльсингэмов, как и все, что живут по Брайерлейской дороге, вот уж два года. А теперь должен быть на стороне Брэклея! Так повелел закон! Неужели же это естественно? Тут у меня и сэр Даниэль, и сэр Оливер, который более знаком с законом, чем с честностью, — а я считаю, что у меня нет другого законного господина, кроме бедного короля Гарри Шестого, да благословит его Господь, бедного простака, не умеющего отличать своей правой руки от левой!

— Ты злоязычен, друг, — заметил Дик, — и сразу говоришь плохо и о своем добром хозяине, и о его милости короле! Но король Гарри — хвала всем святым! — пришел в себя и желает, чтобы все устроилось мирно. Что же касается сэра Даниэля, то ты очень храбр за его спиной! Но я не буду сплетником… и довольно.

— Я не говорю ничего дурного о вас, мастер Ричард, — возразил крестьянин. — Вы еще мальчик, а вот когда вырастете, то и очутитесь с пустым кошельком. Больше ничего не скажу; святые да помогут соседям сэра Даниэля, а Пресвятая Дева тем, кого он опекает.

— Клипсби, — сказал Ричард, — я по чести не должен слушать того, что вы говорите. Сэр Даниэль — мой добрый господин и мой опекун.

— Ну, отгадайте мне одну загадку, — возразил Клипсби. — На чьей стороне сэр Даниэль?

— Не знаю, — проговорил Дик, слегка краснея, потому что его опекун постоянно в это смутное время переходил с одной стороны на другую, и каждая перемена сопровождалась увеличением его состояния.

— Ага! — возразил Клипсби. — Этого не знаете ни вы, ни один человек на свете. Потому что он из тех, что ложится спать приверженцем Ланкастерского дома, а встает защитником Йорка.

Как раз в это время на мосту раздались звуки железных подков; все обернулись и увидели Беннета Хэтча, который галопом приближался к ним. То был смуглый человек с сединой в волосах, с тяжелой рукой и суровым лицом, вооруженный копьем и мечом, в стальном шлеме и кожаной куртке. Он был великий человек в своей местности, правая рука сэра Даниэля в мирное и военное время; теперь, благодаря стараниям своего господина, он был назначен начальником отряда из ста человек.

— Клипсби, — крикнул он, — отправляйся к Моот-Хаусу и пошли туда же и остальных лодырей. Боуер даст вам шлемы и кольчуги. Мы должны отправиться до захода солнца. Смотри же: сэр Даниэль расправится с тем, кто опоздает к сбору. Смотри хорошенько! Я знаю, что ты негодный человек! Нанс, — прибавил он, обращаясь к одной из женщин, — что, старик Аппльярд в городе?

— Ручаюсь, что нет, — ответила женщина, — наверное, в поле.

Группа рассеялась: Клипсби лениво побрел по мосту, Беннет и Шельтон поехали вместе по дороге через селение и мимо церкви.

— Увидите старого ворчуна, — сказал Беннет. — Он употребит на воркотню и восхваление Гарри Пятого более времени, чем нужно человеку для того, чтобы подковать лошадь. И все потому только, что принимал участие во французских войнах!

Дом, к которому они направлялись, стоял в конце селения, среди кустов сирени; за ним с трех сторон шли поля, доходившие до опушки леса.

Хэтч сошел с лошади, бросил повод на изгородь и пошел по полю вместе с Диком к старому солдату, который, стоя по колена в капусте, рыл землю, напевая по временам надтреснутым голосом отрывки песен. Вся одежда его была кожаная; только капюшон и пелерина были из черной байки и завязывались чем-то красным; его лицо походило на скорлупу грецкого ореха как по цвету, так и по бороздам. Но старые серые глаза были еще ясны, и зрение не ослабло. Может быть, он был глух, может быть, считал недостойным старого стрелка, участвовавшего в битве при Азинкуре, обращать внимание на такую помеху, но ни тревожные звуки колокола, ни приближение Беннета и юноши, по-видимому, не произвели на него никакого впечатления. Он продолжал упорно рыть землю и напевать слабым, дрожащим голосом:

«И если, о, леди, твоя будет милость,Молю, пожалей обо мне»…

— Ник Аппльярд, — сказал Хэтч, — сэр Оливер кланяется вам и просит вас сейчас же прийти в Моот-Хаус, чтобы принять командование над гарнизоном.

Старик взглянул на пришедших.

— Здорово, господа! — усмехаясь проговорил он. — А куда же отправляется мастер Хэтч?

— Мастер Хэтч отправляется в Кеттлей со всеми, кого мы только можем посадить на коня, — ответил Беннет, — по-видимому, там ожидается битва, и милорд нуждается в подкреплении.

— В самом деле? — сказал Аппльярд. — Ну, а сколько же человек оставляете вы мне?

— Я оставляю вам шесть добрых молодцев и сэра Оливера в придачу, — ответил Хэтч.

— Так не удержать нам позиции, — сказал Аппльярд, — недостаточно людей. Нужно человек сорок.

— За этим-то мы и пришли к тебе, старый ворчун, — ответил Беннет. — Кто другой, кроме тебя, мог бы сделать что-нибудь в таком доме и с таким гарнизоном?

— Ага! Когда жмет где-нибудь, то вспоминают и о старом сапоге, — заметил Ник. — Никто из вас не умеет сидеть на лошади или управляться с алебардой; а что касается стрельбы из лука — Святой Михаил! Если бы ожил старик Гарри Пятый, он встал бы перед вами и спокойно позволил бы вам стрелять в него по фартингу за выстрел.

— Ну, Ник, найдутся еще и теперь люди, умеющие хорошо натянуть тетиву, — сказал Беннет.

— Хорошо натянуть тетиву! — вскрикнул Аппльярд. — Да! Но кто же умеет хорошо стрелять? Тут нужен и глаз, и голова на плечах. Ну, что ты назовешь хорошим выстрелом, Беннет Хэтч?

— Да вот тот, который попадет отсюда в лес, — ответил Беннет, оглядываясь вокруг.

— Да, это довольно хороший выстрел, — сказал старик, оборачиваясь, чтобы взглянуть через плечо. Вдруг он прикрыл глаза рукой и уставился вдаль.

— На что это вы смотрите? — спросил, хихикая, Беннет. — Уж не видите ли Гарри Пятого?

Ветеран молча продолжал смотреть на холм. Лучи солнца ярко освещали луга на его склоне; несколько белых овец щипали траву; все было тихо, только издали доносился звук колокола.

— Что такое, Аппльярд? — спросил Дик.

— Да вот птицы, — ответил Аппльярд.

И действительно, над деревьями леса, там, где он врезался в луга и заканчивался двумя чудесными зелеными вязами, на расстоянии полета стрелы от поля, где стояли разговаривавшие, стая птиц металась взад и вперед в очевидном беспокойстве.

— Что же с птицами? — спросил Беннет.

— Ах! — возразил Аппльярд. — Вот вы, словно умный, собираетесь на войну, мастер Беннет. Птицы — хорошие часовые; там, где леса, они являются в первых рядах сражения. Видите, если бы мы были не здесь, а в лагере, то можно было бы подумать, что нас выслеживают стрелки… а вы бы так ничего и не знали!

— Ну, старый ворчун, — сказал Хэтч, — самые близкие к нам воины в Кеттлее, под командой сэра Даниэля; мы здесь в безопасности, словно в лондонском Тауэре, а вы пугаете людей из-за нескольких зябликов и воробьев.

— Послушать только его! — со смехом сказал Annльярд. — Да сколько мошенников дали бы себе обрезать уши, чтобы только выстрелить в кого-нибудь из нас! Святой Михаил! Они ненавидят нас, словно хорьков, мой милый!

— Ну, по правде сказать, они ненавидят сэра Даниэля, — заметил Хэтч довольно сдержанно.

— Да, они ненавидят сэра Даниэля, но ненавидят и всякого, кто служит у него, — сказал Аппльярд, — и первым делом они ненавидят Беннета Хэтча и стрелка Николаса. Послушайте, если бы там, на опушке леса, появился здоровый малый, и мы стояли бы так, что ему было бы удобно целиться в нас, — вот как мы стоим теперь, спиною к лесу, — то как вы думаете, кого из нас выбрал бы он?

— Бьюсь об заклад, что вас, — ответил Хэтч.

— А я ставлю мой кафтан против кожаного пояса — он выбрал вы вас! — вскрикнул старый стрелок. — Вы сожгли Гримстон, Беннет; этого вам никогда не простят, мастер. Что касается меня, то, Бог даст, я скоро буду в мирном месте, вдали от всякого выстрела — как из лука, так и из пушки. Я старый человек и быстро приближаюсь к дому, где уготовано ложе. Но вы, Беннет, останетесь после меня на свою погибель и, если доживете до моих лет неповешенным, то, значит, угас истинный английский дух.

— Ты самый злой дурак во всем Тонсталле, — сказал Хэтч, очевидно раздраженный этими угрозами. — Собирайся-ка, прежде чем явится сэр Оливер, и перестань болтать хоть ненадолго. Если ты так же много разговаривал с Гарри Пятым, то уши. его были шире его карманов.

Стрела прожужжала в воздухе, словно большой шершень; она попала между лопатками старого Аппльярда, пронзила его насквозь, и он упал лицом в капусту. Хэтч подпрыгнул в воздухе с отрывистым криком, потом согнулся вдвое и побежал к дому. Дик Шельтон встал за кусты сирени и держал арбалет наготове, целясь в опушку леса.