Эликсир Купрума Эса (Художник Е. Медведев) - Юрий Сотник

Родю такой ответ не удовлетворил.

— Значит, по-твоему, так получается: пока в лаборатории занятия шли, голые окна Купрума Эса не беспокоили, а когда он один остался — раздражать начали. Нет, тут что-то…

Родя не договорил. Веня случайно взглянул в окно и вскрикнул почти во весь голос:

— Э!.. Луна!

Большая, чуть кособокая луна висела рядом с крышей дальнего двенадцатиэтажного дома. Родя бросился к трубе и стал наводить ее на луну, а Веня схватил журнал и стал рядом с ним, торопливо говоря:

— На! Смотри на карту и ищи. Чего-нибудь крупное для начала ищи. Во! Океан Бурь ищи!

И в эту минуту голоса взрослых послышались из передней.

— Родька! — почти закричал Веня. — Наши домой собираются. Смотри скорее и дай мне! Океан Бурь…

На пороге появилась Венина мама:

— Венька, ты знаешь, который час? Половина одиннадцатого!

— Мам!.. Сейчас! Ну сейчас!

Венина мама повысила голос:

— Вениамин, никаких «сейчас»!

— Все! Пока! — со вздохом сказал Веня и направился к двери.

Родя проводил друга, потом быстро постелил постель, разделся, вышел в одних трусах сказать родителям «спокойной ночи», вернулся в комнату и, погасив свет, продолжал свои астрономические наблюдения. Он хорошо запомнил, как выглядят самые большие темные пятна на карте Луны, однако ему пришлось попыхтеть, прежде чем он обнаружил с помощью трубы сливающиеся друг с другом Океан Бурь, Море Дождей и Море Ясности.

И все же Родя был доволен. Как ни была несовершенна его труба, а все-таки с ее помощью «океан» и два «моря» были видны яснее, чем невооруженным глазом. Ложась спать, Родя решил: на днях они с Веней пойдут и запишутся в научное общество. В секцию астрономии.

Глава вторая

В каждом классе есть свой силач, своя красавица и свой мыслитель. Бесспорным силачом в пятом «Б» был Лешка Павлов: он справлялся с любым мальчишкой в классе одной рукой. Мыслителем можно было назвать Родю, который постоянно «генерировал», как теперь выражаются, всякие увлекательные идеи. Красавицей была Зоя Ладошина. И не только красавицей: она еще была председателем совета отряда, и это свое положение Зойка ценила больше, чем положение первой красавицы в классе.

На следующее утро, когда Родя и Веня шли в школу, по другой улице шла туда и Зоя, шла не одна, а в сопровождении своего «актива» — так она называла шестерых ребят, окружавших ее. Время было раннее, и Зоя шла неторопливо, красиво вытягивая ноги в красных туфельках, чуть поводя при каждом шаге плечами, на которые спадали черные локоны. Неторопливо шагала и так же неторопливо говорила:

— Не знаю… Если меня даже и выдвинут снова председателем, я, наверное, все-таки откажусь.

Эта фраза вызвала у «активистов» негодование.

— Зойка! Ой!.. — пискнула Нюся Касаткина. — Ты с ума сошла!

— Зо-о-о-я! — протянула Соня Барбарисова. — Как тебе только не стыдно такое говорить!

— Не выдумывай, Зойка, давай лучше не выдумывай, не выдумывай! — забубнил толстый редактор стенгазеты Шурик Лопухов.

Зоя передернула плечами.

— Ну, граждане, почему все я да я? Надо же немножко отдохнуть! Как будто, кроме меня, никого не найдется, чтобы председателем быть!

— Ну, кто найдется? Ну, кто найдется? — снова запищала маленькая Нюся. — Думаешь, я? Так меня в собственном звене никто не слушается, вот!

Соня Барбарисова старалась говорить как можно убедительней.

— Зоя, ты вот подумай и пойми: из нас из всех никто таким авторитетом в отряде не пользуется, как ты. А остальные ребята в классе — так ты сама знаешь, какие они пассивные: ничего не хотят делать по общественной работе. — Соня угрожающе подняла палец. — Зоя! Вот увидишь: если ты не будешь председателем, вся работа замрет!

— Развалится вся работа, развалится работа, развалится! — загудел редактор.

Будь «активисты» чуть посмекалистей, они бы сообразили, что Зоя не собирается расставаться с постом председателя, что, наоборот, она весьма обеспокоена предстоящими на днях перевыборами совета отряда. Весь этот разговор она завела не для того, чтобы просто поломаться перед своими приверженцами, а чтобы узнать, сколь твердо они собираются отстаивать ее кандидатуру. Но Зою окружал народ простодушный, и, покосившись на ребят, она убедилась, что все они серьезно озадачены и огорчены. Маленькая Нюся шла опустив голову, держась двумя руками за ручку портфеля, который при каждом шаге бил ее по коленкам. Продолговатое лицо Сони Барбарисовой вроде бы еще больше вытянулось, а маленькие глазки редактора стали совсем круглыми.

Помимо Нюси, Шурика и Сони, Зою сопровождали еще трое: долговязый Жора Банкин и две беловолосые, почти безбровые сестры-двойняшки Настя и Катя Мухины. Они, по своему обыкновению, молчали, но вид у них тоже был огорченный. Ведь до сих пор эти ребята были очень довольны «мудрым» руководством Зои Ладошиной.

Школа номер двадцать восемь была новая, ребята учились в ней только первый год, поэтому выборы в пионерской организации проводили не прошлой весной, а в начале учебного года. Со старшей пионервожатой школе не повезло: она все время болела. Зато вожатая отряда появилась в пятом «Б» с первых дней сентября. Это была маленькая и очень энергичная девятиклассница, с быстрыми движениями и узким строгим лицом. Звали ее Дина Коваль. В то время она твердо решила посвятить свою жизнь педагогической деятельности. (До этого Дина так же твердо решила стать сначала юристом, потом врачом, потом художником-модельером.) Работа у нее на первых порах закипела. Дина сразу заметила в классе бойкую, властолюбивую Зою и предложила ребятам избрать ее председателем совета отряда. Зою избрали. Та в свою очередь предложила выбрать редактором стенгазеты Шурика Лопухова, потому что он неплохо рисовал, и Шурика выбрали. Остальных членов совета выбрали почти наобум, так как ребята еще мало знали друг друга.

Дина не стала заглядывать в журнал «Вожатый», чтобы узнать, какими делами можно увлечь пионеров. Она имела свои соображения на этот счет. У нее был брат-семиклассник, который грубил матери и ничего не хотел делать по дому, поэтому она первым делом решила воспитать в своих пионерах уважение к родителям и стремление во всем им помогать. Началась подготовка к сбору на тему «Моя семья». На заседании совета отряда Дина сказала, что в начале сбора должны будут выступить два человека: один на тему «За что я люблю своих родителей», а другой на тему «Как я помогаю маме». Вожатая считала, что после такого вступления ребята разговорятся и каждый поведает о том, за что он любит папу и маму и как он помогает по хозяйству.

— А если покритиковать еще кого-нибудь? — предложила Зоя. — Вот Генка Добровольский… он у нас в подъезде живет… так он ничего дома не делает, даже за хлебом его послать не могут.

Дина серьезно посмотрела на Зою:

— А тебя не зря выдвинули председателем. Очень дельное предложение. Кто еще хочет сказать?

Среди членов совета была маленькая, робкая Нюся Касаткина. Ей захотелось, чтобы вожатая похвалила и ее. Она подняла руку.

— А мо… а можно… — пропищала она, запинаясь от волнения, — можно, я выступлю на тему, как я помогаю маме? Я картошку чищу, за хлебом хожу, пол подметаю…

— Прекрасно! Вот и запишем это выступление за Нюсей. У кого еще будут предложения?

Среди членов совета был Веня.

— По-моему, скукота получится, — пробормотал он.

Дина выпрямилась на стуле:

— Как? Что ты сказал?

— Скукота получится. Ну, что мы — октябрята? «За что я люблю маму… Как я помогаю родителям…»

— Пожалуйста! Предложи что-нибудь интересней. Ну?

— Подумать надо, — сказал Веня.

— Ну что ж! Ты думай, а мы будем работать, правда, ребята? Критиковать да раздумывать всегда легче, чем действовать. Вера, а что ты скажешь?

— А? — спросила Вера Полозова. Она пыталась изобразить в тетрадке волка из мультфильма «Ну, погоди!» и ничего не слышала.

С тех пор Дина перестала называть Веру и Веню пионерскими активистами, хотя они и продолжали числиться в совете отряда.

Завербовать второго выступающего оказалось не так-то просто. К кому бы ни обращалась Зоя — все отказывались. Один говорил, что у него других дел по горло, другие называли тему выступления глупой, но почему они так считали — объяснить не могли. Наконец, дошла очередь до очень прилежной отличницы Сони Барбарисовой, которой ее пятерки доставались с большим трудом. Тут уж Зоя решила не отступать. На перемене она подошла к Соне сдвинув брови.

— Барбарисова, у меня к тебе такой вопрос: ты своих родителей любишь?

— Люблю. А что? — тихо спросила Барбарисова.

— Вот двенадцатого ты выступишь на сборе и расскажешь, за что ты любишь своих родителей.

— Зо-о-о-я! — протянула Соня. — Зо-о-о-я, но я же никогда не выступа-а-а-а-ла!