Самолётная судьба - Владимир Хлумов

- Царапина древняя, - равнодушным голосом пояснил я, - наверняка кто-нибудь до нас зонтиком случайно задел...

- Зонтиком, - возмутился черный человек. - Да я тут все обнюхал, целехонька была.

- Значит, не заметили, - отрезал я, а сам подумал: это же надо было заранее прийти специально обследовать самолет. А действительно, как это он успел меня опередить? Ведь его точно не было ни на регистрации, ни тем более на контроле. Откуда он вообще свалился на мою голову? А может быть, он специально здесь? Да, да, специально меня пугает. И костюм черный нарочно надел, и место мое занял, и бороду черную приклеил... Я бодренько самоиронизировал, но действовало плохо. С другой стороны, если он просто пуглив и настолько мнителен, что сводит случайные факты, и даже не факты, а так, подозрения, в основание главной гипотезы о ненадежности самолета, то вряд ли можно о всех подозрениях делиться с окружающими. Это ж сколько надо иметь мужества, чтобы лететь на обреченном самолете! Правда, не кричит он на весь самолет, разве что разок сказал погромче, а так все для меня одного, все для спокойного человека, с которым легче преодолевать трудности.

Тем временем самолет, трепыхаясь и болтаясь, пробивал толстый облачный слой. Леденец мой истаял, и уже начало пронзительно давить на уши. Я судорожно достал следующий и заодно предложил соседу.

- Спасибо, не люблю сладкое, - отказался черный человек.

- Я тоже не очень, но для ушей полезно, - оправдывался я.

- У меня прекрасная носоглотка, - он достал носовой платок и громко, со свистом высморкался. Кое-кто оглянулся, даже соседка спереди посмотрела на меня с отвращением. Я улыбнулся и пожал плечами. Она же отвернулась, шепнула что-то на ухо соседу, и они весело рассмеялись. Тут тряхнуло по-настоящему. Казалось, могучий гигант снаружи схватился ручищами за крылья и принялся вытряхивать душу из самолетного объема. Ударил колокол, с малиновым звоном посыпались осколки, справа по диагонали хлопнула крышка багажника и вниз полетели незакрепленные предметы.

- Щас как хряснет пополам, - нудел над ухом сосед.

- Значит, судьба, - процедил я сквозь зубы и, не закрывая глаз, опять увидел летящую трубу. Все ясно. Труба - чепуха, образ, но почему же она так сложно устроена? Для чего к ней приделаны эти липкие провода? Да и не провода, а такие прозрачные трубки, по которым струится жидкое вещество. Зачем, кто свел их воедино, как ему удалось так плотно упаковать нас в цилиндрическое пространство? Я потрогал розовый отросток соседки, он был теплый и слегка пульсировал.

- Судьба, говорите, - черный человек тоже потрогал розовый отросток. - Да, похоже. Наши судьбы протянуты из прошлого и сведены воедино здесь в салоне. И когда самолет хряснет пополам, в одно мгновение оборвется связь.

Вот как - прошлое и будущее связаны, напрямик, механически. Появилась бортпроводница, опутанная с ног до головы сиреневым удавом. Когда она подняла выпавшие вещи и попыталась закинуть их на верхнюю полку, я заметил, что удав впился ей под грудь, в то самое место, откуда она не могла достать звуковой сигнал.

- А не кажется ли вам, что фатум и авиакатастрофа несовместимы? - я решил отвлечь соседа умным разговором.

- Как это несовместимы? - он взглянул на меня с нескрываемым любопытством, но тут же перевел взгляд на бортпроводницу.

Останавливаться было нельзя, и я перешел в наступление:

- Посудите сами. Допустим, наш авиалайнер, - я специально перешел на высокий стиль, - потерпит крушение. - Черный человек хмыкнул со знанием дела. - Нет, обратите внимание, я лишь теоретически допускаю такую возможность. Итак, огромный серебристый лайнер разламывается как хлебный батон пополам и гибнут все пассажиры. - Господи, что я несу, пронеслось в голове. - Итак, что же означает гибель ста пятидесяти пассажиров с точки зрения фатума?

- Что? - не выдержал сосед.

- С точки зрения полной предопределенности судьбы это означает, что каждому из сидящих вокруг нас пассажиров на роду было написано погибнуть в авиакатастрофе.

- Правильно, - обрадовался черный человек.

- То есть у вас, у меня, и у той хорошенькой девушки с точеным профилем, - да бросьте вы этот шланг, - я шлепнул его по руке и неторопливо продолжал, - и у ее соседа, крутого затылка, и у стюардессы, и у всех наших попутчиков на руке нарисовано одно и то же: неудачный полет хмурым осенним утром. А теперь представьте, какова вероятность случайной встречи ста пятидесяти человек с одинаковой судьбой.

- Какова?

- Вероятность практически равна нулю.

- Значит, судьба. - Негодяй оказался сообразительным. Я отмерил его ненавидящим взглядом, с каким-то даже злорадством отметил толстый черный шланг, высунувшийся из-под черного пиджака соседа, и уточнил:

- Судьба судеб!

В тот же миг все пропало. Я моргал, тер глаза, но ничего не видел. Исчезло все, исчез сосед, исчез самолет, исчезла даже труба, нашпигованная траекториями человеческих судеб. Я испугался настолько, что перестал скрывать это. Да и от кого скрывать, все пропало, сошло на нет. Господи, за что? Я просто летел в командировку, по делу, по обязанности. Откуда все это наваждение, эта проклятая труба, эти приторные связи между прошлым и черт его знает чем... А теперь сплошная темень. А вдруг этот негодяй оказался прав, и мы-таки разбились, и теперь уже все кончено? Я присмотрелся. Кажется, стало светлеть. Во всяком случае, я почувствовал вокруг себя покатые круглые стены и понял, что нахожусь в длинном туннеле. Подозрение вскоре подтвердилось слабым мерцающим светом прямо по курсу. Да, я продолжал лететь, наверное, по инерции. Хотя, если я всего лишь моя душа, то при чем здесь инерция? На всякий случай пошарил вокруг себя в поисках связующих с прошлым приспособлений и обнаружил лишь аккуратно срезанный отросток. Все ясно: в плотном облаке мы столкнулись с встречным самолетом, мгновенная безболезненная смерть, и теперь наши души летят сами по себе в светлое благоустроенное место. Бледное мерцающее пятно по курсу быстро росло и вскоре превратилось в сверкающий до боли в глазах, освещенный прямыми солнечными лучами иллюминатор.

Мы прорвались, мы взлетели. Сияло утреннее солнце, тихо сопели движки, мы улетали подальше от слякоти и страха. Погасло, растворилось в летнем свете желтоватое напоминание. Мой черный человек, удивленно крутил головой, как будто не веря своим глазам. Я же благородно отмалчивался, наивно полагая, что теперь, здесь, по эту сторону облачного слоя, в почти безвоздушном пространстве он успокоится, а быть может, уснет. Но где там. Едва я попытался зажечь сигарету, как началось сызнова:

- Все-таки четыре двигателя надежнее, чем три. Если один откажет, не дотянем.

В ответ я звонко щелкнул замком ремня безопасности и невозмутимо откинул спинку кресла. Сигарету, скрепя сердце, спрятал обратно. Сосед же мой ремня не отстегнул, а наоборот, когда по микрофону объявили, что наш полет проходит на соответствующей высоте с соответствующей скоростью, а за бортом минус шестьдесят пять градусов Цельсия, затянул ремень потуже. Уснуть бы и проснуться на земле, размечтался я и вспомнил, как однажды проспал начало снижения и был навсегда раздавлен страхом перед болью в ушах. Да, не спится трусу. Я со стыдом вспомнил трубу и глупый разговор о судьбе. Неужели я испугался? Ну и что? Ведь как трясло. Трясло как обычно, просто не надо слишком сосредотачиваться. Я посмотрел на трещину в обшивке, и мне показалось - она стала пошире. Нет, ерунда, нужно отвлечься, нужно занять себя чем-нибудь несущественным, как это делает парочка впереди. Солнце прогрело внутренности самолета, стало тепло и даже жарко. Девушка сняла плащ и голым локотком касалась своего соседа. Может быть, не зря судьба их свела вместе? Может быть, судьба подарила их друг другу в воздухе в награду за что-нибудь хорошее там, в прошлом? А кого подарила мне судьба и за что?

Я поглядел краем глаза на соседа. Теперь наступила новая фаза. По тому, как ходили ходуном крылья его огромного мясистого носа, стало ясно он переключился на обоняние.

- Кажется, горим, - почти уверенно прошептало черное чудовище.

Я принюхался и отчетливо, даже при своей носоглотке, ощутил запах паленого.

- Ничего не слышу, - я приготовился к новому испытанию судьбы. Со стороны пилотской кабины открылась штора и появилась с побелевшим от страха лицом стюардесса. Она озабоченно, не удосужившись даже улыбнуться пассажирам, быстро прошла в хвостовую часть самолета. Запах усилился до таких пределов, что не признавать его существование было бы просто смешно. Потом сзади, по центру салона потянулась голубая прожилка дыма. Чуть позже еще и еще. Знакомая картина, мелькнуло в мозгу.

- Да, на сигаретный дымок-то не похоже, - с каким-то радостным самоистязанием пропел сосед, упреждая мои возражения. Что и говорить, не табаком пахло.

- Вот она, ваша судьба судеб, как вы изволили насмехаться, злодейка злодеек. Нет уж, пардон, я скажу по-другому: одна паршивая овца все стадо портит.