Физик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан

— Эх, — печально прошептал он, сплевывая таблеточную горечь. — Совсем, как чужие. Вот так…

Да, дожил. Супруга уже давно покинула его. В большой квартире, обстановка которой еще хранила созданный ею уют, остался совершенно один. Дочка, в которой они с супругой с детства не чаяли души и баловали, как только могли, около десяти лет назад уехала в столицу и с головой окунулась в новомодный дизайнерский бизнес. Сошлась с таким же, как и она, у которого на уме были одни лишь деньги. С той поры, всякий раз по приезду к отцу в гости, Николай Михайлович от нее слышал одно и тоже: кругом все плохо, люди быдло, никто ее не понимает, бизнес душат, работать не дают, никто не понимает ее гениальные идеи. Захлебываясь от восторга, она описывала свои проекты, которые удалось реализовать в каких-то закрытых поселках нуворишей: супердорогую отделку стен из ценных пород дерева, дорожки из редкого голубого мрамора, привезенные из Абхазии столетние лиственницы, какие–то безумные по вычурности арт-объекты. При этом она не забывала пожаловаться на свою жизнь, манерно кивая на свою «нищенскую» не брендовскую одежду, «бедняцкий» автомобиль, паршивый ежегодный отдых в Чехии и Черногории. Сидевший рядом с ней муж одобрительно кивал после каждого ее слова, не забывая приценивающимся взглядом окидывать квартиру.

— Как же мы так проглядели? — вздыхал Теслин, стоя у скамейки и уже, забыв, зачем он тут остановился. — Ведь ни в чем ей не отказывали. Хотели, чтобы у нее все было самое лучшее. Гэдээровскую говорящую куклу на день рождение — пожалуйста, югославские сапожки к выпускному — обязательно купим, деньги на ипотечный первый взнос — осилим. Что же с ней такое произошло? В кого же она превратилась? Или я, старый дурак, уже сошел с ума⁈

Вспомнился ему и единственный внук, Эдик, которого он видел, дай Бог памяти, всего три или четыре раза. Все эти случаи у него врезались в память так, что и сейчас стояли перед глазами. Взять, к примеру, его последний приезд сюда с полгода назад. Выпускной класс, уже взрослый считай. Гайдар в этом возрасте уже полком успел покомандовать, а он сам на заводе полторы взрослые смены пахал за лишний продуктовый паек. Приехал чистенький весь, ухоженный, с иголочки одет. Волосики аккуратно расчесаны, один к другому. Только неживой какой-то. Весь бледный, серый, как цемент. Часами ни с кем ни разговаривает. Уткнется, бывало, в свой телефон с лопату и что-то там смотрит. Он-то думал, что внук там что-то полезное высматривает: к школе реферат готовит, книгу какую-нибудь по литературе читает, физический опыт смотрит. Оказалось, не так! Уставившись в экран, внук какие-то кривляющиеся рожи рассматривал. Теслина, полюбопытствовавшего содержимым очередного ролика, едва сердечный удар не хватил от увиденного. На видео один подросток с нагловатой рожей давал задание второму съесть половину содержимого зубного тюбика с горчицей, а третьему — намазать лицо, руки и живот гуталином. На его вопрос о причине такого поведения, внук со смехом ответил о лайках и популярности.

После этого разговора Николай Михайлович долго не мог прийти в себя. Всю ночь он ворочался на кровати с бока на бок, вспоминая лица тех подростов. На какой–то миг ему показалось, что он заснул в одной стране, а проснулся совсем в другой. Не могли же люди так быстро измениться. Даже обезьяне, если верит старику Дарвину, потребовались сотни тысяч лет, чтобы чуть-чуть приблизиться к человекообразному облику. Здесь же за какой-то десяток лет случилась дикая деградация нескольких поколений, многие из которых, если судить по их поведению, практически полностью утратили человеческий облик.

— Ладно, хватит. Нагулялся, — Теслин с удивлением уставился на входную дверь в корпус; он даже не заметил, как оказался здесь. — Эх, с такими мыслями лучше и на улицу не выходить… К сожалению, другие мысли в последнее время и не приходят.

В этот момент из проходной, стоявшей в паре десятков метров правее, быстрым шагом вышел директор, моложавый мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Заметив Теслина, он тут же направился к нему.

— Михалыч, зайди-ка ко мне. Разговор есть, — он приглашающе махнул рукой в сторону. — Пошли, пошли.

Теслин молча кивнул. Директор сегодня выглядел как-то иначе, чем обычно. Обычно он проносился мимо, бросив на ходу что-то похожее на приветствие. Постоянно с кем-то нервно говорил по телефону, то и дело срывался на своих замов и главного бухгалтера. Лицо его находилось в непрестанном движении: дергались щеки, брови. Сейчас же, первый раз на памяти Теслина, директор выглядел расслабленным и умиротворенным.

— Проходи, Михалыч. Присаживайся. Хорошо тебя встретил, а то выговориться мне надо, — с этими словами он вытащил из своего шкафчика поднос с бутылкой коньяка и тарелочкой с нарезанным лимоном. — Давай, выпьем, — директор быстро разлил ароматную янтарную жидкость по рюмкам. — За свободу.

Теслин хмыкнул в ответ на такой тост, но предложенную рюмку взял.

— Пей, давай. От рюмки-то ничего не будет, — директор с выдохом опрокинул в себя рюмку. — Хороша… Михалыч, все. Кончилось. Купили наш завод.

Выпитый коньяк у Теслина едва колом в горле не встал от услышанного. Сотни раз они слышали от директора, что он вот-вот продаст свою долю в предприятии. Уже привыкли к этим угрозам. Всем казалось, что этот суетливый мужичок, который тут начинал с самых низов, будет на этом месте еще не один десяток лет. Ведь он здесь считался своим человеком, который выслушает и войдет в положение, если что.

— Кто? — единственное, что смог выдавить из себя Николай Михайлович.

— Синявин, — выдал директор, разливая коньяк заново. — Давай, еще примем.

Однако, тот демонстративно отодвинул рюмку.

— Синявину? Этому, что молодой да ранний? Ты, что наделал? Неужели не понимаешь? — Теслин едва не задохнулся от возмущения, вспомнив персону Синяина — владельца крупного холдинга, их главного конкурента на рынке. — Он же наш прямой конкурент! Забыл, что он сделал с производителем силовой электроники в Самаре? Купил, чтобы закрыть! Понимаешь? Взял и закрыл! Выбросил на улицу почти пять сотен человек!

Директор же во время этой возмущенной тирады «хлопнул» еще коньяка. После с видимым наслаждением проглотил кусочек лимона.

— Знаю. Все это знаю, Михалыч. Синявин — бульдог. Вцепится и не отпустит, — в пальцах он продолжал держать опустевшую рюмку. — Конечно, нас прикроют. Работникам на дверь укажут. Корпуса в аренду, станки на металлолом. Поэтому и хотел тебе сказать первому… Знаешь, Михалыч… Устал я. Все достало, — ладонью он провел по шее, показывая степень своей усталости. — С утра до вечера кручусь, как белка в колесе. Заказы, тендеры, договора, кредиты, неустойки… Я же жизни не вижу. Внучков понянькать хочу. Жутко порыбалить охота. Мне ночами речка и удочки сняться. А этот Синявин меня уже полгода обхаживал. Считай, каждый день названивал, золотые горы обещал.

Схватив бутылку, он отхлебнул прямо из горла.

— Я ведь тоже не железный. Сколько еще буду сизым соколом летать. За полтинник уже. Здоровье подводить начало. Таблетки глотаю, как витамины. Словом, сказал я себе, что хватит больше горбатиться и нужно соглашаться на условия Синявина, — директор хлопнул по столу ладонью. — Теперь купим с супругой в Подмосковье домик хороший рядом с речкой и лесом. Дочку с внучками туда перевезу. Буду по утрам на рыбалку ходить, а вечером в мастерской столярничать…Ну, что скажешь? — с каким-то вызовом спросил директор, глядя ему в глаза.

Теслин же со вздохом махнул рукой. Он вдруг почувствовал себя таким старым, немощным, что, от охватившей его слабости, едва не свалился со стула. Все его потуги, шевеления показались ему жалкими, лягушачьими или даже муравьиными. Зачем он засиживается в лаборатории, моделируя все новые и новые параметры силовых приборов? Кому нужны все его исследования? Директору? Получается, ему все это даром не нужно! Он уже давно внутренне перегорел, пережив превращение предприятия-гиганта в местечковый заводик. Может все это нужно старым или новым владельцам предприятия? Вряд ли. Скорее всего их интересы также не будут распространяться дальше банального выкачивания любой мало-мальски значимой прибыли. Или работникам предприятия важны его исследования? Тысячу раз нет! Огонь в их глаза уже давно погас.